Страница 49 из 106
– Да он и так всем должен. Будет он еще тебе давать. Да, Олежа?
– Разбежалась, – басил Олег, вырисовывая прутиком на песке скалящуюся рожу.
Так они и беседовали, оставляя после себя черную подсолнечную шелуху, неумелые, напитанные слюной окурки и плохие воспоминания.
– А давайте над Малой приколемся? – предложила однажды Алла, обладательница взрослого, по-бабски угрюмого лица с широким непородистым носом.
– Типа? – с особой, вопросительно-утвердительной интонацией поинтересовался Веталь.
– Типа Олежа ей назначит свидание. Эта придет. А мы будем смотреть и прикалываться.
– Ив чем прикол? – в голосе Веталя звучал скепсис, который апологеты рабочего класса склонны звать здоровым.
– Ну… не знаю.
– Вот если бы Олежа не пришел… на это свидание… вот это был бы реально прикол! – улыбнувшись углом рта, сказала Анжела.
– Да ладно. Подождет пять минут и чухнет. Всего прикола, – стоял на своем Веталь.
– Малая? Пять минут? Да ты ее не знаешь! – взвилась Анжела. – Будет час ждать, а потом еще разревется!
– Ну и толку?
– Проучим ее.
– Хоба, а можно круче! – оживился девятиклассник Мичин, его все звали по фамилии. Чувствовалось, он не на шутку разгорячен идеей. – Пусть Олежа забьет ей стрелу в Магазине. Она туда внутрь зайдет. Мы засов задвинем. Посмотрим, что она будет делать.
– Обделается, наверное, – хмуро усмехнулся Веталь. – Будет орать: «Олежек! Любимый! Спаси меня! Мне так страшно!», – последние слова Веталь произнес тоненьким голоском, небесталанно изображая девичье отчаяние.
– Может, ну его к бесу? – вяло возразил Олег. Большими пальцами обеих рук он щупал клавиатуру мобильного – пока товарищи спорили, отстреливал летящие из правого верхнего угла экранчика звездолеты мутантов.
– Ты вообще сиди. Твое дело только ей сказать, – задумчиво изрек Мичин и в качестве последнего неотразимого довода добавил: – Ты мне должен вообще, забыл?
К своему первому свиданию Тата готовилась в вихре деятельного исступления – будто собиралась в школу к самому первому Первому сентября. Впрочем, ведь и свидание – первый класс взрослой жизни.
Прыщ над бровью был с горем пополам выдавлен, ранка прижжена водкой, найденной в холодильнике (Алиса держала ее для компрессов). Ногти – вычищены и подпилены. Волосы вымыты, причем дважды. Тата даже выстригла себе челку – кромка получилась косой, но так даже актуальней, успокаивала себя она.
Набег, совершенный поутру на косметический столик Алисы, принес Тате несколько полезных трофеев: тональный крем (им Тата собиралась замаскировать ранку от прыщика), перламутровую помаду и лак для ногтей. Правда, маникюра, несмотря на полтора часа мытарств, у Таты не получилось – кисточка в неумелых руках облизывала что попало и помимо собственно ногтей золотисто-оранжевый колер приобрели также и нежные беленькие кутикулы. Насупившись, Тата свела лак вонючим ацетоном.
Примерно два часа Тата крутилась перед зеркалом, примеряя уведенные из шкафа бабушкины торжественные платья времен щедрых премий за проектирование газопровода Уренгой-Помары-Ужгород. Поначалу задумка явиться пред очи Олега а-ля Королева Кубков казалась ей прекрасной. Но потом, вспомнив заветы Анжелы и Аллы («слишком навороченных пацаны стремаются!»), Тата остановилась на джинсовом сарафане и полосатой кофточке, каковая, впрочем, вскоре обнаружилась в корзине для грязного белья. Пришлось согласиться на футболку с надписью «Sharm-el-Sheih». Старая Алисина клиентка, владелица агентства недвижимости Варвара Петровна, презентовала эту футболку на Татин день рожденья.
В молодости главбух Варвара гадала на любовников, затем переживала за оболтуса-сына, то и дело ввязывавшегося в мутные истории с давящими очертаниями казенного дома на заднике, а после пятидесяти открыла для себя вечные ценности в виде мохнатого кобеля по кличке Бендер, свежевыжатых овощных соков и отдыха на морях по системе all inclusive. Теперь Варвара Петровна приходила редко, в основном, чтобы подстраховаться перед особенно важными сделками. Алису она уже давно, и отчасти заслуженно, воспринимала как соавтора собственной судьбы. А гонорары всегда подзвучивала подарками и прочей милой мишурой женского приятельства.
Прежде чем покинуть дом, Тата выдернула из розетки видавший виды бабушкин «Локон» – попытка подкрутить кончики волос окончилась очередным за этот день фиаско.
Она почистила зубы, в восьмой раз надушилась и, на ходу пообедав шоколадной вафлей и помидором, бросилась вниз по лестнице.
Сердечко Таты стучало громко.
«Магазином», где назначено было Татино свидание, называлось гадкое и глухое место – один из отрогов построенной еще при царе Леониде станции, обеспечивавшей очистку сточных вод городской канализации.
С высоты полета стрижа станция напоминала бетонную черепаху – раскинувшую лапы, вытянувшую навстречу не поймешь чему тупую башку и, словно рулевым веслом, помогающую себе обрубком хвоста.
С наступлением капитализма коммунальное тело города ссохлось и одряхлело. Окраинная станция-черепаха, неподалеку от которой, считай, оканчивался город, не составляла исключения. Зимой в облупившихся помещениях станции ночевали бомжи, на подступах к ней сводили счеты беспризорные собачьи стаи. Что, впрочем, не мешало станции функционировать – в ее черных глубинах, как встарь, урчало, дрожало и механически переваливалось что-то значительное.
Многие служебные комнаты, ранее всегда закрытые, теперь были распахнуты настежь – делай, что хочешь (засовы и замки сдали на лом сильно пьющие, а оттого ежеутренне предприимчивые граждане).
Одну из таких комнат, правда, с уцелевшим засовом, глядящую дверью на далекие бетонные брикеты Татиного района, облюбовали для своих идиотских нужд пацаны – там они курили (один раз даже низкосортную ростовскую дурь), понемногу выпивали и мечтали о разных гадостях.
На дверях повесили найденную на свалке табличку.
Вся в ржавых пятнах, она сообщала расписание работы некоего магазина. Обеденный перерыв с 13-00 до 14-00 на ней обозначался стилизованной чайной чашкой. Над ней левитировала черная запятая ароматных испарений.