Страница 8 из 14
– Вот она идет. Наша крыса. Идет… – раздался приглушенный голос.
Говорил явно мужчина, и, скорее всего, молодой. На набережной появился девичий силуэт. Безносов вгляделся, снял очки, поднес телефон почти к самым глазам.
– Шергина? – обратился он к Дорохову.
Тот кивнул.
– Смотри дальше.
– Ну что, поехали, – сказал глухой голос.
Объектив на мгновение заслонила рука, и на камере включился фонарик. Снимающий пересек дорогу и подбежал к девушке сзади. Та, видимо почувствовав угрозу, обернулась и кинулась наутек, но слишком поздно. Преследователь схватил ее за волосы.
– Стоять!
Камера металась, слышались звуки возни, шумное дыхание, крики Ани.
– Отпусти!.. Кто ты?.. Что тебе надо?.. Полиция!..
– Заткнись!
Судя по тряске, девушка отчаянно сопротивлялась. Луч камеры на мгновение выхватывал ее лицо, и изображение тут же снова размазывалось.
Мимо проехала машина, осветила фарами дерущихся, но не притормозила, а вроде бы даже газанула.
Изображение остановилось. Голова Шергиной была прижата к покрытому трещинами асфальту. Вид у девушки был загнанный, глаза метались.
– Тебя ведь как человека просили, поговори с отцом, убеди. Неужели не пойдет навстречу любимой дочке? Не зверь же он? – сдавленно цедил напряженный голос. – Ты хоть понимаешь, что с тобой может быть, а?
– Отпусти, – прохрипела девушка. – По-хорошему отпусти.
– А то что?
Та замолчала, сообразив, что злить напавшего сейчас не стоит.
– А то что, крыса? – Камера вплотную приблизилась к лицу Ани. – По-плохому будет?
Девушка закрыла глаза от бьющего в упор света.
– Ты хоть понимаешь, что я с тобой могу сейчас сделать? Понимаешь, а?
Он рывком поставил ее на ноги. Видео снова расплылось, заметалось, опять послышались звуки борьбы.
– Пусти, я сказала!..
Когда изображение зафиксировалось, Аня лежала на перилах, наполовину свешиваясь над водой.
– Не дергайся, а то уроню, – посоветовал, тяжело дыша, мужчина.
Аня замерла, затихла и только иногда всхлипывала.
– Нравится? – спросил он, насладившись страхом жертвы. – Хочешь вниз?
– Нет! Нет! – выкрикнула истерично Шергина.
– Тогда делай, что говорят, ясно?
Он качнул ее, словно собираясь сбросить в реку, Аня снова взвизгнула. Человек уронил ее на асфальт. Девушка, рыдая, сжалась в комок, прижавшись спиной к перилам.
Камера отвернулась, похоже, человек пошел прочь от своей жертвы. Снова появилась рука, выключила фонарь. Прежде чем изображение угасло, послышался выкрик, похожий на истеричный хохот.
– Что скажешь? – спросил Дорохов, пряча смартфон. – Финиш, да?
– Финиш, – согласился Петр. – Но одно обстоятельство меня радует.
– Какое?
– Голос этого человека и близко не похож на голос кого-то из наших.
– Может, на компьютере исказили?
– Нет, Анин голос шел без искажений, значит, и его не искажен. – Безносов вздохнул с облегчением и заулыбался. – Это не из наших, понимаешь? Вот что главное!
– В принципе, да, – согласился Дядя Федор. – Но как же крыса? Как она попала в шергинский рюкзак?
Безносов потер лоб:
– Вопрос, согласен.
До начала урока было еще пятнадцать минут, однако весь класс был уже в сборе и плотной стеной стоял вокруг парты Шергиной и Селезнева.
На щеке у Ани виднелись несколько небольших запекшихся царапин, «асфальтная болезнь», как называют обычно такого рода ранения. Выглядела девушка бледновато, но в целом неплохо. Бойкот был явно позабыт и похоронен, и класс наперебой выражал Ане свое сочувствие.
Глава 3
«Двенашка»
Григорий Служитель[13]
Почти каждый день после уроков Петя шел пешком из Замоскворечья в Колпачный переулок. Путь занимал около часа, и все это время, предоставленный самому себе, Петя размышлял о последних событиях. Он по-своему любил «двенашку» и всю их школьную компанию. Петя не особо задумывался о предопределении, но если уж они оказались вместе, значит, это неспроста, значит, так зачем-то нужно. И все же в глубине души к предстоящему сносу школы он был почти безразличен. Петя оглядывался вокруг: на маму, на Федю, на учителей, на случайных прохожих – и видел, что вся жизнь состоит как бы из кругов. Если разобьется один круг, то сразу обязательно возникнет другой. И так будет всегда. А раз так, имеет ли смысл горевать из-за «двенашки»? В конце концов, если одноклассники захотят, они смогут видеться и вне старой школы. А если не захотят, получается, что не так уж и сильна была их привязанность (насчет Дяди Федора он не сомневался: с этим корешем они пройдут вместе через всю жизнь). А вот ситуацией с Шергиной Петя был искренне возмущен. Несколько раз даже набирал ее номер, желая как-то поддержать, но Аня сбрасывала звонок. Вот и сегодня в столовой он попробовал уступить ей место в очереди. Но вышло это как-то неловко и глупо: как будто если она поест раньше на одного человека, то обида ее ослабеет. Она вежливо отказалась. Петя сказал:
– Ань, слушай. Я на твоей стороне. Ты ни в чем не виновата. Это все какая-то жесть. Теперь вон до побоев дошло. Если тебе нужна какая-то помощь, сразу скажи!
Аня молча смотрела в пол.
– Ты только не подумай, я не подкатываю к тебе.
На этих словах Аня быстро взглянула ему в глаза, криво ухмыльнулась и отошла. Петю смутила такая реакция, высокомерная и злая. Тем более что он и правда даже в мыслях не имел к ней подкатывать. Еще полгода назад хотел, но боялся, а теперь и желание пропало.
В сентябре Пете всегда казалось, что он вернулся с каникул обновленным и обогащенным, что за лето достаточно вырос, научился быть самим собой и обрел долгожданную уверенность. В начале каждого учебного года он не сомневался, что уж на этот раз класс наконец воспримет его всерьез. Но то ли он ошибался насчет себя, то ли одноклассники за летние месяцы тоже успевали сильно измениться, но они снова оказывались на два-три вершка впереди Пети. Летом, знакомясь с новыми людьми, Безносов сам себе удивлялся, каким он может быть раскованным и легким. А в школе старые связи брали свое, и получалось, что отведенное ему однажды место слишком крепко держит его.
Петя успел по-настоящему полюбить квартиру в Колпачном. Он бывал в ней уже много раз, но как бы тщательно ни исследовал каждый угол, его не покидало ощущение, что он тут впервые. Три просторные комнаты вернее было бы назвать залами. Судя по всему, последний жилец (отец ли?) покинул квартиру несколько месяцев назад. Холодильник, если не считать мумии лимона на дверце, был пуст. Комплекты белья аккуратно сложены в шкафах. Кроме двух халатов и почему-то овчинного тулупа, никакой одежды в доме не оказалось. В ванной не водилось ни зубных щеток, ни шампуней. Тем не менее квартира представляла собой настоящий паноптикум, склад различных диковин. Пете быстро наскучило разглядывать бесчисленные альбомы с марками. Он тут и там находил предметы, до этого ускользавшие от его внимания. То склеенную заново китайскую вазу. То слоновий бивень в стеклянном саркофаге (внутри бивня был высечен целый город: рыночная сутолока, сценка суда, кто-то играл в шашки, ловил рыбу). На одной стене висела фотография отца, пожимающего руку мэру Лужкову на фоне нового торгового центра, на другой – икона в серебряной ризе. Над входной дверью, больше напоминавшей резной портал в готический собор, красовались две перекрещенные сабли времен наполеоновских войн. С эфесов свисали сине-бело-красные кисточки, на рукоятках можно было различить букву N в обрамлении лавровых листьев. Наконец, на глаза Пете попалась старинная гравюра, которую он раньше не замечал. На ней была изображена церковь. Внизу вилась надпись: «Церковь Святаго Трофима Ираклионского, 1776». Петя уже было отвлекся на чучело рыбы-шар, но вдруг снова уставился на гравюру. Склонил голову влево, потом вправо, приблизился к изображению, затем отошел подальше. Да, не было никаких сомнений – эта церковь стояла на месте «двенашки». Собственно, она и дала название трем прилегающим к ней переулкам.
13
Григорий Служитель – писатель, солист группы O’Casey.Актер «Студии театрального искусства», автор романа «Дни Савелия». Лауреат премии «Большая книга», специального приза премии «Ясная Поляна».