Страница 7 из 14
– Только ведь это все равно кто-то из нас. Понимаете? Ну ладно. Не хотите признаваться, не надо. Но давайте договоримся, что на этом всё, хватит. Больше никаких гадостей. Согласны? Я спрошу каждого, чтобы все было по-честному. Андрей Лубоцкий, с тебя начнем. Неважно, ты это сделал или нет, просто поклянись, что не причинишь вреда и не обидишь Аню Шергину. Клянешься?
– Клянусь. Но право сохранять бойкот я оставляю за собой.
– Как хочешь. Теперь ты, Лиза.
– Клянусь. Но от бойкота не отказываюсь, – подняла руку Дейнен.
…Класс разошелся по домам. Под липами остались Петя, Федька и Соня.
– Безносик, ну чего ты так расстраиваешься? – спросила девушка, становясь поближе к Дорохову. – Три к носу, все пройдет. Поговорка есть такая, знаешь?
– Гадко все это, Соня, гадко. Федь, дай закурить.
– И ты, Брут? – снова удивился Дорохов.
Петя с каким-то отчаянным видом сделал подряд три глубокие затяжки. Покраснел, потом побледнел и разразился жутким, выворачивающим наизнанку кашлем. Федька и Соня согнулись пополам от смеха.
– Тоже гадость… – проскрипел Петя, держась за горло и отплевываясь. – Ох-х-х… Ладно. Я домой. Пока.
Пошатываясь, он двинулся к выходу с территории школы. Дорохов подался за ним, но Соня придержала его за рукав:
– Дойдет.
– Дойдешь, Петь? – крикнул ему вслед Федя.
Безносов, не оборачиваясь, покачал в воздухе рукой с поднятым вверх большим пальцем.
Вечером у всех одноклассников звякнул мобильник.
Kuraga. 13.09_18:41. Что, пупсы, понравилось шоу двух крыс? То ли еще будет! Готовьтесь все, и Шерга особенно.
На следующий день перед первым уроком, едва войдя в класс, Безносов демонстративно подошел к парте, за которой сидели Шергина и Селезнев. Протянул руку Василию, повернулся к девушке.
– Аня, привет.
– Привет, – немного подозрительно ответила та.
– Как ты?
– Да ничего, спасибо. Пришла в себя. Уходить не собираюсь, – пошутила она.
– Ну и отлично. Обращайся, если вдруг что-то нужно будет, – чуть повысив голос, чтобы слышали остальные, сказал Петя.
Лубоцкий, склонив голову набок, наблюдал за этой сценкой, потом пожал плечами и отвернулся. Остальные сделали вид, будто ничего не произошло.
Когда накануне Петя пришел домой, мама приблизилась к нему, привстала на цыпочки, поскольку была уже на полголовы ниже сына, и втянула воздух.
– Ты закурил? Совсем с ума сошел?
Петю немного мутило от трех затяжек, и выслушивать материнские упреки не было никакого желания. Мать же, напротив, была на взводе. Мысль о свалившемся, но пока недоступном богатстве нервировала ее хуже гвоздя в ботинке. Она то и дело срывалась по поводу и без повода. И чаще всего, конечно, на Петра.
– Уже куришь, да? А что потом будет? Пить начнешь, гулять?
– Ма, ну хватит. Я случайно затянулся… – пробурчал Петька и тут же понял, что сморозил глупость.
– Случайно – это как?! – взвилась мать. – Сигарета тебе сама в рот попала? У тебя головы, что ли, вообще нет? Ты кем хочешь вырасти? Как отец твой? Таким же? Детей бросать?..
Петька понял, что «концерт» может растянуться на целый вечер, и поступил так, как делал уже не раз. Собрал рюкзак и двинулся к двери.
– Ты куда, опять к Федьке? – спросила мать, оборвав монолог.
– Угу, – максимально неопределенно промычал в ответ сын.
– И ночевать опять у него останешься?
– Если его родители не прогонят.
– Когда это они тебя прогоняли?
Как ни странно, известие о том, что она проведет вечер одна, успокоило Галину Алексеевну. Больше всего она любила одиночество, общение с людьми давалось ей с трудом.
Петя поцеловал мать на прощание:
– Ма, я правда по глупости затянулся. Больше не буду, честно.
– Ладно, ладно, верю, – оттаивая, обняла его в ответ мать. – Точно не будешь?
– Точно.
Петька натянул свои пожившие конверсы («Новые, что ли, купить?») и постарался поскорее выскользнуть из квартиры. Врать он не любил, а между тем соврать ему только что пришлось. Дело в том, что он совсем не собирался к Федьке. С некоторых пор у него образовалось свое убежище, которым он мог пользоваться втайне от матери. Во время последней встречи адвокат покойного отца Евгений Адамович Чарторижский передал ему ключи от трехкомнатной квартиры в Колпачном переулке. Одной из многих, что числились за почившим олигархом. Не самой просторной и роскошной, но самой любимой и часто посещаемой.
– Обживайте, юноша. Все равно по завещанию она ваша. Только, чур, без дебошей и шумных компаний. Консьерж проследит.
Когда Петя пришел в Колпачный в первый раз, консьерж, как и было уговорено, связался с Чарторижским, адвокат по видеосвязи перекинулся несколькими фразами с парнем и, удостоверившись, что он именно тот, за кого себя выдает, приказал пропустить гостя.
Высокая, тяжеленная, покрытая резьбой деревянная дверь открылась мягко. «Словно у холодильника», – подумал Безносов.
Потолки под три метра, в лепнине. На окнах тяжелые, словно отлитые из бронзы шторы, стены сплошь покрыты картинами и фотографиями, всюду книжные шкафы и полки с собраниями сочинений, томами в кожаных переплетах. Древняя, огромная, как телевизор, ламповая радиола, рядом стеллаж с пластинками – от Вивальди до Стравинского, от Чака Берри до Ника Кейва. Массивный письменный стол, на нем лампа со стеклянным витражным абажуром. Диваны, кресла, пуфики, торшеры с бахромой. Ковры на полу. Но больше всего Петю вдохновил отделанный темными изразцами камин со стоящими на каминной полке подсвечниками в наплывах воска.
Петя вышел на лестницу, спустился к будке консьержа:
– Э-э-э… там, в квартире, камин…
– Совершенно верно, – с готовностью отозвался страж подъезда.
– Скажите, он в рабочем состоянии? Можно его затопить?
– Да, конечно. Там есть небольшие хитрости, но ничего сложного. Могу объяснить.
– Хорошо, спасибо. Я пока топить не собираюсь, но, когда похолодает, попробую.
В ящике письменного стола обнаружилось два десятка толстых кляссеров с марками, и Петька с головой ушел в их изучение. Тут были и современные экземпляры, и дореволюционные, и множество советских. В основном отчего-то космос.
Петя никогда не интересовался филателией, но, возможно, только потому, что никогда не получал в руки такое богатство. А то, что это богатство, он понял сразу. Магия, заключенная в цветных кусочках бумаги, проявила себя внезапно и окатила парня с головой. До трех часов ночи он рассматривал изображения планет, космических кораблей, животных, насекомых, рыб, спортсменов, теплоходов…
С тех пор он при первой возможности сбегал в квартиру отца и «обживался».
После марок настал черед картин, фотографий, книг. Петя научился разжигать камин, полюбил слушать пластинки на ламповой радиоле.
Он сам себе напоминал ученого, открывшего неизвестную страну и жадно ее изучающего.
В понедельник утром Безносов, как обычно, дождался у своего подъезда Федьку, и они пошли к школе. Петя никогда не отличался внимательностью, да сейчас он к тому же был спросонья, поэтому не сразу заметил, что Дорохов взбудоражен сверх всякой меры. Он молчал, но это было спокойствие закипающего чайника.
– Ты чего такой?
– А какой я должен быть, по-твоему, после этого?!
– В смысле? После чего?
– А, ты ж у нас технически непродвинутый… Купи уже, наконец, нормальный телефон!
Федька достал из кармана смартфон, пробежал пальцами по экрану.
– Смотри. Ночью пришло.
На экране светилось сообщение из WordApp: «Kuraga. 17.09_03:06. Веселье продолжается!»
Ниже висело черное окошко видеофайла. Дорохов тронул экран, несколько раз нажал на регулятор громкости.
Снимали, судя по ракурсу, камерой, укрепленной на голове по типу налобного фонарика.
На экране был поздний вечер. Снимающий прятался за деревом возле набережной реки, но не Москвы, какой-то поменьше, может быть, Яузы. Параллельно реке шла узкая дорога, машин на ней в этот час почти не было.