Страница 19 из 24
– Ты такой красивый, – прошептала девушка, проведя пальцем по четкой линии нижней челюсти.
Она положила руку ему на щеку, поглаживая большим пальцем скулу.
Её рука на его лице заставляла бежать дрожь, а что-то в груди сжиматься от нежности.
Мужчина наклонился вперед. Он медленно её поцеловал, чувствуя такой же медленный ответ. Поцелуй полный нежности и трепета.
Она положила и вторую руку на его щеку, а Вениамин подался ещё ближе. Волосы девушки соскользнули с её плеч, откидываясь назад.
Мужчина слегка наклонился, чувствуя, как Варвара теряет опору. Но она не хваталась ни за что, продолжала его целовать так, как будто до этого тонула, а поцелуй – это долгожданный воздух. Его рука между её лопаток была её единственная опора.
Она вплело пальцы в его волосы на затылке. Оторвалась на секунду, но тут же вновь поцеловала.
Она поднялась с его колен, но разрывать поцелуй не хотела, как и мужчина. Он потянулся следом, чувствуя губами, что девушка улыбается.
Дыхание Варвары сбилось, а губы покраснели. От глубоко дыхания её грудь поднималась, а кожа в свете огня сверкала золотом.
– Не только тело, – прошептала она, – я отдаю тебе не только тело.
Девушка легко подцепила широкие лямки платья и потянула их вниз, не отрывая взгляда от лица мужчины. Ткань скользила по её коже, открывая тело.
Платье упало к её ногам, девушка его переступила и вновь села на колени мужчины. Она тут же поцеловала его, обнимая за шею.
Его ладони были обжигающе горячими на её спине. По коже бежала дрожь от губ на лице, на шеи.
Сплетя пальцы с пальцами девушки и уткнувшись в плечо Варвары, Вениамин глубоко дышал ней. Чувствуя, как от накатившей нежности сжимается что-то в груди. Чувства сжигали дотла, а все здравые мысли смывало, как будто при цунами.
Во всем мире существовала только Варвара с её горячими руками, нежными губами и черными, колдовскими глазами.
И целуя плечи, Вениамин слишком ясно понимал, что все это – это не про секс, это про любовь.
А после они легли в кровать, укутались в теплое одеяло и я не разжимали объятий, не готовы опустить друг друга.
Варвара прижалась щекой к его груди, иногда поворачивалась и оставляла короткий поцелуй. Вениамин перебирал её волосы, рассказывая обо всем.
Рассказывал о вещах, которые никогда бы не осмелился рассказать друзьям или Магдалине. И был уверен в том, что Варвара поймет.
***
Магдалина проснулась ближе к обеду. Вениамина уже не было дома.
Впрочем, в этом не было ничего удивительного. На выходных он часто уходил куда-то, как будто не желал оставаться с ней наедине.
Видимо, он верил, что девушка не понимает этого.
Девушка открыла окно и села на подоконник, опираясь стопами в стену. Холодный ветер раздувал её волосы, а кожа покрылась мурашками. Девушка медленно курила, стараясь заглушить глухую обиду.
Ей оставалось надеяться лишь на то, что он вернется ближе к вечеру, вспомнив свое обещание пойти с ней в театр. Обычно она ходила одна, находя в этом свое очарование.
Но в этот раз, когда у них уже был договор, пойти одной ей казалось невыносимо скучным.
Она взяла одну из книг и все так же сидя на подоконнике, принялась читать. Хотя у неё не получалось сосредоточиться на сюжете, мысли куда-то уплывали. А в груди был неприятный ком.
Они жили всего на третьем этаже, так что Магдалина понимала, что прохожие могли видеть её с улицы. Но она не могла отказаться от удовольствия сидеть на подоконнике с книгой. Она часто сидела так в одной рубашке или же футболки, притягивая взгляды обнаженной кожей. Но предпочитала это игнорировать. Хотя старушки у подъезда цокали на неё языком, свой комфорт и удовольствие для Магдалины были намного важнее чьих-то косых взглядов.
В этом было отличие между ней и Вениамином. Почему-то он не мог избавиться от волнения от осознания, что кто-то будет на него коситься или осуждать.
Девушка заметила это ещё в начале их отношений.
Когда пошел дождь, на самом деле был настоящий ливень, у Вениамина тогда ещё не было машины. Девушка сняла обувь, идя по улицам босиком, шлепая по лужам. Вениамин смущенно тащился рядом.
Возможно, это было от того, что мужчина сам был не прочь кого-то осудить.
Это как с ревностью. Почему-то самые большие ревнивцы – это те, кто сам ходит налево.
Вениамин терпеть не мог проявления привязанности в общественных местах. Цокал языком на парочек, что целовались на улицах. Казалось, его это так шокировало, что он мог об этом рассказать.
Когда они только начали жить вместе и мужчина ездил на работу в метро, часто, по приходу домой, он эмоционально рассказывал о какой-то парочке, что обжималась в вагоне метро или же на станции.
Правда, не получал от Магдалины такого же искреннего возмущения. От того он прекратил вскоре это рассказывать.
Но больше всего его возмущали красивые молодые девушки и женатые мужчины, что без стеснения демонстрировали свою связь. Он был убежден, что измены должны оставаться за закрытыми дверьми.
Вениамин был из тех, кто любил создавать красивую картинку и прятать за ней груды гнили и предательства.
Магдалина же считала, что в этом лишь больше драмы.
Для неё сама измена не так нетерпима, как осознание, что человек, которому она посвящает себя и верит, годами скрывал от неё влюблённость в другую женщину.
Спектакль начинается в восемь вечера.
Но начиная с трех девушка забеспокоилась. Мужа все не было.
Она позвонила ему, вспомнив, что так и не сказала, когда у них поход в театр: в субботу или же в воскресение.
Вначале он просто не отвечал, после вовсе выключил телефон.
Девушка зажмурилась, громко втянув воздух через сжатые зубы. Она отложила телефон и упала на кровать, глядя в потолок.
Почему-то Вениамин считал, что у неё совершенно нет чувств и своих желаний. Как будто она обязательное дополнение к его представлению о взрослой жизни.
Обязательно должна быть машина, высокооплачиваемая работа и жена.
И все остальное не важно.
Завел жену и можно оставить на подоконнике, как цветок в горшке, поливать и больше ни о чем не заболотиться. Во сколько бы он не возвращался с работы, цветок ведь и будет продолжать стоять на подоконнике.
Девушка прижала ладони к лицу. Выдохнула и убрала руки.
Оставаться одной ей сегодня не хотелось, от того она взяла телефон и перевернулась на живот. Открыла переписку с сестрой и, стараясь не выдать волнений, написала, что была бы рада сегодня встретиться с ней и её новым мужчиной.
Конечно, та что-то заподозрит, Магдалина никогда сама не предлагает таких встреч. Но это не важно. Она слишком обрадуется такой возможности, чтобы что-то спрашивать. А если и спросить то лишь для виду, чтобы успокоить себя, что она хорошая сестра и как хорошая сестра поинтересовалась жизнью Магдалины.
А на самом деле ей ведь дела нет.
Плевать на все кроме себя. Но Магдалина не была на неё зла. Ей уже почти тридцать, она привыкла к этому миру и к тому, что он устроен так, что для каждого важнее всего он сам.
Сокрушаться по этому поводу то же самое, что сокрушаться, что мы не птицы и летать самостоятельно не умеем.
Магдалина была уверена, что единственный человек, который её любил больше себя, был её отец.
Странновато-гениальный мужчина, который видел в ней человека, а не возможность воплотить нереализованные мечты.
Прошло уже так много времени с его смерти, а журналисты до сих пор цитируют его и ссылаются, как на что-то вечное. Какую бы статью он не написал, неважно о чем, её разбирали на цитаты.
Магдалина помнит, что когда она была маленькой её отец работал над какой-то книгой. Та бы наверняка стала классикой, которую обязан прочесть каждый.
Но после его смерти она исчезла, как будто её никогда и не существовала. Девушка не удивилась бы, если бы её отец сжег её где-то на костре.