Сорок второе августа

– Проходи на кухню! – прокричали ей в ответ.

Отчим поковылял в комнату, пробурчав, что не будет вмешиваться в бабские разговоры. Он неприятно шоркал тапочками, а когда плюхнулся на диван, тот заскрипел старыми пружинами.

Магдалина зашла на кухню, закрыв за собой скрипучую дверь, держа впереди торт, как какой-то щит или белый флаг мира.

На табурете, спиной к окну, сидела Вика. Она поставила правую ногу на сидение стула и упиралась подбородком в коленку, иногда закидывая в рот печенье.

Ей было двадцать три и это можно было понять лишь по некоторым аспектам её поведения. Лишь когда она вела себя как избалованная принцесса, что не наигралась в куклы и интриги.

Внешне же её возраст определить просто было невозможно.

Волосы перекрашенные в модный светлый оттенок, длинные наращённые ногти и надутые губы. Она хлопала своими искусственными ресницами и из-за ботокса в скулах её лицо всегда казалось немного высокомерным.

Но все равно, каждый раз, когда Магдалина смотрела на свою младшую сестру она видела ту маленькую девчонку, которая примеряла пышные платья и крутилась, от чего юбки взлетали. Её глаза сверкали восторгом, а все лицо было искаженно ослепляющим счастьем.

Вика всегда была яркой. Пошла на танцы, пение, рисование, гимнастику. Не задерживалась ни в одном кружке дольше нескольких месяцев, перегорая, но благодаря этому она всегда была первой во всех школьных представлениях и конкурсах.

Детская потребность во внимании переросла в женскую потребность в мужчинах. Казалось, Вика физически не могла жить без восхищённых взглядов и ухаживания.

Она любила саму мысль находиться в отношениях.

А для счастья было достаточно выйти замуж за богатого и красивого. Впрочем, Магдалина была уверенна, что этого Вике действительно хватит. Ей будет приносить радость сама мысль, что вот, она теперь жена.

– И где ты пропадала? – закинув в рот очередное печенье, спросила Вика. На её пальчике сверкало кольцо с большим камнем. Наверное, очередной подарок от поклонника.

– Были дела, – спокойно ответила Магдалина, поставив торт, в центр стола.

– Лена! Сколько раз говорить, что мы любим фруктовые?

Магдалина повела плечом, игнорируя мать.

Ей было уже почти тридцать, исполниться через два месяца, а она до сих пор не может заставить мать называть её настоящее имя, а не сокращение.

Та всегда называла на неё «Лена», когда злилась. Она называла на неё так несколько месяцев после того, как ей исполнилось восемнадцать. А после ещё несколько месяцев вообще не обращалась по имени, обходясь прозвищами.

И даже сейчас она почти никогда не обращается к ней по имени.

– Ладно, – вздохнула мать, вытерев руки об передник, – кофе без сахара?

Она, не дожидаясь ответа, повернулась к плите, наливая в кружку крепкий, черный кофе. Себе и Вике она налила зеленый чай.

Насчет имени «Магдалина» настоял её отец и её мать его искренне ненавидела. Хотя девушка подозревала, что её мать раздражает не само имя, а его история. Это было как очередное бельмо напоминающее, как она говорит, об ошибке молодости.

После смерти отца она повадилась иногда называть на неё «Леной», утверждая, что это просто сокращение. А за несколько месяцев до восемнадцатилетия дочери начала совершенно откровенно говорить, что имя можно поменять на такое простое и красивое «Лена».

Магдалина была упорна в том, чтобы этого не делать.

А теперь её мать так же упорно продолжала иногда сокращать её имя.

– Давай, рассказывай как у тебя дела, – сев на табурет, сказала женщина, громко отхлебнув зеленый чай с кружки, – все в библиотеке пропадаешь?

– Мне нравится моя работа, – пожала плечами Магдалина.

На самом деле ей нравилась литература. От того работа в библиотеке ей показалась самой подходящей.

На ней её держал коллектив. Такие же книжные черви, которые на обеденном перерыве обсуждают книги, хотя, казалось бы, за рабочий день должны от них устать.

– Вика, а у тебя как дела? – перевела тему Магдалина, – Работу нашла?

– Я и не искала. Мне она сейчас не нужна.

– У нашей Викуни новый мужчина, – как-то гордо сказала мать, – мужчина обеспеченный.

– Ага, – ответила Магдалина, доставая из умки пачки сигарет, – это самое главное.

Женщина что-то согласно замычала, совершенно не замечая скользящей в словах дочери иронии.

Глава 3

Вениамина было смешно.

Он осознавал, что походил на фрилансера. Те любили сидеть в кофейнях с большими бумажными стаканами кофе и что-то делать на своих ноутбуках.

Он же не хотел возвращаться к жене. От того он сидел в небольшой кофейне у дома, пил чай и заедал это все пирожным. Смотрел фильм в ноутбуке, а после, заскучав, начинал читать различные статьи.

Когда вы вдвоем в квартире, больше никого в ней нет, то особенно сильно чувствуется, что вы абсолютно чужие люди.

Ни она, ни он не знают друг о друге ничего. Может быть, лишь какие-то повседневные привычки. Они знают друг о друге не больше того, что знают обычные соседи, вынужденные жить в одной квартире, чтобы сэкономить деньги.

Ему нужно забрать машину.

Он мог бы пойти сейчас, все равно не знал, чем занять себя. Но почему-то хотелось дождаться вечера.

Номер в кармане был укоризненным напоминанием.

Вениамин, каждый раз, когда вспоминал о салфетке с выведенными цифрами, понимал, от чего он желает дождаться вечера, но предпочитал игнорировать это. Если не думать, то совесть затыкается.

Он, скучая, наблюдал за посетителями поверх экрана ноутбука. Большинство медленно цедили кофе, глядя в телефон или же в окно и было сразу понятно, что здесь они лишь, чтобы переждать дождь. То ли по неуверенному ёрзанью, то ли по слегка нахмуренным бровям.

За стойкой стояла сонная девушка с неуклюжим пучком на голове и такой же сонный парень.

Магдалина тоже иногда делала пучок, глядя на спадающие светлые волосы, вспомнил Вениамин. Но её волосы, весь её образ, всегда смотрелся совершенно по-другому.

Его жена в своей небрежной изысканности напоминала француженок из старых фильмов.

Именно это его когда-то покорило.

Встретился он с ней в парке. Он ждал девушку, с которой было назначено свидание, а Магдалина не смогла найти свободную скамейку. От того спросила не возражает ли он, если она присядет.

Он не возражал, его девушка опаздывала уже на двадцать пять и минут и она не отвечала на звонки.

Между ними лежал слегка подвявший, несчастный букет ромашек. И он боролся с порывом выкинуть его.

Магдалина читала какую-то книгу и Вениамин залюбовался тем, как она выглядит в солнечных лучах. На свету были видны веснушки, глаза сверкали насыщенно-карим светом, а улыбка успокаивала своей мягкостью.

Правда, его сердце никогда не сбивалось с привычного ритма рядом с ней.

Ей тогда было двадцать шесть, ему тридцать три. И он тогда думал, что это любовь.

Её было тяжело не любить.

Когда было четыре часа он уже не мог просто сидеть и делать вид, что чем-то увлечен. Мысли все чаще расплывались, вырисовывая образ загорелой кожи и темных волос.

Он в каком-то нетерпении постукивал ногой, поглядывая на время.

Вздохнув, он закрыл ноутбук и вызвал такси, нетерпеливо поглядывая на парковку возле кофейни. Он сидел рядом с окном практически во всю стену, так что та была как на ладони.

В тепле кофейни, пропитанным горячим запахом напитков, было даже как-то смешно наблюдать за куда-то спешащими людьми. Это напоминало просмотр телевизора.

Там трагедии, спешка, здесь – покой, пропитанный запахом кофе и сладостей и негромкой, размеренной музыкой.

Кто-то рядом громко рассмеялся и Вениамин вздрогнул, переведя взгляд на соседний столик.

Четверо парней школьного возраста. У них всех были мокрые из-за дождя волосы и яркие улыбки, какие могут быть только когда тебе лет пятнадцать-шестнадцать.

Его телефон, лежащий на столе, зажужжал. На экране высветился незнакомый номер и он тут же ответил.