Рассказы и очерки

Дело обстоит так. Я знаю всех торговцев коврами, какие есть в нашем городе, и иногда захожу к ним поглядеть на товар. Видите ли, их закупщикам в Анатолии и Персии иной раз попадается старинный ковер, украденный в мечети или еще где-нибудь; они суют его в тюк обычного метрового товара и потом он продается на вес, что бы в нем ни было. Вот я и думаю, не попадется ли мне в таком тюке "ладик" или "бергамо". Потому-то я и заглядываю в эти лавки, сажусь на кипу ковров, покуриваю и гляжу, как купцы продают профанам всякие там "бухары", "тавризы" и "саруки". Иной раз спросишь: "А что это у вас в самом низу, вот этот, желтый?" И, глядь, оказывается, "хамадан".

Так вот, зашел я однажды в Старом Месте к некоей госпоже Севериновой, у нее лавка во дворе, и там иногда попадаются отличные "караманы" и "келимы".

Хозяйка лавки - такая круглая веселая дама, очень словоохотливая. У нее есть любимая собака, пудель, этакая жирная сука, глядеть тошно. Толстые собаки обычно сварливы и как-то астматически и раздраженно тявкают, я их не люблю. А кстати, видел кто-нибудь из вас молодого пуделя? Я - нет. По-моему, все пудели, как и все инспекторы, ревизоры, акцизные надзиратели, всегда в летах, такая уж это порода. Но так как я хотел поддерживать с Севериновой дружеские отношения, то обычно присаживался в том углу, где на большом, вчетверо сложенном ковре сопела и пыхтела ее собачоика Амина, и почесывал этой твари спину - Амине это очень нравилось.

- Госпожа Северинова, - говорю я однажды, - что-то плохо у вас идет торговля. Ковер, на котором я сижу, лежит тут уже три года.

- Куда там, дольше! - отвечает хозяйка лавки. - Он в этом углу лежит добрых десять лет. Да это не мой ковер.

- Ага, - говорю я, - так он принадлежит Амине.

- Ну, что вы, - засмеялась Северинова, - не ей, а одной даме. У нее дома тесно, держать его негде, вот она и положила ковер у меня. Мне он порядком мешает, но по крайней мере есть на чем спать Амине. Верно, Аминочка?

Я отвернул угол ковра, хотя Амина сердито заворчала.

- Довольно старый ковер, - говорю. - Можно на него посмотреть?

- Конечно, - отозвалась хозяйка и взяла Амину на руки. Поди сюда, Амина, господин только посмотрит, а потом ты опять ляжешь. Куш, Амина, нельзя ворчать! Ну, иди, иди сюда, дурочка!

Тем временем я развернул ковер, и сердце у меня екнуло, это был белый анатолийский ковер семнадцатого века, местами протертый до дыр, представьте себе! - так называемый "птичий" - с изображением каких-то сказочных существ и птиц, это запрещенные магометанской религией мотивы. Уверяю вас, такой ковер - неслыханная редкость! А этот экземпляр был не меньше, чем пять на шесть метров и восхитительной расцветки; белый с бирюзово-синим и вишневоалым узором. Я отвернулся к окну, чтобы хозяйка не видела моего лица, и говорю: - Довольно ветхая штука, госпожа Северинова, а тут он у вас и вовсе слежится. Знаете что, скажите вашей даме, что я куплю этот ковер, ежели ей негде его держать.

- Не так-то это просто, - отвечает Северинова. - Ковер не продается, а владелица его живет все больше в Мерано и Ницце. Я даже не знаю, когда она бывает здесь. Но попробую узнать.

- Будьте добры, - сказал я равнодушнейшим топом и ушел.

К вашему сведению: купить вещь за бесценок - дело чести коллекционера. Я знаю одного очень известного и богатого человека, который собирает книги.

Ему ничего не стоит отдать тысячу-другую за какую-нибудь старую книжонку, но, если удается, купить у старьевщика за две кроны первое "здание стихов Иозефа Красослава Хмеленского *, он чуть ие прыгает от радости. Это тоже спорт, вроде охоты на серн.

Вот и втемяшилось мне в голову по дешевке: купишь "птичий" ковер и подарить его музею, потому что такому уникальному предмету место только там.

И чтобы рядом повесили табличку с надписью "Дар доктора Витасека". Что поделаешь, каждый тщеславен на свой лад. Признаюсь, я прямо-таки потерял покой.

Немалых усилий стоило мне назавтра же не побежать к Северинихе. Я только и думал, что о "птичьем" ковре. "Надо выждать еще денек", - твердил я себе каждое утро. Человеку иногда хочется помучить самого себя.

Недели через две мне пришло в голову, что тем временем кто-нибудь другой может перехватить "птичий" ковер у меня под носом, и я помчался в лавку.

- Ну, как? - кричу еще в дверях.

- Что как? - удивилась госпожа Северинова.

Я спохватился.

- Да вот, - говорю, - проходил мимо вас и вспомнил об этом белом ковре. Продаст его та дама или нет?

Севериниха покачала головой.

- Бог весть! Она сейчас в Биаррице, и никто не знает, когда вернется.

Я поглядел, там ли еще ковер! Там! На нем лежит Амина, еще более разжиревшая и облезлая, и ждет, чтобы я почесал ей спину.

Через несколько дней мне пришлось поехать в Лондон. Там я заодно зашел к Кейту - знаете, к сэру Дугласу Кейту, сейчас лучшему знатоку восточных ковров.

- Сэр, - говорю я ему, - сколько может стоить белый анатолийский ковер с джинами и птицами, размером пять на шесть метров?

Сэр Дуглас воззрился на меня сквозь очки и отрезал сердито:

- Нисколько.

- Как так нисколько? - говорю я, смутившись. - Почему же нисколько?

- Потому что ковров такой величины вообще не существует, - закричал на меня сэр Дуглас. - Следовало бы вам знать, сэр, что самый большой размер такого ковра - это три на пять ярдов!

Я весь залился краской от радости.

- Ну, а если бы все-таки существовал один такой экземпляр, сэр? Сколько бы он стоил?

- Нисколько, говорю вам, нисколько! - снова закричал сэр Кейт. - Это был бы уникум, а как можно определить цену уникума? Он может стоить и тысячу и десять тысяч фунтов. Почем я знаю?! Но такого ковра не существует, сэр. Всего хорошего!

Представляете себе, в каком настроении я вернулся домой. Пресвятая дева, я должен раздобыть этот "птичий" ковер! То-то будет подарок музею! Но вы понимаете, что теперь никак нельзя было слишком заметно нажимать на Северинову. Это шло бы вразрез с коллекционерской тактикой, да и торговка совсем не была заинтересована в продаже старого тряпья, на котором спала ее собака. А зловредная баба, владелица ковра, все время переезжала то из Мерано в Остенде, то из Бадена в Виши. Наверное, она держала дома медицинскую энциклопедию и постоянно выискивала для себя разные болезни; в общем, она все время торчала на каком-нибудь курорте.