Демон-хранитель

Наконец, за мной пришли, и я пружинисто встал на ноги. По телу разлилась привычная сила, она бурлила во мне, для привычного меня действовать, нежели пускаться в длинные и пространные рассуждения. Я потянул чуть наручники, они слабо хрустнули, оставил их, так как пока ещё рано освобождаться от них. Темные стены подземных казематов сменились светлыми местами радужных пространств Дворца Справедливости, и у меня опять засвербело плюнуть себе под ноги, чтобы хоть как-то испортить эту напускную и фальшивую благость, те, кого хоть раз в жизни «ломала» система правосудия, сейчас бы поняли меня.

Меня ввели в зал полный любопытных глаз: из толпы мой взор выхватил охваченное заботой лицо ангела Фенцио и собранная, словно пантера перед прыжком, Эмма, её взгляд лучился надеждой.

Видя, что все стороны на месте и восстановив гробовую тишину, судья Астрея встала и начала свою речь:

–Провозглашается приговор Суда Справедливости: Властью данной мне Шепфа я осуждаю Душу и Демона на небытие, приговор должен быть приведен в исполнение немедленно, у защитников есть немного вечности для обжалования!

По залу прошелся ропот, я слышал, что многие шептали о дитя. Моё сердце сжалось от боли, я видел, что побледнела Эмма, и её глаза наполнились слезами.

— Осужденному Демону предоставляется последнее слово, — Астрея с немигающим, абсолютно ничего не выражающим взглядом обернулась ко мне — чистое слепое правосудие, действующее по Букве Закона, напрочь забывшее о его Духе. Так справедливость коснулась нас с Эммой: — Демон Геральд, Вам есть что сказать?

Я поднялся с места, вышел на середину зала и огляделся. Я каждому заглянул в глаза и начал говорить немного хрипло, стараясь скрыть волнение, давясь еле сдерживаемым гневом, тая надежду в душе:

— Оглянитесь вокруг. Что вы видите? Небеса! Чистые, красивые, даже плюнуть некуда, а жаль, мне очень хочется… Однако сейчас не об этом. Я, как помню себя всю жизнь, знал только одно — сила решает всё и важно соблюсти Закон Равновесия. Я знал только ад, я — воин, я — учитель, я — тот, кто встречает людские Души, если они того заслуживают и даю им крылья Непризнанных. Я больше ничего не ведал, пока однажды по глупой ошибке или велению судьбы не был отправлен на землю и приставлен к Душе, ставший, будучи по природе противоположным, для неё хранителем, демоном-хранителем, — я взирал на замершую Эмму, смотрящую на меня любящим теплым взглядом. — Я рос вместе с ней, я испытывал все радости и горечи рядом с ней, я учился любить и ненавидеть, я — тот, кого опасается Закон Равновесия. Тут есть те, кто, возможно, никогда не испытает его на себе, а я испытал: Равновесие в людях, в их жизни, в их ежесекундном существовании, являя собой одновременно свет и тьму, которые уживаются, причудливо переплетаясь в их сложной душе, раздираемые страстями, снедаемые болезнями, сгибаемые трудностями. Они для нас должны являться примером соблюдения этого гребаного Равновесия. Я люблю эту Душу, я люблю моего ещё неродившегося ребенка, которого Справедливость обрекла на небытие, как и его родителей. Я — демон Геральд, думавший, что то, что было до встречи с Душой жизнью, познавший жизнь только с Эммой.

Замолчав снова обвел помещение глазами, видя пораженные лица присутствовавших. В зале повисло тяжелое выразительное молчание. Еще немного и понесется залихватское: «Судью на мыло». Астрея, ничего не сказав и не прервав меня, обратилась к Эмме:

— Имеет ли что сказать Душа, перед исполнением приговора?

Эмма поднялась с места и умоляюще воззрилась на судью, слабым дрожащим от волнения хриплым голосом проговорив:

— Могу ли я вместо слов обнять Геральда, Ваша честь?

Астрея вздрогнула и, позволив себе проявление чувств, чуть подалась вперед с судейского места с изумлением глядя в изумрудные глаза моей девочки:

— Ты не боишься небытия, Душа?

— Было бы глупо сказать, что не боюсь, Ваша честь, ведь я не знаю, что это такое, а неизвестность всегда страшит, — проговорила моя умничка. — Но я уйду туда с теми, кого знаю и люблю безмерно, у меня нет никого и ничего, кроме Геральда и не рожденного дитя. И я прошу вас, нет, я заклинаю вас, позвольте в последний раз обнять… — и она бесшумно зарыдала.

Зал немного заволновался, это было вне правил, однако, вне правил была и наша любовь и весь суд и приговор, решивший убить еще не рожденное дитя. Астрея застучала молоточком и, восстановив тишину и порядок в зале судебного заседания, проговорила:

— Разрешаю.

Эмма улыбнулась и сквозь слезы прошептала слова благодарности Астрее, отправлявшей нас своим решением в Небытие. Она старалась не выдавать свое волнение перед предстоящим, выйдя из-за стола и направляясь ко мне. Я видел, что моя девочка была напряжена, а, подойдя ко мне, нежно обняла.

— Ты готова? — шепнул я, дергая наручники, которые тут же подались мне, видя её утвердительный кивок, освобождая руки.

Резким движением и уже привычным жестом, значащим для неё больше, чем все мои скупые слова о любви, я завел Эмму за спину и подавшись вперед вытащил у близстоящего пристава его меч, пиная его на стол, за которым сидели Винчесто и Сатана, не успевшие среагировать, нелепо повалившись, как кегли. Несколько шагов и мы были у выхода. Я видел высокую фигуру архангела Гавриила, который выхватив меч у одного из приставов, приближался к нам. Мы были уже в коридоре и я мысленно призвал круговорот, как архангел нагнал нас. Я услышал знакомый шум, в конце коридора возник проход на землю, туда надо было просто добраться. И об этом легко было только думать.

— Ты думаешь, демон, я так просто вас отпущу, — проговорил он злобно и сделал мощный выпад.

— Что тебе до нас, отправленных в небытие? — спросил я, уклонившись, прикрыв Эмму.

— Ты наивный, демон, жалоба на решение и Эмме продлят жизнь, покуда она не родит, а ты мне не нужен, — он холодно усмехнулся и снова выпад, на этот раз жестче и озлобленнее прежнего, от которого я с трудом увернулся, отмечая то, что архангел был хорош в бою на мечах. — Ты сыграл свою роль и тебя даже выгоднее уничтожить, твоя смерть выгоднее мне, чтобы посмертно сделать тебя героем.

Гавриил не подпускал меня к круговороту, кружа вокруг меня, но всё-таки я медленно и неуклонно туда приближался. Я видел, что народ высыпал из зала.

— Зачем тебе это, архангел? — мой выпад и совсем чуть до желанной земли. — Решил в Бога поиграть?

— А ты сам не видишь, что случилось с миром, которым управляет Шепфа? — проговорил Архангел и снова отрезал нам путь. — Может, пора всё изменить?

— И Богом станешь ты? — с иронией произнес я, и сделав широкий шаг, наконец приблизился к круговороту, схватив Эмму за руку, бросился вовнутрь.

Почувствовав погоню, я обернулся и увидел не унимающегося Гавриила.

— Порядок будет, демон, а ты послужишь топливом для революции, твою смерть воспоют в веках…

— Я вне политики, я вне статусов, я верю только в силу и боль, а теперь ещё и в любовь, — проговорил я и круговорот выплюнул нас с Эммой на берег океана.

Готовый к атаке и к её отражению, я, развернувшись кругом, никого не обнаружил и облегченно вздохнул. Амулеты делали свое дело. Повернувшись к рыдающей Эмме, я крепко обнял её, вдыхая соленый запах, тонкой шелковой нитью вплетавший в себя розоцитрусовый. Мы оба хохотали, скорее от нервов, целуя друг друга, чувствуя нахлынувшую усталость и ощущая счастье.