Страница 26 из 71
Беспомощно простонав, я вдруг понял, почему так встрепенулся — я чувствовал приятное покалывание по всему телу! Это меня обрадовало и ужаснуло одновременно. Обрадовало — потому что это означало близкое присутствие Эммы, ужаснуло, потому что это означало одно — она умерла. Я простонал от бездействия: уж лучше бы я был сейчас среди гущи событий, в самой её середине, в битве, среди вооруженных до зубов воинов, мог бы руками рвать на части, упиваясь видом крови и своей силой, силой противников, силой самой битвы. Но я был вынужден сидеть здесь и ждать милости от Сатаны и суда, который, конечно же, не поймет и осудит. Добро и зло, ангелы и демоны, стороны равновесия, само равновесие уже давным-давно было прогнившей системой: ангелы грешили, демоны делали благие дела. Почти никто не придерживался общепринятых правил, разве что исключение мог составить ангел Фенцио. То, что положение дел надо было менять, понимали все: и Шепфа и Сатана. Только кто же захочет отдать свою власть? Вопрос всегда упирается в осознание того, что за этой системой стоят две равновесные силы. Конечно, Шепфа создатель и Сатана такое же его творение, только отринувшее власть и отпадшее от божественной любви, тысячелетиями воевавшее и противостоявшее ему. Но воевать всё время, неся безмерные потери с обоих сторон, терять легионы ангелов и демонов, было безмерно трудно для обеих сторон, и был установлен Закон Равновесия, Сатана получил свои бескрайние владения и тюрьму для заблудших душ: своё ярмо и козырь одновременно.
Однако мы были с Эммой даже вне нарушения этого запрета, мы были вне правил, так не должно было быть, но случилось. Я любил её, хотя не знал любви. Или знал? Память выхватила то, что вспомнилось мне, когда я впустил Эмму в моё место: нежные руки матери и её белые крылья, крынка вкусного молока и теплота отчего дома, который был безжизненным сейчас. Почему крылья были белыми, и откуда я знал, что эта красивая женщина — моя мать?
Я прикрыл глаза, ощутив покалывание сильнее. Мне оставалось только ждать, ждать неизвестно что, ждать тому, кто привык действовать. Я потер шрам на шее, всё-таки без привычных ремней было немного не по себе, но я знал, что больше их не надену по доброй воле, Эмма освободила меня от них, приковав к себе посильнее, чем обязанности хранителя, посильнее, чем сила наручников, сильнее всего, что я знал. И я склонился перед её силой, которая была в её хрупком существе. Я любил её и скучал по ней без меры.
В дальнем конце коридора звякнули ключи, и я услышал топот ног двух существ. Они приближались к камере, где находился я, и наконец, смог увидеть. Увидеть и ужаснуться, потом обрадоваться, потом снова ужаснуться и умереть на месте, возродиться и снова обрадоваться. Это были непутевый ангел Джек и, собственно говоря, сама Эмма. Эмма ринулась к решетке в нетерпении и я тоже, наши руки соприкоснулись и тесно переплелись. Мы смотрели друг на друга не отрываясь, пока Джек справлялся с замком. Она мне широко улыбалась, а в глазах стояли слезы. Я же не мог оторвать от неё взора, притянул к себе и уперся лбом в её лоб. Она уже не сдерживалась и рыдала.
— Дурочка, что ты сделала, чтобы оказаться там, где тебя быть не должно? — шептал я нежно, гладя её по затылку, прижимая к себе через решетку.
Она поцеловала меня, и мои сухие губы напоила влага её слез. Я сжимал её в объятиях всё сильнее, чертова решетка мешала чувствовать её тепло. Джек как назло копался неоправданно долго, один за другим подбирая ключи к камере. Наконец она распахнулась, и я, подняв руки вверх, пропустил вмиг прильнувшую ко мне девушку. Теперь нам не мешало ничего, кроме обстоятельств, складывающихся не в нашу пользу, и я, буквально, смял её тело и губы. Я услышал, что она вскрикнула и почувствовал, как улыбнулась. Мы с трудом оторвались и теперь смотрели друг на друга улыбаясь, не смея отвести взгляд, обретшие, думавшие, что потеряли. Мы оба тяжело дышали, невозможно оторваться, невозможно отпустить. Из плена тепла её мягкого тела, медовых губ, завораживающих глаз, меня вырвал нетерпеливый и очень шумный вздох ангела. Мы рассмеялись и с сожалением чуть отошли друг от друга.
— Надо уходить, — проговорил ангел быстро, оглянувшись на пустой коридор.
Я кивнул ему и мы быстрым шагом прошли по коридору до лежащего на этом этаже демона-охранника. Я усмехнулся, увидев его бессознательное тело.
— А я не знал, что в тебе столько дури, ангел, — проговорил я, и расхохотался, видя, как он пытается найти еще ключи.
Джек непонимающе взглянул на меня и, улыбнувшись, произнес:
— Дык, это не я, — и посмотрел на Эмму тепло.
Я вскинул на Эмму изумленный взгляд и победоносно улыбнулся, шепнув ей на ухо, приласкав всю взглядом, рассеяв мурашки по её телу:
— Моя девочка.
Я видел, как она сомлела под моим взглядом и ласковыми словами, клянусь, если бы не вся эта ситуация, я бы взял её прямо здесь на этом столе. Она прочла это в моем взгляде и стала пунцовой. Мы улыбнулись друг другу.
Наконец Джек нашел, что искал — ключ от свободы. И мы приблизились к выходу на этаж. Я осторожно выглянул из-за двери и увидел одного охранника. Втянул голову обратно и озадаченно взглянул на ждущих от меня действий ангела и Эмму. Я был в наручниках без оружия.
— Нам нужно выманить его сюда, — шепотом произнес я и посмотрел на девушку.
Эмма поняла меня и выглянула из-за двери, прокричав:
— Помогите! Помогите! — и нырнула обратно, крича, — Помогите!
Я услышал тяжелый топот ног охранника и, дождавшись его у двери, резко распахнул её, тем самым дезориентируя его. Он не успел опомниться, как я до хруста сдавил его горло, тело тяжелым мешком опустилось рядом с моими ногами. Я старался не смотреть в этот миг на Эмму, но встретив всё-таки её взгляд, не нашел там осуждения, встретив любовь, она не видела во мне монстра, монстра в себе видел только я. Дальше думать и рассуждать было некогда, и мы спустились по винтовой лестнице, которую я знал, нижний этаж контролировали двое охранников, а дальше путь на свободу будет усеян трупами, ибо охрана там была знатная. Сатана любил статус. А я любил силу, поэтому знал, что выйду отсюда.
Дойдя до низа, я увидел, что охранники переговариваются друг с другом и смеются. Один стоял спиной прямо около спуска. Я повернулся к Джеку и Эмме и знаком указал ждать меня там, где они стояли. Я увидел обеспокоенно скользнувший по мне изумрудный взгляд Эммы и ободряюще ей улыбнулся. Я знал, что сейчас меня даже Шепфа не остановит.
— Господа, — сказал я спокойным тоном, спускаясь с лестницы, — вынужден буду доложить Сатане, что обязанности свои вы несете из рук вон плохо.
Стоящий ко мне спиной демон успел только руками всплеснуть, я свернул ему шею и выхватил его меч. Второй с ужасом взглянул на меня, и у него не хватило реакции, чтобы даже положить руку на навершие меча. Ещё один лег с тихим криком у моих ног.
— За мной, — скомандовал я, выглядывавшей из укрытия, Эмме.
Они тенью следовали за мной по мрачным коридорам тюрьмы великого Сатаны: неприступной и неуязвимой, откуда невозможно сбежать. Я вновь выглянул в уже последний коридор перед спасительным выходом. Десять охранников перед выходом и двое диспетчеров. Прикрытия не было, я должен был взять их врасплох. За моей спиной была Эмма, и я всё сделаю для того, чтобы она не пострадала. Я почувствовал, как меч «запел» в моих руках, я чувствовал, как сталь взывала и прикрыл глаза, настраиваясь на битву, просчитывая в голове угол и интенсивность атаки. Секунда замешательства. Однако когда я открыл глаза, уже знал, что будет.