Страница 88 из 169
Моя очередь…
— Я бы хотел, чтобы ты… — Лео покачал головой, ругая себя в мыслях за такую несобранность, ведь он уже раз сто проговорил про себя эту фразу, — если ты не против…
Быть со мной… Моей…
— Я бы хотел тебе предложить…
Стать моей девушкой… Вслух, Лео! Сказать нужно вслух!
— Секс? — подозрительно Ева задала вопрос.
На счастье, в руках Леонардо не было бокала, иначе он бы точно его сжал и разбил в дребезги. Он испуганно поднял глаза на Еву, но та продолжала смотреть в сторону. Проследил за ее взглядом, направленным на медвежонка, лидер выискивал в нем то, что заставило Еву произнести такое, подумать о том, что он мог ей предложить подобное. Что он…
Дони… Убью…
На подставке под медвежонком была вычерчена аббревиатура — «С.Э.К.С.». И как он не заметил ее раньше?
Взяв в руки играющего медведя, Лео прокрутил подставку вычитывая на ней фразу: — «Струнные-Экивоки-на-Кантри-и-Серенаду».
— Экивоки? — удивилась Ева.
— Я выбью из него всю эту двусмысленность и запихаю обратно так глубоко в панцирь, что он… — но гневный монолог Леонардо прервал звонкий и задорный смех Евы. Она улыбалась ему так открыто, что умудрилась стереть ту неприступную грань смущения между ними, которая возникла по вине его необузданного желания.
— Прости, — она утирала слезившиеся от смеха глаза, и успокоившись, продолжила: — просто сегодня был очень странный день и тебя не было рядом, и… — она задумалась и спросила: — а при чем здесь койот?
Лео развел руками в стороны, улыбаясь ей так же открыто: — Просто подумал, может, подарить тебе щенка?
— О-у, и как мы его назовем? — Ева придвинулась ближе и с нежностью заглядывала в его синие глаза, в которых переливались блики свечей.
— Экивоки? — предложил Лео.
— Мне нравится!
Лед тронулся и таял с неимоверной скоростью. Лео ухаживал за своей дамой, как истинный лондонский джентльмен, предугадывая ее любые пожелания в закусках. И о Боги, фисташковый бисквит заставил издавать ее те самые стоны…
Вино сыграло свое, девушка окончательно расслабилась и делилась с ним впечатлениями о прошедшем дне, о стараниях Сью, которая давала ей наставления из серии: как пользоваться десертными вилками и как, согласно этикету, прикладывать салфеточку к уголку губ. Зачем-то объяснила ей — что такое фондю. Но воодушевившись этим, Ева стала размышлять о том, что когда они найдут и обустроят свой будущий дом, то нужно будет обязательно найти корову. И сделать сыр. И сделать пиццу. Ведь оказывается, братья любят это блюдо.
Леонардо нравилось, что Ева о многом мечтала. Нравилось, что она делилась с ним сокровенными мыслями. И ему нравились ее мечты. Действительно нравились. Ведь в каждой — был он. В каждой — было их будущее.
— Лео, — вдруг опомнилась Ева, — а что ты хотел тогда сказать?
Леонардо кивнул, вспоминая, что так и не сделал предложения Еве, протянул к ней руку, накрыл хрупкую ладонь и заглянул в глаза.
Ты самое лучшее, что со мной случилось. Ты все, о чем я даже не мог позволить себе мечтать. Ты для меня — ценнее всего на свете. Ты… Люблю тебя… Больше жизни… Ты и есть моя жизнь. Только будь со мной всегда.
Лидер вымученно, со страстью и желанием заглядывал в любимое лицо, но не смог ничего из этого произнести. Это был страх? Страх того, что не услышит в ответ взаимности?
Его рука потянулась за предметом, спрятанным в кармане его брюк. Разжав кулак, он преподнёс на ладони подарок, завернутый в бархатную ткань. Ева смотрела так, будто бы спрашивала разрешения прикоснуться к подношению. Тонкие пальчики взяли подарок из его ладони и с осторожностью развернули края материи.
Лео вновь застыл, наблюдая за реакцией Евы. Она изучала кулон в руках с особым трепетом. Когда Леонардо впервые увидел это украшение, то ему показалось, что внутри золотого кольца, словно в круговом беге, была заключена кошка, но приглядевшись внимательнее, можно было различить кисточку на кончике хвоста. Львёнок. Это был Львёнок. Ева заметила это. Улыбнулась, поглаживая золотую кисточку.
— Районоко, — и Леонардо снова пришлось прочистить горло, чтобы избавиться от хрипоты.
— А? — Ева вышла из созерцания круглого медальона и вопросительно взглянула в ответ.
— Районоко — это значит Львёнок. С японского, — Леонардо вкрадчиво пояснил свой подарок.
Она застыла с нечитаемым выражением, спрятала лицо, опустив голову, смотря на золотую вещь в своих ладонях, и у Леонардо все похолодело внутри. Он заметил, как дрогнули ее плечи. Раз. Второй. Третий. Всхлип. Первая слеза упала на ее запястье и скатилась вниз по коже. И он был в ужасе. Ничего не понимал.
— Так… — Ева всхлипывала так тихо и жалобно, что он был сам готов взвыть, лишь бы она успокоилась, но девушка продолжала прерывисто говорить, — звала мама, — всхлип, — так звал Он, — всхлип, — так зовешь ты.
Она сжала медальон в руках, прижимая к груди, и подняла к нему заплаканное лицо. Ева старалась улыбаться, но дрожавшие губы мешали ей это сделать. Он подлетел к ней так быстро, как только смог.
— Тише-тише, все хорошо, я тут, — Лео, согнувшись над девушкой, заключил боготворимое лицо в свои ладони, стирая кончиками пальцев не перестающие литься слезы. Обхватив ее, он поднял на руки и усадил к себе на колени, занимая ее место на стуле. Он ждал, когда она успокоится, прижимая к себе. Гладил по волосам, плечам, спине. Чуть раскачиваясь, пытался убаюкать. Вскоре всхлипы прекратились. Еще немного, и хрупкие плечи перестали вздрагивать.
Ева, упираясь ладошкой в грудь Леонардо, приподнялась, поднимая к нему раскрасневшееся от слез лицо, приоткрыла припухшие влажные губы, на которые он не смог не засмотреться, и рассматривала его так… Он не мог объяснить. Он был очарован этой нежностью и доверчивостью, что сейчас изливались на него. Леонардо был готов остаток вечера просидеть с ней вот так — обнимая, молча, любуясь, дыша ею.
— Люблю тебя.
Весь воздух, который был, вдруг пропал.
Совсем.
Весь.
Лишь два ее слова, и атмосфера покинула Землю. Магматическое ядро центра Земли остановилось. Магнитные поля исчезли. Все замерло. Осталась лишь она.
— Что? — Леонардо смог понять, что задал этот вопрос вслух, лишь только по звуку своего охрипшего шепота.
Ева опустила взгляд к его груди, ища на ней ответ. Нашла. Храбрая девочка взглянула на него снова. Уверенно, спокойно и до невозможности беззащитно.
— Люблю тебя.
Люблю тебя…
Лео хотел сказать ей об этом. Все его нутро требовало выплеснуть на нее чувства, признания и надежды.
Люблю тебя.
Ему хотелось еще раз услышать эти слова из ее уст. Невозможно. Нет. Невозможно. Любит? Его? Правда? Почему? Как? Это возможно?
Ева не позволила ему терзать себя вопросами и прикоснулась губами в поцелуе. Леонардо закрыл глаза, особо остро ощущая ее ласковые и нежные прикосновения, тепло и влажность язычка, скользящего по его замершим в неуверенности губам.
Невозможно. Нереально. Люблю…
Он ожил вместе с первым глотком кислорода, отвечая на ее ласки. Принимая долгожданный поцелуй от нее. Он позволял ей делать все так, как она хотела, всецело и без остатка вверяя себя в эти хрупкие ладошки, что обрамляли его лицо. И это единственное, что он мог дать Еве. Только себя.
Она проникла глубже язычком в его рот, поглаживала пальчиками по шее, прижималась к его груди. Сейчас, если бы она даже вонзила в него острые ножи, он бы не сопротивлялся. Даже если бы она приказала ему не дышать, он бы не дышал.
Ева медленно отстранилась от поцелуев, заботливо поглаживая его лицо руками, рассматривая так чутко и увлеченно, что он замер, позволяя ей и это.
— Можно домой?
Он кивнул, без слов и протестов обхватил и поднял на руки, направляясь домой. Покорно, с желанием исполняя ее просьбу.
Их встретила тишина трейлера. Леонардо не знал, где его семейство, и по правде говоря, ему было безразлично. Он ощущал теплое, но еле заметное дыхание девушки у своей шеи.