Страница 143 из 169
Рассматривая черты лица любимой, словно та была ниспосланным ему ангелом, лидер должен был произнести свою исповедь перед ней, как запоздалый ритуал после свершенного греха. Леонардо вновь подавил в себе нарастающее отчаянье и сделал шаг навстречу. Ева не шелохнулась и была настоль близка от него, что ей приходилось задирать голову кверху. Он почувствовал исходящий от нее нежный цветочный аромат, и внутри широкой грудной клетке зародилось тепло. Рядом с ней ему всегда становилось тепло. Позволив себе на краткий миг насладиться дозволенной близостью рядом с дорогим созданием, Лео произнес:
— Я долго думал… точнее — я знал это с самого начала. Даже в юности я не тешил себя надеждами — когда-нибудь являться частью общества и быть среди людей, не говоря уже о том, чтобы стать тем, кого полюбят. И все эти годы мне хватало того, что у меня было. Отец был добр к нам и дал цель, предназначение. Наполнил нашу жизнь смыслом. Мы росли с глубокой убежденностью, что этого должно быть достаточно. И так оно и было. Но потом появилась ты. — Лидер поддался порыву и, еле касаясь, бережно провел пальцами по локону влажных волос.
— Никогда не забуду нашу первую встречу. Такая маленькая, хрупкая, но при этом ты смогла пригвоздить меня к месту одной лишь силой взгляда. Что-то мне подсказывало — находиться рядом с тобой сулило опасность. Но меня влекло к тебе, и с каждым днем становилось все сложнее сопротивляться этому… тебе. Ты постепенно заполнила собой пустоту, с которой я свыкся и уже давно перестал ощущать внутри себя. Ты появлялась в каждой моей мысли, в каждом сне. Ты стала всем моим смыслом. Надеждой. Любовью. Мечтой, ради которой стоило жить. Больше всего на свете я хотел, чтобы ты была рядом. И буду всегда этого желать. Что бы ни случилось.
Комнату освещал легкий приглушенный свет ламп, и от них ее глаза переливались загадочным свечением. Казалось, что именно она являлась источником света, озаряла все вокруг и изгоняла собой тьму, которая поглощала его в её отсутствие.
Леонардо смотрел в омут расплавленного шоколада и видел там надломленную, практически сокрушенную веру. Неужели она до сих пор верила в него? Как побитый градом и чудом выживший цветок, она неуверенно распускала свои лепестки, прогоняя муку из взгляда. Он любовался ею, не в силах передать всю силу своего сожаления и описать то, как отчаянно скучал по ней, как мучился и страдал вдали от любимой, как тяжело далось ему это решение.
Черты лица Евы смягчились, в них больше не было ни страдания, ни печали, ни тоски. В ней было только тепло. Долгожданное и желанное им тепло. Прикрыв глаза, лидер глубоко вздохнул, готовясь к дальнейшему признанию.
— Я долго не признавал в себе чувств. Но уже не мог их остановить, потеряв над ними контроль. Стоило мне чуть не лишиться тебя, как тут же осознал доподлинно и ясно, что люблю тебя. Всем своим существом. Неизменно и навсегда. Раньше я думал, что любовь — это то чувство счастья, которое у тебя возникает рядом с другим. Но не счастье определяет это чувство, а сила боли, когда ты лишаешься любимой. Отныне мне нигде не будет места, если рядом нет тебя.
Звериная сущность внутри него металась из угла в угол, предвещая опасность, умоляя закончить на этом, замолчать и прижать любимую к груди. Стальное кольцо сжало горло лидера, но он должен был открыться перед ней и продолжил:
— Но понимание нашего положения не оставляло меня, ведь я знал, что не должен привязываться к тебе. Не должен влюбляться. И до последнего надеялся, что ты не будешь испытывать ко мне взаимных чувств, что, когда придет время расставаться, тебе не будет так же больно, как и мне. Ведь я знал, на что буду обречен, и страшнее всего — на что обреку тебя. Я сделал выбор из двух единственно возможных вариантов: наше расставание было меньшим из зол, что я бы причинил тебе.
Легкая улыбка сползла с губ Евы, и в любимых карих глазах постепенно отразилось ошарашенное понимание.
— И ты все это время планировал наш разрыв. Ждал подходящего момента… — она тихо проговорила, скрывая свою болезненную горечь за пушистыми ресницами. И не ожидала от него ответа. Тень легла на ее лицо, и он прежде не видел более потерянного существа.
Но лидер был вынужден сказать ей всю правду, какой бы она ни была тяжелой.
— Да.
Ева опустила голову, и Леонардо показалось, что она стала смеяться, но вскоре понял, что это было рыдание: задушенное и беззвучное, сотрясавшее обнаженные плечи. Она выронила одежду из рук и спрятала побледневшее лицо за дрожащими пальцами. Его разрывало на части от того, что он был причиной ее слез и страданий и не способен был впитать в себя боль Евы.
Дыхание девушки было рваным и шумным, прерываясь с каждым еле слышимым всхлипом, и она смогла выговорить:
— Уйди…
— Прошу, пойми. Я должен был отпустить тебя. Должен был вернуть к людям. Не мог оставить тебя себе. Не мог поступить иначе. Думал, что…
— Уйди, — Ева пошатнулась, прислоняясь к стене, согнулась и осела на пол, сжимаясь в комок. Он припал на колени возле нее, боясь прикоснуться, и не знал, как успокоить, как все исправить. Лео бы сберег Еву от всего мира, но сейчас она закрылась от него.
— Думал, что поступаю правильно, что так будет лучше для тебя. Прошу, позволь мне все исправить. Я люблю тебя больше всего на свете…
— Уйди! — она прокричала, пряча лицо в коленях, и сжала голову руками, не желая слушать его мольбы.
— Прости меня, — сокрушенно взмолившись, Лео надеялся унять ее агонию, но Ева не отвечала. Он попытался обнять ее, усадить к себе на колени, как в тот же чудный день их первого свидания, но девушка сжалась еще сильнее.
Нехотя лидер поднялся с колен, понимая, что не заслуживал получить от нее прощение.
Он закрыл за собой дверь, но не смог от нее отойти, прижимаясь лбом к прохладной поверхности, разделяющей их, как каньон Долины Маринера. Внутренняя дикая сущность ревела и скулила в нем вместе с ней.
Ближе к утру рыдания и всхлипы стихли. Лео продолжал стоять у дверей, надеясь, что Ева все-таки смогла заснуть. А он так и не сомкнул глаз, не представляя, как загладить свою вину.
***
Лео никак не мог успокоиться. В бессчётный раз он нажимал на кнопку электрического чайника и снова подходил к закрытой комнате, надеясь услышать пробуждение Евы в шелесте белых простыней. Рука поднималась постучать костяшкой пальца о дверь, но вновь опускалась, боясь нарушить ее хрупкий покой.
Время близилось к закату. Дони нашел для них подходящее место привала, и все его воссоединенное семейство готовило ужин на костре.
Собравшись с духом, он все же постучал, но не получив разрешения, решил осторожно войти. Стоя на пороге, он вслушался в размеренное дыхание девушки. Она спала, свернувшись калачиком под одеялом. Присев возле кровати, он протянул руку, погладив Еву по плечу. Услышав ее глубокий вздох, Леонардо рискнул развеять тишину:
— Тебе нужно поесть.
— Не хочу, — не шелохнувшись, Ева устало ответила.
— Я сделаю чай. Скажи — какой ты хочешь?
Вместо ответа тонкие пальцы девушки сжали уголок одеяла и подтянули его выше, практически скрывая от него видимую часть профиля.
— Я зайду чуть позже, хорошо?
Леонардо захотелось вновь объясниться перед ней, сказать, что заблуждался, был не прав и намеревался просить прощения, но чувствовал, что Еве сейчас был больше нужен отдых, нежели его оправдания в случившемся. С тоской рассматривая силуэт под покровом шелковистых простыней, он кивнул и вынужденно ушел, притворив за собой дверь.
***
С каждым прошедшим днем становилось все сложнее налаживать контакт. Что бы он ни делал: караулил у ее дверей, следовал за ней тенью, приносил чайные подношения, пытался заговорить — все это, казалось, только усугубляло положение. Ева отдалялась от него, и он ничего не мог с этим поделать.
Лидеру необходимы были решительные действия.
«Приготовь ей улитки», — сказал Майк на просьбу брата дать ему совет по покорению сердца возлюбленной. В его воображении тут же всплыла неаппетитная картина тушеных брюхоногих моллюсков, но гений поварского дела, увидев искаженную гримасу лидера, лишь фыркнул от смеха и поведал свой секретный рецепт выпечки.