Страница 9 из 20
— Жарю гренки, — ответила я. — Вы не откажетесь позавтракать со мной?
Она не отказалась, хотя быстро оглянулась на дверь, будто боялась, что за нами следят.
— Мне показалось, хозяин вернулся ночью? — спросила я небрежно, переворачивая наполовину поджаристые ломтики.
— Хозяин вернулся? — Джоджо удивленно посмотрела на меня. — С чего вы взяли? Он приедет через три дня, у него дела в Шовинспенсере.
Я склонилась над очагом, скрывая волнение и замешательство. Теперь я совсем не была уверена, что, действительно, видела Тодеу де Синда. Может, всё это было игрой моего воображения? После того, что я пережила в последнее время, не удивительно, что мне чудится то, чего нет на самом деле.
Поджаристый хлеб был выложен на тарелку, и к нему не хватало только вишневого варенья или ароматного сыра, но можно было обойтись и без этого. Я налила в кружки кипяток и попросила заварку для чая. После недолгого замешательства Джоджо достала откуда-то с полки жестяную коробочку, расписанную пастушками и овечками, а когда открыла её — по всей кухне разнесся запах чайных листьев.
— Никому не говорите об этом, — посоветовала служанка, заваривая чай. — Госпожа Бонита страшно экономная. Она посчитает это излишней роскошью.
— Жареный хлеб и чай? — удивилась я.
— Чай мы пьем только по воскресениям. А госпожа Бонита не завтракает и не обедает, — Джоджо произнесла это с благоговением. — Тем более, сейчас — пост. Она очень набожная и от других требует того же.
— Но пост — это не голодовка, — возразила я. — Всем, а тем более — детям, нужно хорошо питаться даже в пост. Дети растут, им требуются силы.
— Им требуются палка и березовая каша, — хмыкнула Джоджо. — Давайте уже пить чай, у нас уймища работы.
Мы с удовольствием позавтракали, а потом Джоджо занялась завтраком для господ, а мне было поручено протереть пыль с мебели, подмести на первом этаже и вымыть пол на втором, пока де Синды не проснулись.
Судя по недоверчивому взгляду служанки, она не слишком верила, что я справлюсь с порученным делом. Я взяла тряпки, щетки и ведра, и Джоджо повела меня на второй этаж.
— До завтрака, мы всегда делаем уборку в общих комнатах и коридорах, — объясняла она, показывая, где расположена гостиная, где — столовая, библиотека и ванная комната. — Комнату госпожи Бониты надо убирать, когда она идет в церковь на службу — с восьми утра до двенадцати. Госпожа Бонита очень набожная, она задерживается в церкви до полудня, хотя служба заканчивается в одиннадцать. Но откладывать уборку не надо, потому что нужно ещё убрать комнату мальчиков и комнату барышни, пока мастер Эйбел и мастер Нейтон заняты в конторе, а Огастин, барышня и Мерси занимаются с преподавателем.
— Барышня — это Ванесса? — уточнила я.
— Да, — Джоджо указала на одну из дверей, — вот ее комната. Барышня уже взрослая, поэтому живет отдельно. Она очень не любит, чтобы ее вещи переставляли с места на место. Будете убирать — ничего не передвигайте.
— Понятно, — кивнула я. — Не волнуйтесь, я справлюсь. А где комната хозяина?
— У хозяина спальня, кабинет и отдельная ванная, — рассказывала служанка, распахивая дверь в конце коридора. — Хозяин редко бывает дома, так что убрать можно и после обеда. Но уборка обязательна каждый день. Когда бы ни вернулся хозяин — всё должно быть готово к его приезду.
— Мне убрать там?
— Сначала уберете общие комнаты, когда подадут завтрак — комнату госпожи Бониты, детскую, комнату мальчиков и комнату барышни, потом — спальню хозяина. В кабинете и ванной уборку сделаю я, господин Тодеу не любит…
— Когда переставляют его вещи? — с улыбкой закончила я.
— Не любит, — согласилась Джоджо. — Вытрите пыль, перестелите постели, протрите полы. И не копайтесь, работы много!
— Хорошо, — сделала я маленький книксен.
Служанка удалилась, а я приступила к уборке.
Дом де Синда был построен на совесть, но от этого казался старомодным и мрачным. Конечно, на берегу моря неразумно ставить легкие и ажурные дворцы, но решетки на окнах и каменная крупная кладка делали этот дом похожим на замок дракона, где положено томиться прекрасной принцессе.
Обметая углы, я все время прислушивалась к рокоту моря. Вчера оно пело мне колыбельную, а сегодня словно рассказывало чем-то, волнуясь и гневаясь. Не слишком приятное соседство, но к этому можно привыкнуть… Тем более, мне надо продержаться всего три месяца. Это совсем не много.
Когда я закончила убирать гостиную, проснулись обитатели дома.
Сначала зазвенел голос Черити — девочка что-то с апломбом кому-то доказывала. Потом раздался хохот в комнате «мальчиков», где обитали Эйбел, Нейтон и Огастин, и смеялся именно Эйбел. Весёлый парнишка. В комнате Ванессы было тихо, но вот туда решительным шагом вошла госпожа Бонита, и сразу послышались её властный голос и хныканье Ванессы.
Подхватив ведро и метлу, я перешла в комнату госпожи Бониты.
Смахнув невидимые пылинки с мебели, я застелила постель и протерла пол, не обнаружив пыли даже под кроватью. Джоджо отлично смотрит за домом. И похоже, делает это из личных убеждений, а не за плату. Особое внимание я уделила письменному столу госпожи Бониты. Первым делом я нашла в папке для бумаг написанное мною письмо, порвала его на мелкие клочки и ссыпала их в карман передника, чтобы потом бросить в огонь. Потом я открыла ящички стола и обнаружила в одном из них перстень-печатку. На щитке был изображен корабль под парусами и буквы «ВD». Непонятные буквы, но корабль — это, скорее всего, про де Синдов. И это то, что нужно для моего плана.
Я выглянула, проверив коридор. Судя по воплям детей (больших и маленьких), доносившихся из столовой — завтрак уже начался, а госпожа Бонита уже отчалила от пристани «Дом» и поплыла к пристани «Церковь». Самое время.
Поставив ведро напротив двери, чтобы любой, кто появится, его опрокинул, подарив мне несколько секунд, чтобы скрыть следы преступления, я открыла чернильницу, заточила перо и написала на тонкой писчей бумаге с вензелем королевской бумажной фабрики: «Уважаемая мать настоятельница! Обстоятельства изменились, и нам больше не требуется служанка. Приношу извинения за доставленное беспокойство». Подумав, я добавила подпись «де Синд», не написав имени, растопила воск, прислушиваясь к каждому шороху в коридоре, запечатала письмо, приложив перстень, и надписала адрес: «Монастырь Святой Клятвы, настоятельнице».
Письмо тоже отправилось в карман моего передника, печать насухо вытерта, писчие принадлежности расставлены, как раньше, и я, подхватив ведро и тряпки, отправилась в комнату барышни Ванессы.
Первое, что я почувствовала, переступив порог — сладковатый аромат пудры. Чихнув несколько раз — таким сильным был запах, я принялась за уборку, помня наказ Джоджо — ничего не перекладывать, ничего не переставлять.
Комната представляла собой живописный дамский уголок, где чулки и кружевные нижние штанишки валялись вперемешку с альбомами и жемчужными бусиками. К шторам были приколоты букетики высушенных цветов, а зеркало украшали вырезанные из модного альманаха женские головки с изящными прическами.
Заправляя постель, я обнаружила под подушкой томик романов заграничного автора. «Превратности любви», — было написано на переплёте. Не удержавшись, я открыла книгу там, где страницы были заложены тканевой закладкой в виде милующихся голубков, и прочитала:
«— Джина, — произнёс бедный юноша, краснея и бледнея. — Я должен сказать вам…
— Да, господин Эдельсон? — ответила невинная девушка, глядя ему в глаза. — Говорите, я слушаю вас очень внимательно. Но что с вами? Почему вы дрожите? Вы больны?
— Всё верно, я болен, — произнёс молодой человек с непередаваемой мукой в голосе.
— О Боже! — воскликнула прелестная Джина, бледнея от ужаса. — Надо немедленно пригласить доктора! Ах, у меня сердце разрывается!.. Если с вами что-то случиться… — она умолкла и спрятала лицо в ладони, покраснев так, что даже маленькие ушки под белокурыми нежными локонами стали пунцовыми.