Страница 146 из 190
Самые молодые и необстрелянные жаловались, что здесь им места нет. Валаймы – и чтоб рвались в бой? Но молодость национальности не имеет. Всем им хочется подвигов, героизма. А потому Ритемус собрал все у костров вечером и рассказал про окопную жизнь в Фалькенарскую войну и при вторжении Минатан. Хватило многим. Энтузиазм у кого-то остался, но они были в заметном меньшинстве, остальные по совету Ритемуса довольствовались свежим лесным воздухом и отсутствием вшей под рубахой и падающих сверху снарядов.
- Считайте, что до начала наступления вы на курорте, - ухмыльнулся в конце своего монолога Ритемус. Впрочем, эти слова были сказаны уже на вражеской территории, где батальон выполнял исключительно разведывательные функции. Почти сотня человек собирали информацию на многих квадратных километрах в тылу врага. Ритемус и сам пару раз ходил на лыжах и лично видел в бинокль десятки колонн, идущих к передовой. Многие важные объекты, особенно железная дорога, поспешно укреплялись – видимо, канцы все-таки поверили местным, что черно-желтые партизаны отступили за линию фронта с потерями. Мол, приходил один из раненых республиканцев, просил помощи, а местные побоялись гнева воинов Канцлера и отказали. Как говорится, слух быстрее ветра, и серые поверили, что партизаны в ближайшее время не придут и не ждали подкрепления, судя по донесениям. От Гальгатуса, приехавшего на передовую, прилетел голубь с запиской, в которой сообщалось, что приготовления идут по плану. Ритемус также зашифровал данные и отправил обратно.
Совсем скоро, согласно выработанному плану, батальон начал активную диверсионную деятельность. Практически одновременно в разных местах за двое суток до наступления были взорваны автостанция, несколько складов и рельсы на участках железной дороги, поврежденные найденные телеграфные кабели и линии электропередач. Все это проделано недалеко от Серметера. Все было задумано так, чтобы отвлечь внимание от происходящего на передовой: как только подразделения добирались до места одной диверсии, тут же происходила другая в десятке-другом километров. Вернее, так было задумано, и судя по слухам, принесенным из деревень, канцы загоняли лошадей, людей и сожгли немало литров бензина в поисках врагов.
Ушедшие пять-шесть дней назад диверсионные отряды возвращались назад. Вернулись не все – несколько отрядов сильно задерживались, но за трое суток до начала контрнаступления отряд снялся и ушел на восток. Разведчики доложили, что у железнодорожной станции, к которой они были ближе всего, выгружаются солдаты противника. Ядро партизанского отряда было уже почти в дюжине километров от нее, почти столько же оставалось до безопасных мест – пять-шесть часов все решили бы все, но было ли у них столько времени?
Через час отряд они остановились и закрепились на одном их холмов, где находились тайные схроны с провиантом и оружием. Отсюда было удобно давать отпор – пока противник был в низине, можно поливать его огнем.
Потянулись часы ожидания. Все мерзли этой весенней ночью, ожидая увидеть свет фонарей, пляшущих среди деревьев, чтобы наконец вдавить палец в спусковой крючок. Преследователи объявились через три часа и почти все остались лежать там же, где встретили партизан. Оставшихся догоняли и убивали на месте. Потом, после быстрых похорон и перевязки раненых, снова часы бегства от возможных преследователей. За сутки до наступления отряд наконец мог выдохнуть. Никто толком ничего не мог сообразить первые два часа – все устали и обессилели. И не скоротечный, но жестокий бой с пятнадцатью убитыми вымотал их, а этот марш по пересеченной местности, поэтому о бое почти никто не вспоминал и не мог воспроизвести его ход, а вот страх и отчаяние, охватившие всех во время отхода, обсуждали все.
А ночью началось то, чего ждали все. Рассветное небо грохотало и горело на десятки километров, словно северное сияние, сопровождающееся землетрясением; казалось, даже здесь слышны крики «За республику» и слившиеся воедино залпы тысячи винтовок и орудий. Ритемус, Реналур, Булевис, пастор и Тумасшат сидели вместе на поваленном подгнившем дереве перед костром и смотрели вперед, в небо, искрящееся между деревьями, и изредка переглядывались, немо говоря: «Пусть наши жертвы будут не напрасны».
Днем все спали, а вечером были молитвы. И Ритемус встал с другими солдатами перед пастором и костром, над которым были развеяны благовония, и, склонив голову, стал повторять вслед за ним текст. Он отдавался моменту слияния десятков душ в одно целое, не обращая внимания на косые удивленные взгляды, как и на то, что в небе по-прежнему разносились звуки битвы. Мерный гул голосов устремлялся во все стороны, не ограниченный ничем, к земле, деревьям, небу, к богу или богам, которые, быть может, и вправду услышат молитву. Ведь они не могут не услышать искренние слова, слова нужды и просьбы о помощи, которую ждать неоткуда, кроме них! Теплом наполнялись внутренности, ароматы благовонных трав достигли обоняния, и теперь он - не забытый и продрогший в холодном лесу солдат, а малая, но значимая часть Всего, огромного, могучего и непоколебимого.
Голоса смолкли, солдаты стали расходиться. Лишь пастор стоял каменным столбом и ритуальный костер выдавал его легкую добрую ухмылку. Он достал гревшуюся у костра чашу с водой, в которой была щепотка тех же трав, и окропил ее тех, кто стоял около него, вместе с Ритемусом. Оба они отвесили должный поклон в сторону зашедшего солнца, а затем друг другу и вместе сели к костру и молча слушали его треск.
После следовали несколько часов сна, а затем – снова марш вдоль линии наступления. Если все шло по плану, то теперь дело стояло за поддержкой наступления в лесу - ловить драпающих канцев да смотреть за лесными дорогами, чтоб от старой заброшенной железной дороги лесом не прошли подкрепления, а работы по ее восстановлению продолжать саботировать, хотя ранее это удавалось сделать лишь пару раз – сказывалась удаленность от баз и частота патрулей на квадратный метр зашкаливала в том числе и из-за того, что она соседствовала с никелевой шахтой, когда-то заброшенной, но, возможно, не истощенной. Но теперь следовало заняться ею основательно.
Отряд разделился надвое. Одну Ритемус повел лично, вторую передал Димитрису – офицеру-арлакерийцу, командующему одной из рот. С двух сторон они обошли никелевую шахту, железнодорожную станцию и лагерь, находившийся меж ними, и обстреляли из минометов, таким образом давая понять, что республиканцы уже на подходе. Это дало бы выиграть время, чтобы после окружения Серметера республиканские войска могли высвободить силы для захвата этой шахты вместе с участком железной дороги, а серые тем временем заперлись в своем укрепрайоне.
Каждый день Ритемус атаковал врага из минометов с разных позиций и устраивал ложные атаки на периметр, не давая противнику расслабиться. В долгие схватки он не вступал, а лишь имитировал атаки – ударял по блокпостам и тут же ретировался обратно, а озлобленный противник не мог выползти за пределы периметра, чтобы вернуться без потерь обратно. Тем временем несколько диверсионных отрядов взорвали дорогу южнее, почти прервав сообщение станции с внешним миром.
Более недели на основном театре военных действий все шло отлично. На начало третьего дня противника выбили со второй линии обороны, на пятый уже были под Серметером. На восьмой день республиканские войска заняли северные окраины города и пригороды и стали давить канцев в город. Казалось, вот-вот будет занят центр города, к тому же, население поддерживало Вождя. Однако на десятый день все пошло наперекосяк – канцы наконец перегруппировались под городом и нанесли первый контрудар по черно-желтым. И тут же решила сказать свое веское слово ее Величество Природа. В середине марта в районе Серметера и южнее началась оттепель. И если солдатам повышение температуры было скорее в радость, то логистические службы кляли ее на чем свет стоял. Холода здесь обычно заканчивались около начала апреля, что стало неожиданностью для командования.