Бегство(Frateria armis)

- Тебе нельзя волноваться. Тебе нужно ехать домой. Отдохнешь и придешь со временем в норму.

- Я не хочу… я хочу с вами.

- Нет. Это приказ, - сказал Ритемус, и врач потянул его за руку, подавая знак выйти из комнаты.

- Нельзя с ним так резко, - жестко, но тихо сказал он уже за дверью. - Он очень нестабилен сейчас. Ему и вправду нужен покой.

- И что дальше?

- Я так понимаю, он подданный Минатан? Я еще немного понаблюдаю за ним, а потом с партией других больных отправим в Лимунар ввиду грядущих событий. Нам нужны его документы, чтобы не возникло проблем с пересечением границы. При себе у него был только военный билет нашей армии и фотокарточки.

- Хорошо. Передать вам или ему?

- Я положу их в сейф – так будет безопаснее.

- Будет сделано. Кстати, больницу не тронули беспорядки?

- Нет, почти нет.

- Это как?

- По странному стечению обстоятельств один из оперирующих врачей был застрелен на улице пять дней тому назад. А бывший главный врач обнаружен мертвым дома полмесяца назад.

- А вы этой участи не боитесь?

- Мне не за что. Я не ворую лекарства из хранилища и совершенно не против новой власти. Мне в принципе все равно на политику. Главное - результат.

Ритемус вздохнул, не найдя нейтрального ответа и спросил:

- Каковы на самом деле прогнозы?

- Он не боец. Через несколько лет, быть может, если не будет серьезных физических или душевных потрясений, может быть, но… я не хочу вас обнадеживать зазря. Вы не бедный родственник, которым приходится раскрашивать будущее больного в розовый колор. Позволите ответный вопрос?

- Слушаю.

- Если не секрет, как и когда затронет нас происходящее на фронте?

- На вашем месте я бы в ближайшие несколько дней начал бы эвакуировать больных, - помрачнел Ритемус, - но не распространяйтесь, во избежание.

Тот молча кивнул. Вместе они зашли обратно в палату, Ритемус сказал Аумату несколько дежурных фраз о том, чтобы тот не беспокоился ни о чем и что сам он ждет выздоровления и скорой отправки на родину. Аумат, потупив обиженный взгляд, тихо мычал после каждой фразы командира и в конце молча пожал ему руку. Врач произнес привычные ритуальные фразы о том, что все будет хорошо, после чего Ритемус с тяжелым сердцем отправился на свою квартиру, забрал вещи Аумата, большую часть документов отдал в больницу, прочее же оставил для себя и Тумасшата.

По дороге в штаб он слышал свою произнесенную на площади речь. Странно это было – слышать свой голос из репродукторов, но иных эмоций он не вызывал – не гордости, ни беспокойства. Гальгатус принял его в кабинете заседаний, вместе с другими офицерами. У всех на лицах отпечатались смешанные чувства.

- Для всех новоприбывших объявляю, - сказал он, не вставая, - Верховным главнокомандующим и временным исполняющим обязанности председателя Верховного комитета Партии и главы Сената объявляется Ниремис. В настоящее время связь и координация между всеми командованиями фронтов восстановлены, и речь идет о всеобщем контрнаступлении. Прошу прощения, - Гальгатус вытер лоб ладонью, - всех, кроме столицы и Тиренара. Относительно Тиренара все известно – для нас он пока потерян. А вот о столице точно ничего не известно. Но все мы понимаем, что о пропавших без вести во время военных действий считают за погибших. Дата наступления – второе число. У нас есть чуть больше полумесяца. Никаких поблажек.

Настроение в зале приобретало все более мрачные тона. Людские ресурсы есть, но слабо обученные. Коммуникации растянуты до предела и едва обеспечивают потребности частей, находящихся на фронте. Надеяться, по словам Гальгатуса, следовало на низкий боевой дух противника либо на то, что в скором времени вражеское командование начнет перебрасывать войсковые части на другие фронты.

Он стал перечислять обязанности каждого из командиров на предстоящий период, но Ритемус уже не слушал. Почему-то перед глазами стоял тщедушный образ Аумата, и на душе было тошно. Все мысли носились ураганом в пустоте, и он не мог выцарапать ни одну. Если так пойдет и дальше, следует отказаться от командирского поста.

- Ритемус… - он едва опомнился, когда назвали его имя. Все окружающее было подернуто белой дымкой. Две картинки совместились в одну. На первом плане был зал заседаний, где он находился физически, а сквозь него, едва проступая, виднелась их могила с надгробием. Словно кадр, случайно вырезанный из пленки. Небольшой холмик над землей и обточенный кусок гранита, напоминающий проходящим мимо, что на свете жили такие-то люди. А для кого эти люди вечно живы, и это не просто люди!.. А вокруг могилы еще сотен или тысяч таких, и они не отложатся в памяти, и при взгляде на них не мелькнет мысль, что жизнью правит несправедливость…

Почему, почему он сейчас вспоминает об этом? Что его заставило вспомнить?..

Он предоставил отчет о боевых действиях, прошедших за месяц. Два спущенных под откос поезда особенно порадовали генерала, и тот взял слово.

- … задержите их, насколько это возможно, - закончил Гальгатус, и Ритемус, прохрипев: «Так точно, господин генерал», сел. Генерал бросил на него вопросительный взгляд, но ничего не сказал. После совещания он коротко осведомился у Ритемуса о состоянии батальона, а затем об Аумате, на что тот сухо ответил, что тот в порядке и скоро отправится домой.

- Возможно, с их отъездом придется повременить – каждый транспорт на счету. Не беспокойтесь, Ритемус, с ним ничего не случится. И да, выдергивать вас из леса больше не буду. Радиостанцию выдать не могу, так как их единицы и они пригодятся нам. Поэтому все сообщение с вами будем производить старым надежным методом – голубями.

Они попрощались, и Ритемус покинул город. Он сильно устал, но спать не мог. Его атаковали эскадрильи хищных мыслей, словно наяву выдергивающих куски скальпа: начинала болеть голова. Он вновь возвращался к увиденной полупризрачной картине могилы его семьи и смотрел в небо – серое, пасмурное, свинцовое, однотонное не пропускающее не единого проблеска надежды собравшимся под его сводом – ни ему, ни этим солдатам, мимо шествующим в колоннах из города на юг, со ни двум мотоэскадронам броневиков, обгоняющих машину по рыхлому снегу, никому. И некому удержать этот небосвод на своих плечах…

В нос ударил взявшийся ниоткуда букет запахов: женских духов, прибитой пыли, свежесваренного супа, немного душный воздух – запах дома. Снова.

Он помотал головой, отгоняя наваждение и поймал вопросительный взгляд Йакалана.

- Если Тумасшат будет тебя допрашивать, скажи, что ничего не знаешь.

- Я ждал вас у крыльца и ничего не видел и не слышал, - с расстановкой произнес тот.

- Вот и отлично.

После его приезда Тумасшат вился вокруг него, требуя чего-то большего, помимо нескольких сухих фраз.

- Мне нечего больше сказать, Тумасшат. После завершения войны увидитесь. Жить он будет.

Но валайм не унимался, считал, что Ритемус врет ему, и на самом деле его племянник мертв. Попытки вытрясти желаемое у Йакалана также ничего не дали. Тумасшат кричал и скулил на двух языках, но шофер и ординарец в одном лице с честным лицом ответствовал, что ничего не знает. После этого старик не подходил к Ритемусу весь вечер. «В оппозиции пополнение», - сказал он вечером Реналуру. На переживания и сочувствия сил не было – надо было разгрести пару конфликтов на национальной почве, разгоревшихся было во время его отсутствия и сходить в деревню за поставленным провиантом, а затем провести распределение. Дел хватало.

Следующие две недели прошли в ожидании чего-то мрачно-грандиозного. С обеих сторон на фронт стягивались подкрепления, а под конец второй недели ожидания целые сутки напролет противоборствующие стороны засыпали друг друга снарядами, и партизаны привыкли к грохоту настолько, что спокойно спали под него, как под музыку. Посланцы, отправляемые в основной лагерь за провиантом и новостями, передавали, что в тех воронках, которые остались от обстрелов, можно построить фундаменты для высотных домов. Или закопать всех находящихся в траншеях разом. И что земля в тех местах ничего рождать не будет лет десять-пятнадцать, кроме металла всех форм и размеров. Местами рассказчик привирал, и в прежние времена его б засмеяли. Но в этот раз все промолчали и отсеяли зерна от плевел.