Страница 6 из 15
– Расскажи, наконец, подробно, как у тебя дела? – Наталье не терпелось знать все подробности. Жизнь подруги была непростой – дети, одна из которых дочка ее мужа от первого брака; родственники этого же самого мужа, которые не то чтобы ненавидели женщину, но всячески старались испортить ей жизнь; работа, которую она обожала, но с которой не могли примириться те же люди в виде мужниной родни. И при всем при этом – вечный позитив, улыбки и желание обогреть своим теплом весь мир.
– Не знаю даже, что такого любопытного тебе рассказать, – пожала плечами Алена, помешивая ложечкой пышную пену в кофейной чашке. – Сама знаешь, у нас с переменами туго, особенно, если им нужно повернуться в лучшую сторону. Ребятишки вроде в порядке и с Катериной мы ладим, но как только она побывает в деревне у бабки и сестры – все, словно подменяют девчонку. Приезжает притихшая какая-то, недоверчивая, смотрит волчонком и сквозь зубы разговаривает. У нее и так сейчас не самый простой период – переходный возраст, первая любовь, да еще и безответная, как часто в этом возрасте бывает, а эти курицы ей еще мозги промывают. Вроде уляжется все, успокоится, опять жить начинаем спокойно – нет, как каникулы – прямо требования с той стороны – присылайте Катю к нам, не имеете права отлучать, не давать общаться, иначе опека, суды, полиция и прочее, прочее, прочее. И что людям ровно на попе не сидится? Свекровь еще… Маразм старческий, что ли, подкрадывается?
– Что с ней?
– Тоже история давняя. Когда Сашка мой с Маринкой вместе жили, то брали они кредит на покупку земельного участка. По договору они несут совокупную ответственность, но платил по кредиту Саша. Тут у них разводы, дележки, она все деньги и карты стащила – платить нечем. Банк выставил требование Сане и Марине, как созаемщикам. Та в панику, звонит свекрови, мол, в чем дело? У меня малолетние дети, а тут кредиты всякие, почему я должна у детей кусок хлеба отбирать, а сынок твой жировать? Нельзя о покойниках плохо говорить, не принято, но это дело былое и все – правда.
В общем, свекруха моя добросердечная, от большой и неземной любви к внучкам, дает бывшим супругам двадцать тысяч на последний взнос. Кредит погашен. Вскоре Марина единолично продает участок, денежки все до копейки забирает себе, с бывшим мужем не делится и свекрови долг не отдает. На эти денежки они с Андреем, бывшим муженьком твоим, потом взнос первоначальный сделали за дом и благополучно забыли про Нину Шахаевну и ее товарищескую помощь, но она-то долг помнит и, не долго думая, выставляет претензию мне – мол, гони деньжата! Я к ее совести взывать, мол, ты ж не мне их давала, а сношке бывшей, с нее и бери, а та в ответ – Марина меня «послала», сказала, что это Сашины проблемы. Да и дети там. Вот. Там – дети, а здесь так, недоразумение. Свинство, в общем, сплошное. Уже и Маринки давно нет, а долг ее до сих пор свекруха мне в глаза тычет и попрекает. Достала, сил нет!
– Пошли ее подальше и забудь. Своих проблем хватает, еще чужие на себя вешать! А что касается Кати, я бы пошла на принцип и не отпустила девчонку в этот гадюшник. А зачем? Нервы себе и ей мотать? Хотят видеться – пускай приезжают. Погуляют по городу, поговорят, посмотрят друг на друга – и адью! Нефиг неделями ей в уши дуть да всякий бред в голову вкладывать. В конце концов ты – ее мать теперь, законная, и они обязаны считаться с тобой!
– А ведь ты права. Почему я сама об этом не подумала?
– Ты привыкла жить их желаниями, боясь всем навредить, а о себе думаешь в последнюю очередь, – решительно заявила подруга, – а этот серпентарий быстро слабину нашел и давит на больное место.
– Это еще что! Тут недавно тетушка Надя отчебучила – умереть, не встать! Представляешь, позвонила моему начальнику и расписала, какая я тварь, мол, чужие семьи разрушаю, детям жизнь порчу, в Интернете у меня на стенах сплошь матерные фразы, и столько еще всего – не переслушать. Требовала уволить такого сотрудника. Вся контора ржала, менеджер по кадрам, блин.
– А что муж?
– Не знаю, говорит, что пообщался с ней в резкой форме, на место поставил, да только фигня все это, ее не проймет. Люди, которые привыкли по парткомам бегать и кляузы строчить, так просто не успокоятся. У меня впечатление, что она и Володю своего только таким макаром около себя и удерживала всю молодость – только почует опасность для семейной жизни – сразу к руководству, а те кулаком по столу и приказ – жить с женой, как требует коммунистическая партия, как завещал товарищ Ленин, и пипец – тянет мужик лямку семейного быта до очередной пропесочки.
– Ох, Аленка, сильный у тебя характер, но не с этими суками, прости за выражение! Я бы их давно к ногтю прижала, а ты все старость уважаешь. Тем временем маразм крепчает. А про парткомы как здорово ты рассказываешь, – расхохоталась Наталья, – я прямо-таки картинку себе в голове нарисовала – «Ходок у профсоюза». Представляешь, стоит такая баба – разъяренная, волосы дыбом, глаза навыкате и тычет пальцем в престыженного мужичка. Тот поник, потупив очи, держит в руке чемодан, типа удирать собрался, а на заднем плане сидят за столом с красным сукном товарищи и серьезно и укоризненно взирают на происходящее. Да, прямо картина маслом!
– Ну ты даешь, – рассмеялась, наконец, и Алена, – просто художник-карикатурист, Кукрыникс, честное слово! Ну да хватит о моих делах, давай о тебе поговорим. Как она, жизнь полицейской жены? Поделись опытом.
– Непроста моя жизнь, очень непроста, – вздохнула Наталья, – и не потому, что приходится вставать то с утра пораньше, то за полночь, а потому, что я до ужаса боюсь, что однажды Никита просто не придет. Боюсь упустить возможность лишний раз обнять, поцеловать, прижаться, сказать, что люблю. Сто раз взгляну на телефон и не решаюсь позвонить первая – а вдруг он на выезде или у него люди, у которых случилась беда. И еще до обморока боюсь звонка на городской телефон. Ведь если что случится, звонить будут именно на него.
Алена посмотрела в помутневшие глаза подруги и вышла в другую комнату. Через минуту она вернулась с бутылкой коньяка и двумя фужерами.
– Достань лимон из холодильника, – попросила она Наталью. – Давай выпьем за то, чтобы все наши страхи оказались лишь больным воображением, а в реальности – пусть все будет хорошо и у нас, и у наших родных, и у всех, кто живет с нами рядом, – звякнули фужеры и вот уже подруги морщат носы, закусывая шоколадную жидкость лимончиком. Глаза засияли, внутри потеплело и захотелось повторения…
…Он успел выбраться из города и вроде бы даже не допустил никаких серьезных ошибок. Девочка спала, когда он выносил ее из салона, спрятав в большую спортивную сумку. Вся остальная часть операции будет проходить при минимальном его участии. Его дело было – забрать девчонку и доставить по адресу, где ждала Медуза. А уже она знала, куда доставить малышку, чтобы за ней приглядывали и хорошо заботились. Конечно, в таких случаях чаще всего похищенных не возвращают живыми, но он согласился на это дело только с одной оговоркой – никакой «мокрухи». Еще не хватало на его совести невинного младенца! Нет уж. Он заберет свои «бабки» и свалит подальше отсюда, к теплому морю, где полно «герыча» и легко затеряться среди приезжего народу.
Дорога серпантином вьется под колесами, то шуршит асфальтом, то скрипит щебенкой и при этом все дальше и дальше уносится от Междугорска в тихое местечко, где много свежего воздуха, зелени, запаха печного дыма и мало любопытных людей.
«Шубаново», – мелькнула белая дорожная табличка, освещенная робким осенним солнцем. Он почти на месте. Всю дорогу не мог толком расслабиться. озирался по сторонам и волновался, когда автобус надолго останавливался, чтобы забрать очередную партию пассажиров или впустить в салон контролеров для проверки билетов. «Только бы эта дура не опоздала», – подумал он, вглядываясь в окно. Нет, вон она, стоит на обочине, замерзла, видать – нос покраснел, голову в плечи втянула и прикрыла уши воротником плаща. Все форсит, кокотка! Приодела б куртешку да шапчонку и не задубела б на ветру, да и от местных не шибко б отличалась.