Лилии над озером

–– Я не знаток и не вполне доктор, но мне кажется, что вы беременны, Сюзанна. Я прав?

Между нами повисла пауза. Слышно было, как бьются волны о берег, как ворчит Люк, подкидывая хворост в костер. Александр придвинулся еще ближе, встал передо мной на колени – я, сидевшая на складном стульчике, оказалась вровень с его лицом, и мы глянули друг другу глаза в глаза.

–– Я прав? – переспросил он, отыскав и легко стиснув обе мои руки.

–– Да, – шепнула я. – Вы правы.

Он сдавленно, едва слышно охнул, чуть отведя взгляд, будто эта догадка, хоть и была высказана им самим, все же оказалась для него большим потрясением. Некоторое время длилось молчание.

–– Похоже, я узнал об этом последним, – наконец вымолвил он.

–– Нет. Вовсе нет. Я еще и Маргарите не говорила об этом.

–– И что же… пока длился весь этот ужас с моей немощью, вы вынесли столько хлопот, не сказав никому ни слова?

–– Уверяю вас, доктор д’Арбалестье знал с самого начала. Без его советов и успокоительных порошков было бы трудно. Кроме того, Александр, разве у меня был выбор? – Я пожала плечами. – В то время приходилось бороться за вас, некогда было забивать голову малышом.

–– Ах, Сюзанна…

Не договорив, он прижал мою голову к груди, порывисто вдохнул запах моих волос. Притихнув, я не шевелилась, наслаждаясь этим покровительственным жестом защитника, чувствуя в настроении Александра те самые глубокие нежность и желание поддержать, какие только может испытывать мужчина к женщине. Потом прошептала, погладив его щеку:

–– Все в порядке. К чему сокрушаться о прошлом? Ребенок все выдержал, и я считаю благословением Божьим то, что он нам послан. Он, как и ваша рана… свел нас вместе вновь.

–– Да, конечно, но… честно говоря, любовь моя, его здоровье – это, увы, не единственное, что меня тревожит.

Его взгляд оставался озабоченным. Он снова поцеловал мои руки, прижал их к лицу, словно пытался собраться с мыслями, но беспокойство не отпускало его. Казалось, само представление будущего, которое он себе создал, было нарушено открывшимся обстоятельством, и он не знал, какое принять решение. Я молчала, полагая, что со временем он сам мне все объяснит. Александр, наконец, поднялся, протянул мне руку:

–– Пойдемте прогуляемся, дорогая. Как давно мы с вами не бродили вдоль кромки моря!

–– С охотой, – откликнулась я. Некоторая бодрость снова вернулась ко мне после отдыха за ужином, и я вправду хотела движения. – Надеюсь, на порцию кортиада я еще могу рассчитывать, мой бережливый и рачительный супруг?

–– Вам бы только смеяться, carissima. Дай Бог, ваш оптимизм поможет и мне понять, как поступить!

Я и мысли не допускала, что озабоченность Александра вызвана тем, что он в принципе огорчен известием о ребенке. Отношения между нами в последнее время были такие искренние и теплые, что ни о каких подводных камнях думать не приходилось. Подсознательно я понимала: если что и может серьезно беспокоить моего мужа, так это грядущая война. Мы находились в провинции, раздираемой междоусобицами: я, пятилетние девочки, кроха Филипп и этот нерожденный, самый беззащитный ребенок у меня под сердцем… Уже очень давно я думала о том, что Александр, если уж он сам выбрал для себя стезю мятежника, должен всерьез позаботиться о нашем переезде в Англию. Прежде такие мысли, если я их высказывала вслух, вызывали неодобрение. Теперь же ситуация так заострилась, что я сама ожидала от мужа подобного предложения. Если, конечно, его слова о желании начать все сызнова имели под собой какие-либо основания!

Однако я не хотела торопить события и, прогуливаясь с ним по песку вдоль морского берега, изображала полнейшие беспечность и легкомыслие. Никаких намеков или предложений с моей стороны – мне хотелось, чтобы он сам все предложил. Сжимая его руку, я смеялась, рассказывая о том, что беременна с начала июля, что, испугавшись поначалу, теперь очень хочу этого ребенка, что чувствую себя прекрасно и обещаю не доставлять хозяйству особых убытков своим аппетитом… Ветер играл лентами моей шляпы и светлыми локонами, я разрумянилась, глаза у меня сверкали счастьем, и поскольку Александр не сводил с меня зачарованного взгляда, убеждалась в который раз, что он влюблен, что его влечет ко мне, что он находит меня красивой и возбуждающей.

–– Ах, госпожа герцогиня! – сказал он наконец. – Ваши дары так щедры – вы дарите мне не только себя, но и второго наследника!

–– Может, и наследницу, Александр! Помните, мы мечтали об этом?

–– Нет, на этот раз желателен наследник. Назовем его Реми Кристоф, как звали моего отца… А уж потом будет девочка, черноглазое чудо, такое, как вы!

Мы стояли обнявшись, глядя, как красное солнце тонет в океане. Издалека доносились звонкие голоса близняшек, но, честно говоря, нам обоим не хотелось, чтобы кто-либо, даже дети, нарушал наше уединение. Бесконечная голубая гладь простиралась перед нами. Где-то там, в полутора сотнях миль отсюда, должно быть, белели дуврские скалы Туманного Альбиона, а еще дальше, как я знала, в полутора месяцах плавания от Бретани простирались бесконечные земли новых континентов и островов, луга, пустыни, прерии, незнакомые города… Мне казалось в этот миг, что перед нами вся земля, вся жизнь, полноценная и прекрасная, в которой нет ничего невозможного и недостижимого – столько сил давала нам любовь, которую мы испытывали сейчас друг к другу. От одного присутствия Александра, его объятий спокойствие поселялось у меня в душе. Даже гражданская война не казалась такой страшной, а будущее – неуправляемым, когда я ощущала его рядом.

–– Удастся ли нам, – шепнула я, – поплыть куда-нибудь так же беззаботно и свободно, как мы плавали на Корфу?

Он не ответил, только крепче прижал меня к себе.

–– Хотите сказать, что мы теперь слишком устали для таких приключений? – не без лукавства спросила я.

–– Нет. Скорее, слишком связаны обязательствами перед другими… Хотя, черт возьми, почему бы и не развязаться со всем этим на время?..

Он не договорил, но даже эти краткие слова в устах Александра дорогого стоили. На миг я ощутила себя победительницей в долгой борьбе за него, которую вела с роялизмом и долгом. Но поблаженствовать, сознавая это, мне не довелось, потому что муж обрушил на меня такой поток известий, что мне не осталось ничего другого, кроме как их энергично осмысливать.

–– Сюзанна, – начал он решительно, – вам многое нужно узнать. Поль Алэн ездил в начале сентября в Англию, вы были свидетельницей его возвращения. Но я еще не говорил вам, что в течение этого лета он вывез в поместье под Лондоном все наши картины, фамильные драгоценности и коллекцию камней Голконды… да и вообще все более-менее ценное, что было в Белых Липах и что мы хотели бы сохранить от разорения.

–– От разорения? Вывез в поместье? Какое поместье, Александр?

Я впервые слышала о каких-либо имениях дю Шатлэ за границей.

–– Небольшая усадьба в двух часах езды от Лондона, – терпеливо, хотя, как мне показалось, несколько смущенно пояснил Александр. – Блюберри-Хаус, очаровательный дом на берегу озера, усыпанном песчаными лилиями.

–– Вы арендуете его?

–– Да, король Георг несколько лет подряд позволял мне его арендовать, пока я пребывал в Англии. А прошлым летом дал разрешение на выкуп, коль скоро… словом, коль скоро мне и Жоржу Кадудалю, по всей видимости, суждено часто пользоваться гостеприимством английской столицы.

–– Вам и Жоржу Кадудалю? То есть вы купили его вскладчину, что ли?

–– Нет. Но, поскольку поместье куплено из необходимости принести пользу роялистскому делу, для господина Кадудаля там всегда будут открыты двери. Кроме того, он почти наш родственник – крестный отец Филиппа.

Блюберри-Хаус, дом среди лилий… Я пыталась обдумать то, что услышала. Для меня было полнейшим сюрпризом узнать, что Александр, оказывается, не только думал о нашем отъезде, но даже позаботился о достойном жилище в Англии. Понятно, что в этой покупке были использованы деньги английского правительства, иным способом делать такие приобретения Александр вряд ли мог.