Страница 17 из 28
Немцы, пользуясь тем, что русские фактически прекратили стрелять, продолжали лежа окапываться, только комья земли летели в стороны. Торопятся!
Пулеметчик со своим МГ-34 сменил позицию, и теперь посылал пули веером длинными очередями. Одна из них взрыхлила неподалеку землю, продолжая срезать веточки зарослей.
Наши бойцы отползли и снова стали смотреть в сторону врага, но визуальный контакт с противником был потерян. Однако, судя по редким выстрелам, они пока оставались на месте, а значит, продолжали окапываться, ну а пулеметчик просто их прикрывал, ставя заградительный огонь.
Камышев тихонько шепнул Черкашину, с которым лежал почти рядом за соседней березой:
– Витя, че-то лейтенанта не видно. А сержант поволок раненого немца куда-то в тыл. Да и Воробьев не стреляет уже давно! Может, пора к своим уходить? Скажем, что так мол и так, в суматохе боя отбились от своих! Немцев-то, видел, сколько много?
Черкашин лежал, внимательно смотрел по сторонам и обдумывал слова Камышева. Что ему ответить? И почему именно к нему он с такими речами обратился? Подслушал его разговор с Лаптевым, когда они обсуждали план о том, как лучше свалить от краснопузых? Да вроде нет. Сегодня утром, когда все выбежали из комнаты, они вдвоем были. Остальные ломанулись на улицу, слушать звуки далекой бомбежки!
Да и предлагает-то Камышев не вообще свалить, а к основному отряду. Пока. Что ему такое сказать, чтобы и не оттолкнуть от себя потенциального заговорщика, но и не раскрывать себя раньше времени.
Поэтому, немного подумав, Черкашин, продолжая внимательно глядеть по сторонам, тихо ответил:
– Володя, ты много хороших начальников здесь видел?
Камышев удивился такому неожиданному вопросу и ответил:
– Да как-то не замечал такого явления!
Черкашин оторвался от своего сектора обстрела и посмотрел внимательно на своего товарища:
– Наш лейтенант хороший командир?
Камышев уверенно ответил:
– Да получше остальных!
Черкашин, назидательным голосом заметил:
– Вот, и я о том! Ну а ежели мы одни без офицера, то бишь, без командира останемся, то будь уверен, на нашу солдатскую шею тут же посадят какого-нибудь тупого крикуна-начальничка.
– Так нету его, литехи нашего!
– Ты, Володя, не кипишуй! Война только началась, неизвестно еще, чья возьмет. Видел, сколько в нашей дивизии танков-то? А в соседней, тридцатой? А во всей армии? Да и немцы-то не особо смелые. Вишь, затихли, окапываются. Да и наш начальник… Да вон он, ползет, фуражку в руке держит!
– Ребята, Воробьева не видели? – спросил их Старновский.
– Нет, товарищ лейтенант, не видели! – скороговоркой ответил Камышев.
– Впереди он был, за поваленным деревом, больше я его не видел! Вы же приказали отходить! – спокойно ответил Черкашин и добавил: – Воробей парень сам себе на уме, может, что и задумал!
На звук их голосов щедро сыпанула пулеметная очередь. Несколько фонтанчиков земли взбилось прямо возле их голов.
– Ой! – вскрикнул Камышев и стремглав закатился за ствол березы.
– Уходить нужно, товарищ лейтенант! Пулемётчик у них, видимо, решил прочесать всю округу, как бы нас не задело! – резонно добавил Черкашин.
Старновский, нервно дыша, ответил:
– Камышев, смени позицию, тебя за белым стволом березы хорошо видно!
А затем взглянул на Черкашина, на Камышева и на спрятавшегося поодаль Солнцева, и тихо произнес:
– Уходим вглубь леса на сто метров.
Вдоль дороги стрельба почти стихла. Бой там явно закончился. Но здесь немецкий пулеметчик словно нащупал болевую точку в рядах русских и уже целенаправленно и кучно стал обстреливать заросли, откуда слышались голоса. Снова полетели ветки и листья в стороны. Снова бойцы вжались в мать-сыру землю, боясь поднять головы.
Вдруг раздался одиночный выстрел и пулемёт замолчал.
Женька Воробьев всё же дождался, когда в азарте стрельбы немец очень хорошо развернулся за своим ручным пулеметом МГ-34. Остальные враги, бросив окапываться, тут же схватились за винтовки и с удвоенной силой стали обстреливать место, откуда прозвучал выстрел русского снайпера. Но Женьку это не сильно напугало, все же позиция у него больше походила на узкую амбразуру ДЗОТа, благодаря щели между поваленным стволом сосны и землей. Поэтому он, не спуская глаз, продолжал следить за одиноко-торчащим прикладом МГ-34, стоявшего на коротких сошках. И не зря.
Второй номер пулемётчика, выждав минуту, резко схватился за пулемет и тут же был сражен второй пулей.
Среди немцев раздались крики:
– Там русский снайпер, под деревом!
– Вижу!
– Всем огонь по снайперу! – скомандовал фельдфебель, пустив длинную автоматную очередь.
И тут Женька понял, что влип. Уйти ему враги теперь не дадут. Он быстро дозарядил винтовку и приготовился ждать, когда немцы начнут перезаряжаться. Стало немного страшно. Возникло дикое желание встать и побежать. Но вместо этого он быстро прильнул к своей амбразуре, и, почти не целясь, выстрелил в фельдфебеля. В ответ раздался дикий душераздирающий вопль.
Глава 16. 22 Июня 1941 г. Радостное и грозное «УРА!»
Но вопль фельдфебеля продолжался недолго. Его заглушил взрыв ручной гранаты. Не успел немец добросить её до русского снайпера. Чуть привстал, надеясь на то, что огонь камрадов прижал русского, но тут-то его и нашла пуля, которая больно ударила выше печени. Дикая боль заставила его выпустить из рук взведенную гранату. Этот взрыв и оборвал крик звериного отчаяния.
Немцы опешили. В начале войны смерть каждого соратника вызывала дрожь в душе. Это уже потом солдаты привыкли к чужим смертям и свыклись с мыслью о своей…
И тут чуть сзади Воробьева раздались короткие очереди из трофейного МП-40 и зачастили выстрелы из винтовок русских. Немцы прильнули к вырытым ямкам. Желающих еще бросать гранаты среди них больше не обнаружилось.
– Женька, уходи! – крикнул лейтенант.
– Уходи! – повторил Солнцев, и, привстав на колено, смело спрятавшись за стволом дерева, что есть силы метнул все свои гранаты «в ту степь».
Не сговариваясь, остальные наши бойцы лежа тоже начали вразнобой швырять свои гаранты. Воспользовавшись произведенным шумом и тарарамом, Воробьев мигом сиганул назад.
Вдогонку прозвучал один выстрел самого смелого немца. Женька вскрикнул и упал ничком.
Вдруг где-то издалека, со стороны наших, на дороге послышалось радостное «ура!», которое постепенно стало наливаться силой, и вскоре вовсю уже гремело грозное «ура!». Раздались два пушечных выстрела и послышался яростный треск пулеметов. Солнцев сразу определил, что среди них были и наши дегтяревы. А вскоре немного удивленные бойцы услышали рокот моторов и отчаянные крики немцев на дороге.
И тут Солнцев увидел, что немцы дружно стали отползать, а затем короткими перебежками начали отходить, отчаянно отстреливаясь, А затем, опустошив магазины своих винтовок, и вовсе кинулись бежать без оглядки.
– Ах вы падлы! –воскликнул Солнцев и кинулся за ними, сжимая пистолет «ТТ», несколько раз выстрелив из него.
– Стой, ты куда? – пытался его остановить Старновский, но рыжий боец его уже не слышал. Он, как гончая собака, которая выскочила на свежий след зверя и уже не могла остановится, что бы там хозяин ей ни кричал.
– Солнцев! Твою мать! – крикнул и сержант.
– Взвод! – вдруг раздался зычный голос лейтенанта. – За мной в атаку, бегом марш!
И все рванули вперед! Даже Камышев, примагниченный этим нарастающим издалека «ура!». Но, впрочем, его хватило только на пару десятков шагов. Увидев лежащего Воробьева, он наклонился над ним и перевернул его на спину. Тот ойкнул:
– Ой, больно! Где немцы?
– Убежали! Тебя куда? В ногу? – спросил подбежавший солдат.
– В ногу! Зараза, больно!
– Потерпи, Воробей, счас я тебя перевяжу! – Камышев, довольный тем, что у него нашлась вполне законная отмазка от продолжения атаки, принялся не торопясь, но основательно перевязывать раненого.