Страница 4 из 12
Почему-то ее любимейшим из женщин этот астрономический вес вообще никак не мешал. Мама так вообще чувствовала себя неотразимой королевой. А сестра? Она была вечной жертвой. Вот Юльке повезло, а ей, Любане, ни разу…
Причем во всем. Муж достался не из лучших, кто бы сомневался. Хорошо Юле, она своего быстро раскусила и выставила за дверь, а вот Люба раскусила, но характера развестись нет. Юля живет в Кунцеве, и ладно что комната в коммуналке, зато этаж второй, а Люба мается в квартире на пятом этаже в хрущевке без лифта. Работа была вечно не по ней, поэтому Люба гордо с нее уходила. Проживем! Естественно. Мать всегда подкинет. Даже день рождения, и тот был камнем преткновения.
– Родиться в один день с сестрой! Врагу не пожелаешь! – Так начинался каждый их праздник.
Вообще-то Юлька могла возмутиться. Это же Люба родилась в тот же день на пять лет позже. Нет! Виновата была она. Почему? Потому что старшая?
Мать при этом томно курила сигарету. Она любила вспоминать тот хитрый ход. Лариса Васильевна тогда еще работала хирургом, завотделением, рожала в своей клинике. И поскольку ее опять «кесарили», день можно было выбирать.
– Лариса, какой день для родов назначишь? Выбирай! Все для тебя!
– А давайте на пятницу тринадцатого!
– Опять? Вроде у тебя уже одна именинница есть на эту дату?
– Будут две. Для смеху!
Вот так вся семья и хохотала уже тридцать лет.
Накануне вечером Люба и вовсе выбила старшую сестру из колеи. Юля заехала как обычно. По средам Любин муж вел курсы по скорочтению. Невероятно предприимчивый человек. И зачем людям читать быстро? Читать нужно медленно, со смаком.
– И что, кто-то учится?
– А мне какое дело? Кто-то и научится, а заплатят все.
Люба при этом гордо приподнимала брови. Мол, получила? А ты после работы еще и бесплатно стенгазеты рисуешь.
Не обращать внимания. Хотя бы постараться. Среда, вечер – это было их время. Пообщаться… Точнее, поругаться и обидеться друг на друга. И каждый раз Юля думала: зачем я еду? Только настроение портить. Но ехала. Она старшая. И кто еще есть у Любки, кроме нее? Мать вон и вообще в деревню рванула. Были у них светлые и только их посиделки, когда настраивали видео и ставили их любимое «Шла собака по роялю» с дивной музыкой Рыбникова. Залезали с ногами на скрипучий и уютный диван, Юля строго предупреждала: «Никакой колбасы». Люба ворчала: «А тебе бы только настроение испортить». Но дальше шло кино из детства. Про любовь и дружбу. Сестры теснее прижимались друг к другу, а при расставании нежно обнимались.
– Так бы вечером колбасу поела, а из-за тебя на ночь придется.
– Дурында!
Но все это беззлобно. Просто по привычке.
– Мы заложили квартиру на проспекте Мира. У Кирюши новый проект. Срочно нужны деньги.
– Ты с ума сошла? Это же квартира родителей. Их гарантия. Просто записали на тебя!
– Никуда я не сошла. На фига она им сдалась? Вон у них теперь хоромы в деревне. Деньги должны работать! Раз уж купили. Тоже мне коммерсанты. Сначала мне на квартиру полжизни копили. И что? Надо было додуматься купить эту халупу! Пока подымешься, задохнешься. Сил нету! Слава богу, Кирилл что-то в этом смыслит. Теперь я понимаю, откуда вся моя слабость вечная. Как долезу, так падаю без сил. Вон диван весь продавлен.
– Он от твоих килограммов продавлен.
– А ты не попрекай! Нельзя болезнями попрекать.
– Ой, ладно, не начинай, прошу тебя.
Юля без сил опустилась на стул.
– Любка! Заклинаю тебя! Не делай глупостей! Квартира – это даже не родителей, это твой капитал! При чем здесь Кирилл и его делишки?!
– Не смей так говорить о моем муже!
– А как мне о нем прикажешь говорить? Я расскажу матери!
– Юль, ну ладно! Не говори! Тут делов-то на пару месяцев! Они даже не узнают! Киря провернет все так, что никто и не поймет. Пожалей родителей! Сколько им лет! Зачем их волновать?
Весь вечер Юля порывалась позвонить матери. Отец никогда и ничего не решал. Как Ларочка скажет, вечная его присказка. Все же решила не звонить. Но все думала, правильно ли? Только мать могла совладать с Любаней. При всей ее любви к дочери в характере Ларисы Васильевны было стукнуть по столу тяжелым кулаком: «Я сказала! Все! Все заткнулись!» И Люба затыкалась в момент. Но, может, действительно не мельтешить? Всего-то пара месяцев.
= 4 =
Воскресенье – Лелин день. Леля жила в старом доме, непонятно какого года постройки, в Афанасьевском переулке. Обычно Юля ехала до станции метро Кропоткинская, дальше неторопливо шла по Гоголевскому бульвару. Любимый московский бульвар. Причем раньше о нем и не догадывалась. Станция Кропоткинская связывалась либо с бассейном Москва, где проходили уроки физкультуры практически у всех московских школьников, либо с Пушкинским музеем. А вот при появлении в ее жизни Лели дорога пошла в другую сторону от метро, по тому самому Гоголевскому бульвару.
Неторопливая жизнь Московского бульварного центра: голуби, шахматисты на лавочке, а рядом несколько застывших пенсионеров, смотрящих на шахматную доску. Если у Юли было время, она тоже останавливалась. Девушка ничего не понимала в шахматах, но ей было интересно, сколько времени можно было вот так вот неподвижно смотреть хором в одну точку. Как правило, свой пост наблюдателя держала до следующего хода. Вся компания удовлетворенно меняла позу, чтоб застыть еще минут на десять. И Юля с чувством выполненного долга шла дальше. Переходила дорогу на уровне Сивцева Вражка и оттуда вверх, а потом направо, уже по Афанасьевскому. Можно, конечно, было доехать до Смоленской, перейти шумный Арбат с вечно звенящим троллейбусом, пройтись вдоль него. Но лучше этой дорогой идти уже от Лели. Когда никуда не торопишься и можно даже заскочить в любимый магазин «Самоцветы». Покупать ничего не обязательно. Просто посмотреть. Но на это требуется время, и немало, магазин растянулся на весь длинный особняк. Столько времени по дороге туда у Юли не было. Опаздывать нельзя. У Лели все по часам. В 12.30 обед, потом небольшой отдых. Юля должна приехать ровно к двум часам. В это время на два часа уйдет сиделка, и это будет время только их разговоров. Раз в месяц – и всего два часа. Так продолжалось последние семь лет. Юля уже привыкала и даже свои отпуска подгадывала под эти воскресенья. Ей почему-то казалось, что Леле это очень важно. А ей самой? И ей тоже. Конечно.
Дверь открыла Ева:
– Добрый день. Проходите, Юлия. – Как всегда. Как все эти семь лет. Та же Ева. И на «вы». И ни слова больше. Никаких вопросов и рассказов. И со стороны Юли тоже ни вопросов, ни рассказов.
– Здравствуйте, Ева.
– Элеонора Александровна вас ждет.
Леля уже восседала в своем кресле. Красиво уложенные, совершенно белые волосы, длинная юбка, домашняя кофта в китайском стиле, премудрая брошь в виде птицы-феникс. Сколько же этих кофт у Лели? Как-то Юля пыталась подсчитать, но ничего не получалось. То ей казалось, что вот эту, цвета бордо, она уже на ней видела. И вдруг в ходе разговора понимала. Та же была с вышивкой в виде павлинов. А на этой попугаи. Вышивка – да. Тон в тон. Кофта бордо и вышивка бордо.
Сколько лет Леле, она тоже не знала. Спрашивать было неудобно, а мать как-то обмолвилась:
– Свой возраст старая ведьма унесет с собой в могилу.
Лариса недолюбливала Лелю. Сама же к ней дочь отправила со словами: «Нужна помощь». Каждый раз ждала рассказа, как Юля сходила к пожилой женщине, и каждый раз злилась. Девушка чувствовала сердцем какую-то ревность, недосказанность, но вопросов матери не задавала, бессмысленно. Опять эти семейные тайны.
Когда-то Леля произнесла фразу, которая потом стала девизом их отношений:
– Как-то это неловко.
И вот это «неловко» стало для Юли барьером. Прежде чем что-то сделать, она задумывалась: «А насколько это ловко?» И получалось, что скорее всего все-таки неловко. А мать просто сказала: «Не спрашивай. Слишком тут все запутано. Ходишь, нравится, и ладно». С матерью спорить было бесполезно. Вот ведь характер. И как только отец с ней живет?