Дорогой интриг

— А если бы побеждал он?

— Тогда бы я вновь переживала за барона, чтобы после его победа не обернулась крахом, — мы встретились взглядами. Взор монарха был холоден, мой упрям. — Ваше Величество, не извольте гневаться, но дело не в том, к кому я отношусь с большей теплотой, а лишь в разнице положений вашего и его милости. К тому же я не сомневаюсь в вашей победе не потому, что барон мог бы поддаться вам…

— Почему же тогда?

— Потому что уверена в том, что вы сильней, опытней и хладнокровней его милости. Вы – сильный противник, государь, и поединок с вами опасен. Лишь потому я говорю, что больше переживала бы за Гарда. В этом нет женской симпатии, только беспристрастная оценка физических возможностей.

Взор монарха чуть потеплел. Он отвернулся и посмотрел на арену. Поединок стрелков продолжался. Судя по флажкам, еще ни один из них не уступил другому.

— А барон-то у нас – ларчик с секретами, — произнес кто-то у меня за спиной. Там сидели министры, но по приглушенному голосу я не поняла, кто это был.

— Его милости не к чему выставлять свои таланты на показ, — заговорила герцогиня. — Он проявляет их там, где считает нужным. В моей свите немало бриллиантов, — добавила она с явным умыслом. — Что скажете, дорогой племянник?

— Я скажу, дорогая тетушка, — отозвался государь, — что бриллиант в вашей свите только один, и это вы. Что до барона, то он мужчина, а я не привык восхвалять мужчину, пока он не покажет большего, чем умение попадать в цель на состязаниях. Однако стоит заметить, его милость сумел удивить. Держится весьма достойно.

— Стало быть, вы называете меня бриллиантом? — кокетливо переспросила ее светлость. — Но кто же тогда баронесса Тенерис?

— Луч солнца, как говорит нам ее имя, — ответил Его Величество. — Весьма яркая и интересная особа.

Я почти не слушала их. Теперь, когда короля увлекли разговором, я вновь смотрела на Гарда. Он выстрелил, и… слуга поднял синий флажок, означавший неточное попадание. Огорчившись, я подалась вперед и вздохнула:

— Ох, Фь… — опомнилась и поправилась: — Ваша милость.

И тут же удостоилась ехидного замечания:

— Барон глотает слоги, а вы их и вовсе путаете, ша милость? Тоже от волнения, должно быть? — моего ответа Его Величество не ждал. Он поманил к себе лакея и произнес: — Дренг.

Поклонившись, слуга поспешил к глашатаю, и тот объявил победителя. Впрочем, сейчас не было смысла возмущаться, Фьер и вправду проиграл. Немного, но уступил.

— Однако в конном состязании его милость ничуть не хуже графа, — проворчала я себе под нос, так выражая свой протест.

— Поглядим, как покажется себя в поединке на рапирах, — заметил король. — Да и в стихосложении. Дренг хорош: и в фехтовании, и в поэзии.

На миг поджав губы, я ощутила прилив благодушия, потому что уже знала, чем подпортить сладкий мед, лившийся на голову графа.

— А еще он привлекательный мужчина, — сказала я. — Весьма хорош собой.

На мой вкус приближенный короля вовсе таким не был. Нет, он был недурен, но мне не нравился. Однако пронзительный взгляд короля стал мне наградой и надеждой на то, что его милость графу несколько уменьшится, и это даст Гарду шанс на победу. Я бы даже продолжила петь Дренгу дифирамбы, если бы не опасалась вызвать недовольство монарха.

Перед следующим состязанием пока арену делили на части, в которых будут происходить схватки на рапирах, у участников и зрителей появилось время, чтобы перекусить, что-нибудь выпить, ну и использовать возможность ненадолго покинуть насиженные места. Хотя бы для того, чтобы размять ноги.

— Вы голодны? — спросил меня король.

— Я бы немного прошлась, если позволите, Ваше Величество, — ответила я.

— Хорошо, пройдемся, — сказал государь и первым поднялся на ноги. После обернулся к своим гостям: — Дамы, господа, вам не надо сопровождать меня. Можете уделить время себе и своим потребностям. Идемте, ваша милость, — он подал мне руку, помогая подняться, а после повел к лестнице, которая вела на обратную сторону амфитеатра.

Прогулка вышла странной. Мы почти не разговаривали. Перебросились несколькими незначительными фразами, а в остальное время молчали. Я не знала, о чем говорить, а государь, кажется, особо и не горел желанием беседовать. Наконец, начав чувствовать напряжение от этого молчания, я решила задать нейтральный вопрос:

— Как прошло ваше утро, Ваше Величество?

Он повернул голову, ответил мне рассеянным взглядом, а после учтиво улыбнулся:

— Благодарю, ваша милость, мое утро прошло в делах. — И вдруг спросил: — Вы так разговариваете с Гардом? Простите, я малосведущ в том, как общаться с другом-женщиной. Так о чем вы разговариваете с Гардом?

— Обо всем, государь, — улыбнулась я. — Часто шутим. Между нами нет кокетства и ухаживаний. Мы общаемся, почти как с вами… еще не так давно, только без всяких касаний и поцелуев.

— Это не может не радовать, — усмехнулся государь. — В ином случае, это вряд ли можно было бы назвать дружбой.

— Чтобы было – в ином случае, мужчина должен видеть перед собой женщину, а женщина – мужчину, — негромко рассмеялась я. — Между нами с бароном нет ничего подобного. Я вижу в нем веселого и порядочного человека. Его милость говорит, что ему легко со мной, и он может быть собой. Дружба – это искренность без всякой корысти, государь. Помощь и поддержка. Между нами с бароном это есть, и потому я смело называю его своим другом.