Нестор

На царицынских, впрочем как и на других, складах у Фомы уже были нужные люди, готовые за деньги рискнуть вывезти некоторое количество товара и доставить его в нужное место. А риск был большой. Сначала товар надо было незаметно вынести с охраняемых складов, а затем также незаметно, через рабочие заставы, доставить в назначенное место. Только после этого похитители получали свое вознаграждение. На любом этапе этого опасного пути их могли разоблачить и по законам сурового времени расстрелять на месте. Всю эту схему, от склада до господина Кренделя, Фома разработал самостоятельно и даже при провале операции на организатора выйти было сложно, ведь никто не знал ни его имени, ни его места жительства. Единственное, что они сказали бы, что это был кавказец. А кавказцы, как известно, все на одно лицо.

Фома прекрасно понимал, все что он делал было преступно, это было самое настоящее воровство и отец им явно не гордился-бы. Но для прикрытия некрасивых делишек всегда находятся оправдания. А что, разве сами большевики не выкрали это государство из рук временного правительства? Еще как выкрали, с оружием в руках, пролив кровь своих граждан, разделив их на своих и не своих. Разве не большевики призывают – грабь награбленное! Вот и он, экспроприирует экспроприаторов, без насилия, без крови. Много ему и не надо. Возьмет только самую малость.

Самым ценным звеном во всей этой цепочке был господин Крендель. Он оплачивал всю операцию, часть денег купюрами, часть – золотыми червонцами. Червонцы Фома оставлял себе, бумажками рассчитывался со своими помощниками-исполнителями. О связи Фомы Ревишвили с господином Кренделем не знал никто, кроме племянника самого господина Кренделя. Он и познакомил Фому со своим дядей.

Илья Кокоурин был сыном сестры Ефима Кренделя. Отец Ильи, земский учитель, зарабатывал мало, но был независим и горд своей бедностью. Денег всегда не хватало, но идти на поклон к богатому брату жены, было, по идейным соображениям, недопустимо. Однако сына, поработать у дяди, он отпустил. Илья стал помощником и секретарем господина Кренделя. Как-то раз, в трактире «У Боровицких Ворот», он познакомился с Фомой Ревишвили и хотя дружба их не была скреплена близкими связями, они в месяц раз встречались и хорошо напивались, в тех-же «Боровицких Воротах». Но только после того как Фома узнал, где работает товарищ Каширский, он увязал всех в одну цепь, от складов Каширского до денег Кренделя.

Илья познакомил Фому со своим дядей и тот не вдаваясь в подробности, откуда информация, как будут осуществляться поставки, кто владелец товара, быстро схватив суть дела, дал свое согласие на очень простых условиях. Доставляешь товар в назначенное место, получаешь деньги и все, остальное тебя не касается. Ну и естественно – меньше говоришь – дольше живешь. Сам Ефим Крендель очень скоро усвоил новые правила перераспределения благ, поэтому втридорого перепродавал украденный товар и совесть его не беспокоила. Он делал тоже самое и в прежние времена, просто тогда он покупал и продавал в открытую и это называлось коммерцией, а теперь это надо было делать тихо и незаметно, потому что называлось спекуляцией.

– Всегда так не будет. – говорил он Илье. – В конце концов и большевики научатся коммерции. Но пока в стране такой бардак, мы должны успеть взять свое. Потом будет сложнее.

Весь день Фома промотался в Царицыно и близлежащих трактирах. Переговорил со складскими рабочими, с знакомыми перевозчиками и лишь после этого пыльный усталый, но довольный отправился к господину Кренделю. Когда он подходил к большому шестиэтажному дому на Покровке, где в пятикомнатной квартире одиноко проживал бывший коммерсант, последний майский день медленно угасал. С каждой минутой сумерки сгущались, сливаясь с тенями. Дневной свет уходил с городских улиц, а вместе с ним с улиц исчезали и прохожие. Ночь принадлежала людям иной категории, чья работа была отнимать – жизнь или кошелек. Никому не хотелось попадаться на пути ни им, ни редким красным патрулям. В какой-то момент Фома заколебался, может прийти завтра, с утра. Но завтра поступивший товар могут начать распределять по фабрикам и заводам, поэтому надо делать все быстро и вовремя. Сегодня хороший день, он приятно начался и должен полезно закончиться. Фома огляделся, улица была пустынна, и юркнул в темный неосвещенный подъезд.

Когда он поднялся на третий этаж, было уже темно. Он покрутил ушко звонка, но на мелодичное треньканье никто не откликнулся. Тогда он постучал. Но стука не получилось, высокая створчатая дверь была утеплена ватой и оббита дермантином, поэтому во второй раз, придав руке силу, он постучал кулаком. Стука опять не получилось, от удара дверь поддалась и приоткрылась. Фома застыл. Быть такого не может. Чтобы дверь Ефима Кренделя осталась открытой? Это невозможно. В полной темноте он вошел в квартиру.

– Ефим Иосифович! – позвал Фома. – Есть дома кто?

Было тихо, никто не отзывался, даже большие напольные часы замерли. В темноте матово мерцала мебель, черные пятна картин пугали своей пустотой. Фома вспотел, самое время уходить. Что тянуло его в эту темень? Он не раз бывал в этой квартире, поэтому без труда нашел кабинет, пошарил по стене, повернул включатель. Было по прежнему темно. Электричество отключали часто, в этом не было ничего необычного. В слабом ночном свете он добрался до письменного стола и в кресле увидел господина Кренделя. Тот устало уронил голову на грудь и казалось спал.

– Господин Крендель! – неуверенно произнес Фома. – Ефим Иосифович! Крендель не отреагировал и Фома, предчувствуя худшее, легко толкнул его в грудь. Пальцы дотронулись до чего-то липкого, ужасного. Подойдя к окну и все равно не разглядев цвета он понял, что это кровь. Страх накатил волной и Фома бросился из квартиры. Но поздно. На лестнице раздавался топот множества ног. Слабый свет поднимался снизу и приближался к третьему этажу. Фома не успел выскочить наружу, пришлось затаиться там-же, за кухонной дверью. Через мгновение в квартиру ввалилась группа вооруженных людей. Первый нес керосиновую лампу.

– Не понимаю, почему дверь открыта. – Фома узнал голос Ильи. – Дядя всегда закрывает. – Дядя Фима !– прокричал Илья. – Пойдемте, он наверное в кабинете. – Кузин! – отдал приказ чей-то хриплый голос. – Встань у дверей. Никого не впускать! И вся группа, человек пять, во главе с Ильей направилась в сторону кабинета. Пока Фома лихорадочно сооброжал, как выбраться из этой чертовой квартиры, раздался взволнованный голос племянника.

– Дядя Фима, дядя Фима! Он мертв!

В настороженной тишине было хорошо слышно, как начальник спокойным уверенным голосом выговаривал.

– Да, похоже убили. Перерезали горло. Вон, сколько крови-то вытекло. Опередил нас кто-то. А что взяли? Где он хранил деньги, бумаги? А, Кокоурин, где?

– Документов никаких не было, тетрадка одна, толстая такая, он туда все записывал. – Где он ее хранил? Где прятал деньги? – наседал начальник. Было слышно, как выдвигали ящики, передвигали мебель. – Здесь! Обычно он здесь все хранил. – воскликнул Илья. – Вот она, эта тетрадь.

– Не особенно-то и замысловато. Что-ж он вот-так, обыкновенно, в ящике секретера хранил деньги и секретную тетрадку? – засомневался хриплый голос. – Больших денег он дома не держал. Где они спрятаны я не знаю. А вот тетрадку он вел очень хитрую. Там только цифры, а что они означают знал только он. Cами увидите. Зашифровано все. Мне он не говорил.

– Тетрадь оставили, значит знали где деньги. Дядюшку вашего убили и концы, как-бы в воду? А может вы его сами и прирезали, Кокоурин? Деньги взяли и дело его, по наследству, к вам перешло.

– Да, что вы говорите! – возмутился Илья. – Он меня как сына держал. Я у него, как у Христа за пазухой был.

– Ну, это точно. – усмехнулся начальник. – На народном добре, у дядюшки за пазухой. Кто к нему приходил? С кем он вел дела?

– К нему многие приходили. – сказал Илья. – Но, в последнее время к нему часто приходил один кавказец – грузин. Я его знаю. В гостях у него не был, но дом показать могу. Он у Красных Ворот живет.