Страница 28 из 29
– Открывайте, распоряжение из штаба! – уверенно крикнули с улицы.
Долгополов удивился, какое у штаба может быть к нему дело, но все же успокоился, разогнал по комнатам выглянувших было домочадцев – ко мне, это – и пошел открывать калитку.
Молодой черноусый парень бодро и не понижая голоса спросил.
– Вукол Ермолаевич Долгополов? – и получив утвердительный ответ, продолжил. – Вам устный приказ из штаба.
– Да что ж ты кричишь так? – он бросил взгляд на улицу. – Пройдем в дом.
Они прошли в комнату, которая по размерам больше напоминала залу и Ожилаури быстро осмотрел ее. Небедная обстановка, массивный стол в середине, заставленный фаянсом и хрустальными графинчиками резной буфет, комоды под ажурными скатерками, добротные стулья, цветы на подоконнике и образа с лампадкой в углу.
Не плохо, не плохо. – подумал Тедо, взглянул на настенные часы и с большим интересом посмотрел на хозяина, надо было понять, что это за человек и выработать тактику поведения с ним. В университете только-только начали преподавать судебную психологию и из того немного, что он успел запомнить, было – если хочешь чего-то добиться от оппонента, загляни ему в душу, затронь ее, а потом лепи, что тебе надо. И если маркиз де Сад призывал добиваясь женщины обращаться к ее страстям, то подчиняя себе преступника надо обращаться к его страхам. Предварительный образ обрисовала Ляля, нет, уже Варя, и теперь, встретив принуждающий к подчинению взгляд Долгополова, Ожилаури пришел к выводу, что перед ним должностное лицо сросшееся с криминальным миром. Такое бывает у людей долгое время пользующихся неограниченной властью в закрытых сообществах. Они правят пользуясь уголовными понятиями, но в обществе вынуждены подчиняться общепринятому моральному кодексу. Отсюда и раздвоение – семья для общества и мальчики вне морали.
– Говори, что за приказ такой, который нельзя доверить бумаге? – грозно спросил Долгополов.
Знакомый с криминальным миром Ожилаури, держалсся от него на расстоянии и слова подбирал осторожные, правильные. Он вспомнил, как вели себя надзиратели сыскной полиции с господами, уважаемыми гражданами и решил придерживаться их метода. Он обошел по кругу и встал таким образом, чтоб между ними оказался стол. Ожилаури выдвинул стул и тоже самое предложил Долгополову.
– Вы присаживайтесь, у нас будет разговор, который, надеюсь, приведет к обоюдному согласию.
Гнев, страх, растерянность – одновременно оглушили Долгополова и привели его в секундное замешательство. Но он моментально взял себя в руки, надо разобраться с этим наглецом.
– Ты кто такой, чтоб распоряжаться в моем доме? Кто тебя послал? Да я тебе, суке, печень вырву! – властным голосом рыкнул Вукол Ермолаевич.
– Главное, не содомируйте меня. – глядя в глаза Долгополову сказал Тедо.
Видимо Ожилаури попал в нужное место, Долгополов как будто ударился о стену, отшатнулся. Все остальные чувства перекрыл страх – вот она, расплата. Мысли замельтешили – что он знает, знает ли, от кого, может просто пытается запугать, вымогатель?
– Кто ты, что разговариваешь так со мной?
– Вам не надо знать кто мы. – Ожилаури сделал ударение на последнем слове. – Вы нас не знаете и если выполните нашу просьбу никогда не узнаете. Присаживайтесь.
Долгополов заколебался, но все же выдвинул стул и сел напротив тоже севшего Ожилаури.
– Вукол Ермолаевич, мы знаем о вас много, но я не хочу осквернять ваше жилище перечислением всех ваших темных делишек, поэтому мы можем разойтись мирно и без последствий для вас. Для этого вы должны, для начала, выслушать меня.
Ожилаури замер, если Долгополов пойдет на переговоры, значит косвенно признает свои преступления. Надзиратель молчал, он думал и все больше приходил к заключению, что это просто наглый жулик, скорее всего один, который где-то, что-то услышал и теперь попытается сорвать с него денег.
– Я не знаю о каких делишках ты говоришь, но мне интересно послушать какие аппетиты разыгрались в твоей дурацкой башке.
Ожилаури вздохнул, он пропустил оскорбление мимо ушей, главное начиналось сейчас.
– Ну, послушайте. – Ожилаури начал говорить четко и сухо, как на судебном заседании, никакой снисходительности в голосе. – Просьба заключается в следующем. Сегодня, в подведомственное вам заведение, в шесть часов двадцать минут вечера привели арестованных, среди которых есть некто Уве Карлович Веснянен. Вы должны сейчас-же, в течении одного часа, без шума и уведомления вышестоящего начальства вывести его и сдать в наши руки, живого и без травм. Взамен мы гарантируем, – Ожилаури выдержал паузу – не оглашать причин, по которым повесился дворянский сын Севастьян Казанский, семнадцати лет от роду, ушел на фронт и там погиб купеческий сын Петр Афанасьев, девятнадцати лет от роду, был зарезан …
– Это все ложь! – воскликнул побледневший Долгополов. – Это клевета! Вы возводите на меня напраслину без доказательств, по подлому навету!
Ожилаури бросил взгляд на часы, встал, подошел к окошку, отодвинул занавеску и посмотрел на улицу. Затем вернулся к столу и сел. Он был доволен, надзиратель пойдет на сделку, он чувствовал это.
– Ну, что вы так всполошились, Вукол Ермолаевич, вы же знаете, что это правда. И доказательства у нас есть, но мы не пойдем с ними в суд, просто завтра, пардон, уже сегодня, весь город будет знать о ваших…эээ, предпочтениях. И родственники погибших молодых ребят, и даже подполковник Каппель, а он, насколько я знаю, человек чести. Расплаты вам не избежать и семье вашей не жить в этом прекрасном доме. Зато выполнив нашу просьбу мы удалимся из этого города и вы не услышите о нас никогда. Обещаю вам.
Этого надо убить, прямо сейчас, лихорадочно думал Долгополов, но кто ему сказал, откуда он знает, ведь нет свидетелей. Зоя уехала из Сызрани, как только большевики закрыли бордели, кто остался. Лицо Долгополова просветлело, ну конечно, девчонка эта – Ляля! Змея, значит она в городе где-то. Ну что-ж, о ней он позаботится, а пока надо разобраться с этим поганцем. Долгополов бросил взгляд на витую вешалку, где висел ремень с револьвером. Внимательно наблюдавший за ним Ожилаури, заметил эту перемену, что-то задумал господин надзиратель, пора выпускать козыри. На всякий случай он опустил руку в карман пиджака и нащупал рукоять нагана.
– Я вас понимаю. Вы наверное думаете, что я какой-то прохвост, заговорщик, что легче меня убрать и делу конец. Но ведь я уже намекнул вам, что я не один. Выгляньте на улицу.
Ожилаури встал и подошел к окошку, за ним последовал и Долгополов. Вукол Ермолаевич открыл окно, высунул голову и осмотрел только-что пустынную улицу. Теперь она не была столь пустынной. Прямо напротив него, прислонившись к стене стоял человек, рядом с калиткой его дома еще один, а чуть поодаль, на углу, еще один. Возможно есть еще, но их он не разглядел. Зато хорошо было видно, что все вооружены, лунный свет играл на стволах винтовок. Их тут целая шайка. Это меняло дело.
– Если со мной что-то случится, если вы поднимете тревогу или подадите знак, мы не просто ославим вас, но и вырежем всю вашу гнилую семью. –добавил в риторику жесткости Ожилаури, теперь можно немного и припугнуть. – А теперь за дело. Несколько человек я оставлю здесь, если через час они не получат условного знака, мы выпотрошим ваш дом. Ну и вас конечно прикончим, если этого горожане не сделают.
Васадзе достал часы и в лунном свете рассмотрел циферблат, пора им выходить, надо торопиться, сейчас самые короткие ночи, а с рассветом и пароход отчалит. Тедо выглянул в окно, значит все нормально, Долгополов пошел на переговоры. Они встали на заранее обозначенные места. Что может пойти не так? Вроде все предусмотрели. Варвару отправили в гостиницу собирать свои вещи, а сами, прячась в тени домов, добрались до Успенской церкви, нашли оружие и также тайком добрались до дома Долгополова. Ожилаури смело забарабанил в дверь надзирателя. Осталось ждать. Если через пять минут Тедо не выглянет снова, надо врываться и выручать его. Но окно открылось и оттуда высунулась голова хозяина дома, а еще через десять минут открылась калитка и на улицу вышли Долгополов и Ожилаури.