Страница 30 из 44
В силу строения нашего разума, в силу его генетической организации, ему очень этого бы хотелось. В самых укромных своих глубинах, нам хочется думать, что мы абсолютно свободны в собственных действиях. И мы получаем эту иллюзию, удовлетворяясь ей. И эта главная иллюзия нашего сознания, проецируется на весь окружающий нас мир. В поиске «вещи в себе», мы жаждем той же, но лишь спроецированной вовне иллюзии, что находим в себе. И всё лишь для того, чтобы найти подтверждение нашей уверенности в том, что в нас, в глубине нашего сердца, существует произвольное в своей сути зерно, самостоятельная субстанция, абсолютно свободная в проявлениях, независящая даже от мотивов и условий собственного бытия. Что это, в конце концов, не иллюзия нашего сознания, что она существует вовне, в действительной реальности феноменального мира. Это в сути своей тот же Теизм, лишь находящий своё воплощение и свои монады в физике вещей. «Вещь в себе» это – нирвана нашего сознания, запредельность перспективного осмысления и различных плоскостей мировоззрения. То место, и то пространство, где на самом деле не должно быть ничего, – «полная пустота», как воплощение абсолютной гармонии мира. (К этому я ещё вернусь).
Кто посмотрит глубоко на то, как образуются многие утверждения, касающиеся не столько метафизики духа, сколько научного мира, тот поймёт насколько важное значение имеет Теизм, во всяких кругах нашего мировоззрения, включая и научных круги, – научные в первую очередь. Какое влияние теистическая, по сути, форма осмысления всяких явлений мира, оказывает на все умозаключения философов и учёных всякого ранга, и различного поля деятельности.
Я начинаю думать, до каких пределов мы можем дойти в нашем познании мира. Что на самом деле иллюзорно, а что достоверно? Может статься, что весь окружающий нас мир – только иллюзия? И всякая философия так же не выходит из этого круга? Очень даже может быть. Ведь достоверность, какой бы она не казалась аподиктической и совершенной, всегда глубоко относительна и сакрально антропоморфна. Никто и ничто в этом мире не может быть истиной в последней инстанции.
Что же есть в действительности, – что на самом деле существует? Судить о всякой вещи мы можем только в контексте её проявлений. Всякая вещь проявляет себя строго в определённой последовательности, в строгой характерности, реагируя с абсолютной необходимостью на оказываемые на неё внешние воздействия. Самый наглядный пример в этом смысле это простая химическая реакция, которая в определённых условиях будет протекать именно так, и никак иначе. Сущность всякой вещи и её реакции – едины. Они есть суть одно, и не разделимы ни в феноменально физическом, ни метафизическом, ни трансцендентальном смысле.
Мы, люди, реагируем и проявляемся точно с такой же строгой последовательностью, как и простейшая химическая реакция. Вся разница лишь в сложности, вытекающей из сложенности организма. Но необходимость проявлений при определённых условиях, – всегда однозначна. И ни о какой свободе, или произволе не может быть и речи. Если опустить «сверх – возможности» нашего разумения, (которые являются таковыми, только в наших же оценках), то мы найдём, что, по сути, мало отличаемся от всякой простейшей системы феноменального мира. Как я уже не раз отмечал, все наши механизмы идентичны механизмам присущим всякой структуре как «живого», так и «неживого» мира. Всякая вещь в этом мире формируется в индивидуальную характерность в зависимости от оказываемых воздействий на неё извне. И складывается в нечто «сложенное», сугубо благодаря этим воздействиям, и адекватно их характерным особенностям. И то, что иная вещь при всей своей схожести, реагирует на воздействие внешнего мира по-другому, говорит лишь о том, что её внутренняя структура формировалась в иных условиях. Метафорически выражаясь, её форма, её характер есть сложенные пластами условия пребывания. Выложенные в сложную мозаику условия бытия.
Посмотрите, какие свойства являет нам, каким характером обладает, к примеру, «клинок Хонзе Масамунэ» изготовленный мастером Горо Нюдо 700 лет назад. Его характер складывался из тех нескольких десятков слоёв его «тела», каждый из которых имел свои условия бытия, свои неповторимые особенности становления. И вот его общим свойствам, его целокупному характеру уже придают мистические качества, он уже почти – «Я», почти личность!
Так всякая вещь нашего мира несёт в себе характер в соответствии с теми воздействиями, которые затронули её в процессе существования. В ней происходит некий синтез накопленных исторических воздействий, с настоящими, которые воплощаются в соответствующие изменения в структуре и характере этой вещи. Столкновение прошлого и настоящего, как сакральных мотивов действительности, воплощают реальную существенность всякой вещи. В ней, вступает в конфликт прошлое и настоящее. В результате формируются определённые векторы её становления, то есть перспективы будущего.
Но мы, наблюдая всё это, не придаём значения хронометрическим наложениям бытия, и влиянию естественного конфликта прошлого и настоящего на всю палитру характерности предмета воззрения, всё же решаем, что вещь проявляет себя иначе, благодаря какой-то внутренней неизменной сути, что в ней есть нечто истинное, – некая «вещь в себе». Если бы у нас была возможность проследить все этапы становления конкретной вещи, всю динамику этого становления до последней мелочи и каждого мига, то, скорее всего для нас открылась бы тайна всего мироздания.
Мы существуем в мире, который постоянно изменяется, постоянно движется. Наш мозг устроен так, что, пребывая наполовину в реалиях, наполовину в иллюзиях, порой не в состоянии отличить первое от второго. Проникая в те области познания, где не ступала «нога человека», где наш разум ещё не обжился, ещё не научился видеть, и словно в потёмках следует на ощупь, совершенно естественно путает дороги, попадая на тропинки, ведущие к заблуждению. И даже идя по выверенной реальной тропе, мы через какое-то время вдруг замечаем, что шли по иллюзорной дороге. Никто и никогда не определит, и не обозначит четкой границы между реальностью и иллюзией. Мир для нас всегда будет наполовину иллюзорным, наполовину реальным. Ибо, всё это олицетворение свойственной нашему разуму особенности, его сакральной парадигмы собственного бытия. И изменить что-либо здесь, нам не под силу. Так давайте же не будем питать иллюзий и на этот счёт.
Теперь сначала. Нечто непонятное, не досягаемое, – вершина метафизики! Где уже нет ничего физического, и в то же время есть «Сущностное». Подчас всплывающая концепция «вещи в себе», на мой взгляд, есть не что иное, как желание разума зацепится хоть за какую-нибудь соломинку в моменты проваливания его в эту архаическую бездну, в пустоту. Желание пытливого и смелого разума, наступившего вдруг на тонкий лёд, ухватиться хоть за что-нибудь. Найти трансцендентальную основу, пусть совершенно неопределённую, бесформенную, выходящую за всякие рамки формативной разумности, но всё же сущностную, имеющую свой определённый образ. Обозначить для себя хоть какую-то изначальность, хоть какую-нибудь первопричинность. Не может быть, чтобы всё заканчивалось явлением. Это слишком просто! Не может быть, чтобы мы, люди, воспринимали мир действительности в полной его мере. Должно быть что-то, в этой таинственной материальности, что-то не досягаемое для нашего разумения. Нечто, что подвластно лишь Богу, нечто, что исходит из него, что им производится, что не может быть замечено и осмысленно нашим плоским ограниченным разумом. И это что-то, необходимо всплывает в нашем сознании в образе «вещи в себе». Весь мир может и должен быть сконцентрирован в этом понятии. Вся его существенность может и должна быть сконденсирована и воплощена в нечто, что можно «положить в карман», и при случае пользоваться для разрешения собственных всевозможных затруднений. Так полагает наш рационально-аналитический разум.