Страница 5 из 25
Прогуливаясь в размышлениях, я особо не всматривался в полотна узкой галереи. Поднялся по длинным ступеням, вдоль которых подвешены образцы современности, и вышел в просторный холл второго этажа.
– Влад! Вот ты где! – накинулся Дмитрий. – Хлопот хватает, а ты потерялся!
Пытался оправдаться, но друг не слушал.
– Пойдем, поможешь! – подтолкнул плечо, и направился в дальний левый угол, где располагался вход на выставку работ Верещагина.
– Таскать тяжести? – Заартачился я.
– Нужны рабочие руки.
– Учти, мои руки способны поднять не более шариковой ручки!
– Я помню еще с общежития, на что способны твои руки!
«Петя, позови второго! Тут помочь надо!» – на ходу крикнул он кому-то.
– Не двоим же нам тягать эту махину! – почти шёпотом пояснил он.
Мы прошли к огромному транспаранту. Поймав нужный ракурс, я сделал фото. «Апофеоз войны» с реквизитами выставки. Очень банальный транспарант. Это заслуга Зои?
– Побереги пленку, там еще куча интересного впереди! – Дима поманил в зал экспозиции. Беречь пленку и не приходилось – со мной был служебный цифровой фотоаппарат с почти безграничной картой памяти. Правда, цена такого аппарата приближалась к моему годовому жалованью.
После просторного хорошо освещённого дневным светом холла это помещение погружало в задумчивый полумрак. Серые стены и неброское оформление призваны не отвлекать от главных действующих лиц представления. Величественные полотна, порой в несколько человеческих ростов, были размещены кругами, создавая эффект лабиринта.
Зачарованный, я погрузился в картины, представленные вдоль стен. Зарисовки Верещагина из путешествий по Средней Азии, Индии и стран загадочных людей в тюрбанах уносили вдаль. Проходя мимо полотна «Идущие на базар», я ощущал в пазухах носа и на ресницах пыль, поднятую мулом с просохшей дороги, слышал топот его неспешных копыт. С противоположной стены доносились разговоры восточного базара, свист и гудение совета разбойников. Там располагалось полотно «Совет».
Подходя ближе к очередному полотну, я запнулся ногой за угол витрины. Взгляд, сосредоточенный на деталях орнамента изображенной мечети, не заметил находящуюся вблизи частичку истории. Настоящие археологические реликвии были выставлены под стеклом, демонстрируя живые предметы эпохи кавказских войн, что изображал на полотнах Василий Верещагин.
– Дружище! Осторожнее там! – прикрикнул Дима. Он уже стоял рядом с двумя работниками в синей робе.
Организация выставки с переездом экземпляров из различных галерей в одну экспозицию, как эта – работа сложная. Несколько недель труда делят на несколько этапов. Ребята осуществили множество мелких и скрупулезных дел: демонтаж с прежних мест хранения, упаковка полотен, доставка в Москву, развеска картин (на моих глазах). Одним из особо сложных процессов был демонтаж двух огромных полотен «Балканской серии». Вес каждого экземпляра достигал полтонны. Картины демонтируют по-особому: холст отделяют от рамы, а ее саму часто разбивают на более удобные части. Все происходит под пристальным контролем реставраторов галереи. Они попутно изучают изнанку картин или, как говорят профессионалы, – специальный материал “ледерин”, которым закрывают тыльную сторону, чтобы туда не попадала пыль.
– Ок, извини! – я сделал шаг назад и наткнулся на направляющегося в помощь Диме еще одного работника музея.
Вновь пришлось извиняться. Атмосфера, царящая в выставочном зале, вырывала из реальности. Обычно я себя так не ощущаю в музеях и галереях. По роду работы приходится часто присутствовать на разных культурных мероприятиях, причем на некоторых из них от новомодных веяний воротит. Но тут был иной случай. Зачарованный, я отошел в сторонку и переводил взгляд с картин на раритетный реквизит под стеклом и обратно. Отличная идея объединить дух времени, изображением на полотнах с реальным материальным воплощением вещей.
Дима дал какие-то указания двум прибывшим работникам и громко принялся считать. Затея перенести картину «Представляют трофеи» в другой угол казалась глупой. Не само решение, а метод его осуществления.
– Раз, два – взяли! – две пары рабочих рук подняли вверх массивную раму.
До этого момента, полагал, шедевры мировой культуры так не принято передвигать. Полотна, созданные на века, подлежащие охране государства и просто оцененные баснословными деньгами, не комильфо перемещать простым ручным способом. Нужно что-то изысканнее, продуманнее. В музеях явно предусмотрены специальные погрузчики, а картины вовсе не висят на обычных гвоздях. Это в наших обывательских жилищах позволено удобство и непредвзятость. Здесь, в храме искусства, такие мелочи должны быть пронизаны заботой и человеческой мыслью, хотя бы инженерной.
Я оказался прав.
Через пару секунд огромное полотно в изящной деревянной резной раме рухнуло на пол, издав характерный глухой треск поломки.
– Потрачено… – присвистнул Дима, а я цинично щелкнул вспышкой фотокамеры.
Кадр получился отменный. Если бы не запечатленный в фокусе мой друг, то продал бы оригинал в хороший журнал. Два работника в синих халатах, присев, разводят руками у самого пола; мужчина в очках чуть поодаль схватился за голову. Его лицо искажено гримасой крика (читающий по губам, да смутится), а перед ними осколки штукатурки и щепки разбитой рамы. Удачно, само полотно не повредилось.
Пока трое мужчин застыли в позах, осознавая произошедшее и просчитывая последствия, я осторожно подошел поближе.
Застывший в глазах работников ужас, по моим предположениям, в ближайшие секунды должен выплеснуться актом агрессии с поиском крайних виновных. Дабы не попасть под горячую руку, я обошел стоящее на поломанном угле полотно. Ледерин местами выскочил из скоб, помятым флагом прошедших битв прикрывая треснувшую раму. Оказывается, помимо предусмотренных разборных креплений в ребрах отвесных дуг рам, в строении конструкции была предусмотрена еще одна хитрость. Моим глазам предстала вскрывшаяся в обломе полость.
Щелкнул снимком со вспышкой, чем привлек внимание пришедших в себя криворуких мужчин.
– Сукин сын, удали снимки! – крикнул Дима. Первое здравое решение в сокрытии улик. Осталось придумать, что сделать с поломкой.
Я посмотрел на высветившуюся на экране фотоаппарата картинку. Пролом в раме оказался не так прост. Показавшаяся на свет полость содержала в себе сверток из коричневой тряпицы.
– Руки твои бы вырывал! – ругал кого-то Дима. О моих снимках он уже забыл.
Загороженный массивом поломанной картины я незаметно нагнулся к обнаруженной полости и достал пыльный сверток.
На полусогнутых ногах быстренько поскакал за ширму с очередными шедеврами. Это было правильным решением и для побега от последствий, и для детального изучения находки.
Ею оказались ветхие листки бумаги в кожаной корочке. Тряпка, в которую они завернуты, несла на себе обильные следы крови (понял по багрово-коричневым пятнам) и странный символ, отпечатавшийся в пору ранения. Подвесив тряпицу на вытянутых руках, я понял, что это рубаха из довольно грубой ткани.
Отложил ее в сторону, ведь больший интерес для меня на тот момент представляли обнаруженные листки дневника. Они были не сшиты меж собой, вложены в кожаную корочку, что свидетельствовало об их изъятии из более крупного повествования.
Продолжая опираться коленями в холодный пол, я аккуратно рассмотрел тексты листков. Непривычному человеку сложно разобраться даже в машинописном тексте на русском языке царской России. Тут же, передо мной был скорописный текст пером под свечной свет.
Решил разобраться с этим позже, фотографируя каждый лист с обеих сторон. После, аккуратно сложил листки обратно в кожаную корочку. Поднялся и осмотрелся. Я оставался незамеченным за ширмой, голоса рабочих прервал женский крикливый мат. Это Зоя пришла на разбор полетов.
«Да тебя уволить мало за такое!» – я вышел из укрытия и услышал, как руководитель покрывала моего друга благой руганью. За дело – надо думать, что и как делаешь. Полагаться на «авось» – любимое занятие Димы после прокрастинации.