Страница 50 из 57
— Осторожно, — вдруг вырвал голос спелеолога меня из потока мыслей. — Мост довольно хлипкий.
Ричард очень неоднозначно хмыкнул в ответ и застыл перед первой доской. Шаг.
— Тогда идём по одному, — обернулся он на нас. — Я, вы, Крис — в таком порядке. И не делайте глупостей — эта река слишком непредсказуема.
О, это было сказано как нельзя точно. Смотря на парнишку, осторожно ступающего по прогнившему верёвочному мосту, я всё думал о том, как какой-нибудь странный клочок земли прямо под ним мог в мгновение оказаться огромными и прочными челюстями; как они сцепились бы прямо на нём и перекусили бы мост, оставив лишь неизвестность, болтающуюся по течению с обеих сторон. Но нет — шаг, шаг, шаг, ещё один шаг, и его фигура скрылась за серой пеленой.
— Следующий! — раздалось слабое эхо спустя несколько минут.
Пошёл Смит. Не сказав ни слова, не огрызнувшись — просто ступил на мост, по которому не так давно бежал, сражаясь за свою жизнь, и молча пошёл вперёд. Что-то в нём было не так. Думаю, он знал что-то, чего не знал я — догадался в своих безумных теориях до ещё одной эврики — той, что была настолько ужасна, что он тут же принял собственную надвигающуюся смерть… В какой-то мере, я даже был рад, что он решил об этом умолчать — во мне и так было слишком много сомнений, страха и пустоты, чтобы перетерпеть ещё больше. Шаг, шаг, шаг, ещё один шаг…
— Следующий!
Доски слабо скрипели под моими ногами, выли, рассказывая печальные истории тех, кто по ним прошёл — о группе людей, лишь двое из коих оставались в живых. Шаг, шаг, ещё шаг.
Берег очень быстро скрылся за густой пеленой, и весь мир остался только на том мосту. Где-то внизу шумела тёмная река, била пороги, оттачивая их временем, словно острейшим в мире лезвием. Кто бы знал, что скрывалось в той мутной, чёрной воде? Точно не я — я лишь шёл по тому мосту и старался не смотреть вниз, будто проходил между двумя башнями-близнецами по верёвке, потому что там — внизу, за тем туманом была не просто вода — там была смерть. Всюду в том тумане была смерть. Достаточно было одной слишком неудачно прогнувшейся доски, одной лишней секунды, и всё было бы кончено — упавший в Стикс* не выходит из него.
— Следующий!
Не успел я даже дойти до конца моста, как Рич, завидев меня, дал команду. Да, он явно не хотел задерживаться там — в том лесу. Но он был солдатом. Как и его напарник. Ни я, ни Смит или даже Эмма не пошли бы сюда добровольно — каждый из нас был в первую очередь человеком. Он был солдатом. И жаловаться на это, как и на любой другой приказ, не имел морального права.
Прошла минута, прошла две, прошли три…
— Крис, ты где там?!
Но в ответ мост лишь слабо пошатывался от лёгкого ветра, бесшумно, в сравнении с гулом от реки, скрипел натянутыми верёвками; по нашу же сторону реки шумел лес, треща своими ветвями, шелестела высохшая трава и свистел ветер — всё было точно так же, просто где-то в тумане исчез один человек, одна жизнь.
— На месте! — голос раздался совсем вблизи — паренёк буквально выбежал на нас по мосту.
— Решил старческой ходьбой позаниматься? — шикнул на того напарник.
— Да не — привиделось чего-то у старой деревушки.
— Чего-то?
— Ты думаешь, я бы подходить стал? Просто смотрю от моста: мелькает что-то. Ну я постоял, покричал, обождал — не отозвались. Не люди, значится.
Лучше я бы и не сказал: «Не люди».
— Пошли, — Ричард положил руку Крису на плечо и рывком ускорил того. — Не будем заставлять шерифа дожидаться.
И мы пошли. Шаг за шагом приближаясь всё ближе к той самой пещере, к Агуте, сидящему в ней. С той ночи я запомнил очень мало — мимолётные образы мертвецов, превращающихся в чудовищ, странное обличие самой темноты, пытающейся поглотить нас, крики Смита от перелома запястья, но тот момент, когда на нас из пещеры что-то взглянуло — его я помню отлично: огромные, просто невообразимо большие и идеально круглые жёлтые глаза, бледная, более белая, чем любой идеальный белый цвет, кожа. Оно тянулось к нам оттуда — из той расселины. Один Дьявол или Бог, или какое-нибудь другое — столь же непостижимое существо — могло бы знать, чем был Агута, каким именно он был. Ведь если бы меня попросили описать его формы, его очертания — за все деньги мира не смог бы того сделать. Всё, что я знал точно: жёлтые глаза и белый цвет; смерть, ползущая прямо на меня.
Чем ближе мы подходили к деревне, тем больше странных шумов становилось вокруг нас. Словно вся мелкая живность, прятавшаяся предыдущие дни, вдруг ожила; словно то ли мыши, то ли прочие мелкие грызуны срочно для себя решили, что им больше не страшен туман; и мёртвые им, в отличие от нас, больше не страшны.
— Смотрите.
Рядом звучал знакомый мелкий ручеёк — мы уже были близко к деревне, когда Крис остановил нас, указывая вперёд себя. На покрытой инеем траве было огромное, просто нечеловечески широкое пятно крови. Тёмное, вернее — потемневшее. Возникало ощущение, что кого-то буквально сдавили в лепёшку на том клочке земли, но это же точно было не так? Однако там была только кровь, чей след ровным и очень длинным мазком уходил в сторону деревни — туда и утащили тело.
— Странно это, — заключил Рич.
— Подумываешь, что старик нашёл тело?
Его напарник явно толковал об Амаруке. Знали бы они, что ни он, ни его дети больше не были в тех лесах в живых. О, нет — шаман, получив нож прямо в сердце, упал в пещеру; первый сын погиб неизвестной мне смертью, а второй… второму просто не повезло — второй пережил куда больше боли, чем вся его семья.
— Возможно. Или Тек. Или Инук. Но тогда…
Позади солдатиков вновь мелькнула очень знакомая мне тень — очень высокая, очень неприметная, если не видел её до этого, почти прозрачная. В тот момент во мне словно переклинило — я осознал не только весь риск, но и весь бред ситуации. Почему нам не верили? За что нам не верили?!
— Послушай! — схватил я «старшего» за рукав, отчего его более буйный напарник тут же направил на меня ствол. — Нужно уходить отсюда! Веришь ты или нет, но ваш чёртов шаман умер в своей деревушке! Его сын — и тот шаман лично нам это рассказал — погиб недели назад! А второй… второй остался в той горящей деревне, понятно тебе?! Некому было забрать это тело!
Но Ричард лишь стоял и смотрел на меня полными холода глазами. Его прагматичность и приземлённость всё ещё не позволяли ему верить, не позволяли видеть, пускай и то, что он должен был увидеть, было очевидным.
— Ты сейчас сильно рискуешь, нарушая моё личное пространство, — он безразлично отвернулся от меня в туман, не пытаясь вырвать руку из моей хватки. — Я тебя понимаю, в какой-то мере. Ты — приезжий, чужак, как здесь принято грубо называть всех тех, кому не рады — ты мало видел подобных случаев. Поверь, какой-нибудь медведь или что-нибудь помельче с радостью утащит человека поближе к своей берлоге — столько мяса…
— Ты меня не слышишь!
— А ты сам? Ты пробовал слушать себя?
Ничего, кроме чистой обиды, я не ощущал в тот момент. Будто бы самый настоящий сумасшедший, запертый в одиночной камере, я всё пытался достучаться до своих конвоиров, до своих санитаров. «Вот же правда! — всё кричал я им, указывая на абсолютно пустую палату. — Вот же всё то, о чём я говорю!» — но они, понятное дело, ничего не видели. Их куда больше интересовала последняя сводка новостей, пришедшая вместе с газетами на их скромный наблюдательный пост; их куда больше интересовала «реальная» реальность.
«А не интересовала ли она нас?» — вдруг подумал я. Когда мы слушали рассказы Даниеля, считая их россказнями; когда он лично мне ведал истории о призраках, убивших всех в утонувшей деревне; когда пересказывал «басни» мужиков о странных вещах в знакомых им лесах… как относился к этому я?
Но большая и обида, и ирония была в том, что несмотря на мою жажду того, чтобы нам поверили, меньшее из желаемых мною вещей — вновь увидеть какую-нибудь тварь. О, нет. Если уж и выбирать между двух таких зол, то лучше пускай Тони будет прав — лучше мы навсегда останемся психами, так и не удосужившимися внятно объяснить исчезновение собственной команды. Но для того, чтобы быть психом, нужно было остаться живым, а чтобы остаться живым, чёрт побери, нужно было не соваться в тот чёртов туман!