Страница 31 из 57
Хватка Рональда постепенно ослабевала в тишине, а цвет лица приобретал нормальный оттенок. Да, молчание точно было нашим защитным механизмом. Было, потому что любое лишнее слово просто не могло быть произнесённым тихо — оно сразу срывалось на крик, сразу превращалось в отчаянный вой. Нам нельзя было кричать — ни из-за того, что мы сами могли потеряться в этом крике, ни потому, что из-за него нас было ещё проще найти.
Когда цепкие пальцы геолога ослабли достаточно, Смит одним резким движением здоровой руки сбил их с себя. На его лице была всё та же холодная ухмылка, всё тот же взгляд с приспущенными веками, выдающий прямое презрение, всё тот же спокойный и уравновешенный тон. Он спокойно и медленно поправил куртку на себе, поднял и, выровняв, опустил ворот, поправил новую перевязь и шину, сделанные наспех из ветки и рукава его же кофты, чтобы только потом, глядя на опущенные то ли от стыда, то ли от сожаления глаза парня, сказать:
— Какой же ты чувствительный мальчик, Уэйн. Всё хочешь помахаться с кем-нибудь, доказать свою собственную силу не окружающим, а самому себе, но на деле… — он сделал шаг и, встав параллельно Рону, повернул на него голову. — Не смей больше срывать на мне своё нытьё. Станешь угрозой хоть для одного из нас — пойдёшь дальше один. А там и посмотришь, как много у тебя будет вариантов срываться на ком-нибудь.
Пытаясь ответить, Рональд Лео Уэйн оскалился, словно настоящий зверь, и сжал кулаки до покраснения ладоней, но так и не поднял головы. Энтони Смит смотрел на него какое-то время, что наверняка протянулось для них обоих дольше, чем для остального мира, а потом просто пошёл вперёд, тоже не сказав ни слова более. Некоторые люди… слишком противоречивы, чтобы быть командой. А некоторым и вовсе проще держаться на плаву, когда есть кто-то, на ком можно выместить злобу. В тот момент, смотря на них двоих, молча идущих на достаточном, чтобы совсем не исчезнуть в тумане, расстоянии, я отчётливо понимал: они скорее перерезали бы друг другу горло, чем пожали руки.
— Твой… друг, — шепотом окликнул меня Тек. — Он… всегда такой спокойный?
— Он не м… Не знаю.
— Хладнокровие — природный дар для хорошего охотника, но для вас — людей с цивилизации…
— Для нас это тоже свойственно — в именитых «каменных джунглях» тоже проще быть хорошим охотником, — развернувшись, я уже неспешно зашагал вперёд, но как только Тони и Рон отошли достаточно далеко, парнишка отдёрнул меня за рукав и прошептал.
— Послушай сюда: на самом деле, есть кое-что, о чём я долго думаю, но…
— Что «но»?
— Но не знаю, как об этом сказать…
***
Спустя двадцать минут мы были почти у цели. Угол наклона под нашими ногами медленно увеличивался, туман редел, а температура воздуха падала — до деревни оставалось всего ничего. Впрочем, как и до наступления вечера — лес вокруг нас неспешно и привычно приобретал бледно-синие и тёмно-серые очертания, деревья, окутываемые очень слабым, очень незаметным светом, покрывались лёгкой голубизной, и даже серый туман скрывал в себе странно-нежные вечерние полутона, погружающие с головой в свою умиротворяющую, обманчивую красоту.
— Почти пришли, — обернулся Теккейт, идущий впереди.
— Вот и отлично, мать мою. Ноги… подкашиваются так, будто кросс пробежал.
— Ты его и пробежал, геолог.
Холм, по которому мы поднимались, начал приобретать знакомые очертания. Словно идя по шагам нашего предыдущего проводника, Тек вёл нас прямо в собственную деревню. «Значит, он всё-таки не врал, — поймал я себя на странной мысли. — Значит ли это, что то, что он сказал?.. Возможно. Смит и Уэйн… Но я был привязан со Смитом всё это время, а Уэйн… Нет. Глупо вообще думать об этом. Глупо! Слишком мало доказательств!» — однако, несмотря на всё это, я всё же думал и очень часто.
Сама идея, само предположение о том, что кто-то из нас — кто угодно — мог быть уже мёртвым, повергала в шок, но в страх вводило то, что любой из нас, даже не зная, возможно, того, был медленной смертью для всех остальных. В тех монстрах… в тех духах… не было ни капли человечности, ни капли сознания в их глазах. Я не сомневался: если бы одно из тех извращённых созданий могло бы — оно бы убило нас, не медля. Так же, как и Сэма.
Я шёл замыкающим, погружённый в свои мысли, как вдруг врезался во впереди стоящего Смита. Наш проводник стоял впереди всех и, подняв сжатый кулак на уровень головы, всматривался в туман. «Стоять», — означал его жест — по крайней мере, его аналог в армейских жестах военных сил США. Отклонившись в сторону, я всмотрелся во мрак серой стены, но безрезультатно, и тогда до меня дошло — он слышал, а не видел.
— Мужчина, — шёпотом сказал тот. — Полный. Хромает. Пьёт.
— Ты это всё по звуку, что ли, блядь, понял?
Но парень не ответил. Той же рукой, что и указывал остановиться, он отвёл Рональда за ближайшее дерево. Мы с Энтони, уловив сигнал, поступили точно так же. Шаги я начал слышать лишь спустя тридцать секунд. Вернее — различать из лёгкого шума ветра и шуршания листвы, уносимой им. А вместе с ними — и лёгкое хриплое напевание какого-то незамысловатого мотива. «Человек? Почему же тогда Теккейт решил спрятаться от?..» — но стоило мне об этом подумать, как я вспомнил слова Даниеля: в деревне Амарука и Тека, кроме них самих, больше не было людей.
Шли молчаливые, медленно тянущиеся минуты. Простой голос из пелены начал приобретать очертания немного полноватого, одетого в странную жилетку с просто необъяснимо большим количеством карманов.
— Это человек! — радостно шепнул Рональд. — Какого хрена мы прячемся?
Но Теккейт лишь поднёс указательный палец ко рту. Фигура двигалась примерно в нашу сторону, лишь немного отклоняясь севернее. Парень был частично прав: тот мужчина, кем бы он ни был, действительно хромал. Но чем дольше я присматривался, тем больше понимал, что он не просто хромал: скорее, его шатало из стороны в сторону.
— Что ты шикаешь?! Я спросил: какого хрена мы тут стоим?! Я не!..
— Замолчи! — парнишка в самый ответственный момент остановил Уэйна, пытающегося выйти из-за дерева. — Я его знал. Это не человек.
Незнакомец остановился на мгновение, а затем медленно пошёл в нашу сторону. «Не двигайтесь!» — говорил взгляд Теккейта, устремлённый на нас. И мы не двигались.
Он шёл действительно медленно. Будто бы вовсе и не охотился, не мучился от жажды крови, а спокойно шёл в развалочку, напевая мотив, напоминающий бездумное горловое пение. «Я его знал», — те слова стояли у меня в голове. Насколько же нужно было смириться с происходящим, насколько можно было считать тот бред, что происходил, лишь своей религией, оказавшейся реальностью, чтобы произнести такие нелепые слова: «Я его знал»?
Шаг, шаг, ещё шаг — хруст листвы медленно приближался к нам, медленно росла слабая, почти прозрачная тень ровно между нашими деревьями. «Какого чёрта ему обязательно проходить здесь?!» — возмутился я, ощущая себя героем какого-то второсортного триллера, но сразу понял, что именно по этой дороге, шли всё время и Амарук, и Теккейт, и все те, кто вообще проходил к мосту — всё было правильно, да, но, чёрт возьми, как же всё было неудачно!
Стоило ему показаться в поле моего зрения — поравняться с нами, стоящими за двумя параллельными деревьями, как мой рвотный рефлекс почти выдал меня с головой. Тот запах — запах крови и гниющей плоти, очень напоминающий сладко-смердящую рыбу, от конденсации просто застыл на моём языке. Благо было в одном: одежда, вернее — грязные и местами рваные лоскуты, обтягивающие то раздутое бледно-зелёное тело, покрытое фиолетовыми венами и артериями, скрывали как часть запаха, так и часть визуальной картины.
Всем своим внешним видом он напоминал утопленника: чрезмерно пухлые, треснувшие губы, разбухшие веки, перекрывающие глаза, опухшая кожа лица, щёк, чрезмерно редкие и, что странно, всё ещё мокрые волосы — не нужно было быть судмедэкспертом, чтобы установить причину смерти этого «человека».
Но было и нечто извращённое в его лице: часть черепа обволакивала странная, будто обескровленная и покрытая жёлтыми опухолями, масса. Пробивая голову прямиком изнутри, она имела кремовый цвет, покрытый зелёным оттенком, и, словно простой нарост, висела на правой части головы, оплетая своими жуткими, очень мелкими и, казалось, острыми щупальцами череп.