Туман гор Кайана

И тут меня словно осенило: если и было что-то, о чём знал и чего боялся шаман, то был и шанс на то, что об этом знал Даниель. Я лишь на немного замедлил свой и без того крошечный шаг, чтобы оглянуться на того, но бесполезно — кажется, он отключился из-за болевого шока.

— Стой! — вдруг остановил меня старик, и мы замерли на месте. — Не шевелись.

Глаза бешено дёргались в поисках опасности. Вправо-влево, влево-вправо. Безумно быстро билось сердце, пытаясь вырвать грудную клетку. Как бы ни пытался избавиться от страха — это инстинкт, нельзя избавиться от подкорки собственных мозгов, можно только подавить, но… и этого не получалось. Совсем не того я ожидал от вылазки в горы, чтобы настраивать себя на опасность.

Мы простояли так целую вечность, слушая давящую тишину, прерываемую лишь холодным ветром, пока я не увидел его — слабо заметный силуэт, летящий через дымку возле нас. «Какой-то житель?» — промелькнуло у меня в голове. Но почему приближающийся сосед заставлял старика, чьё лицо застыло то ли в злости, то ли в презрении, бледнеть?

«Деревня у пещеры заброшена, — вспоминал я тогда. — Лишь плод сумасшествия местного шамана», — но тогда… кем были все эти люди?

Как только силуэт начал приближаться, мой рот прочно закрыла рука, а остриё пробило куртку, оставив небольшое ранение на спине. Намёк был более, чем понятен — не издавать ни звука. Тень становилась всё ближе. Разгребая собою туман, она медленно плыла в нашем направлении. Ни звука шагов, ни амплитуды рук, ни даже… ни даже движения ног. Тогда я и понял, в чём была странность: люди, двигающиеся по деревне, не делали ничего, чтобы двигаться — они действительно «плыли» в тумане, лишь изредка покачиваясь из стороны в сторону.

И глаза. Чем меньше расстояния между нами оставалось, тем больше я понимал: мне не удавалось разглядеть ни одной черты лица, кроме глаз. Ни цвета волос, ни формы головы, ни выражения эмоций — чернота. Но только не глаза. О, их было видно более, чем хорошо. И ещё они казались круглыми. Слишком круглыми.

Ближе. Ещё ближе. Кем был этот силуэт? Чем он был?! Почему, сколько бы он не приближался, он не становился отчётливее?!

Позади меня вдруг раздался тихий, но очень быстрый шёпот на неизвестном мне языке — парнишка-лучник нашёптывал что-то, совсем не скрывая своего страха. Когда мы поравнялись с той тенью, клянусь честью, я не слышал ни дыхания, ни шума от ходьбы, ни даже шарханья штанин одна об другую — ровным счётом ничего. Да и он сам… прошёл мимо, словно нас и не существовало.

— Ёбаный… — не успел Рональд выговорить, как рыжий парнишка тут же закрыл ему рот.

— Идём дальше, — почти беззвучно прошептал мне старик, и мы пошли.

Шаг за шагом мы приближались к церкви, шаг за шагом многие тени, бродившие вдали от старой избушки, становились всё ближе, шаг за шагом непонимание того, что же всё-таки происходило в той деревне, росло.

— Они окружают нас, па, — быстро оглядываясь по сторонам, торопил шамана его сын.

— Не сбавляй шаг.

— Что за херня здесь вообще происходит?!

— Закройте рты, если жить хотите, и идите вперёд, — то был первый раз, когда с ним никто не спорил.

Сколько бы мы ни прошли, церковь, казалось, не приближалась — всё тот же старый деревянный крест витал над туманом ровно на том же расстоянии. Хотелось идти быстрее, хотелось бежать быстрее, но не было возможности — старик крепко держал меня за плечо, буквально впиваясь в него своими когтями через куртку.

— Эй, старикан, не хочу нагнетать, но твои ебучие дружки…

Мы оглянулись и увидели, что все фигуры застыли прямо позади нас. С того расстояния, что отделяло нас, невозможно было разглядеть, но готов спорить, готов поставить все деньги мира и своё звание, что в тот момент, когда мы посмотрели на них, они смотрели на нас.

— Хватайте предателя под руку и ускоряемся, чужаки, — всё таким же спокойным тоном ответил Амараук. — Побежите — умрёте.

Нельзя было придумать худшей ситуации, и дело было даже не в угрозе жизням или страхе неизвестности, нет — дело было в доверии врагу: некому было верить, кроме врага, так что приходилось подчиняться.

***

Двери церкви отворились и, как мы вошли, тут же заперлись. Изнутри здание казалось бы типичной католической церквушкой, если бы не одно но: куча фотографий на стенах. Самых разных: портреты мужчин, женщин, детей, стариков, фото с рыбалки, охоты, различные трофеи или просто приятные глазу пейзажи, мелькающие в тусклом свете восковых свеч.

Пыльные окна, пыльные скамьи, рядами идущие к пьедесталу с большим деревянным крестом на нём, комната пастора за всем этим — всё в том старом здании было таким, будто бы его не трогали целую вечность. Но было что-то другое — запах трав, смешанных друг с другом, характерный привкус сырости на языке. Да и… кто-то же зажёг свечи, верно?

— Разбудите его, — ткнул старик на Даниеля, но никто не шевелился.

Учёные повалились у двери, как брошенные марионеточные куклы. Рональда одолевали настоящий страх и паника, Смита — непонимание и усталость, а Джорджа — одышка. И лишь один Сэм, пытаясь смотреть сквозь щель в двери, не уставал задаваться простым, но ни черта не риторическим вопросом:

— Что это за херня сейчас была?!

— Разбудите, я сказал.

Но никто и не думал двигаться. Ещё бы — погоня от медведя, ранение проводника, взятие в плен и странные… люди — этого всего было явно много для нескольких часов. Для одного дня или недели, месяца — этого всего было чертовски много для простых людей.

Глухой стук, и через мгновение в моей голове уже раздавался гул. То явно был не простой старик, старик с непростой жизнью — понимая, что я и Сэм были единственными, кто мог дать отпор, он быстро решил проблему, оглушив меня и не оставив собственную спину открытой.

Но именно там — на грязном, пыльном деревянном полу до меня и стало доходить: да, то действительно была простая католическая церквушка, построенная не католическим Амаруком. Странно было видеть шамана в таком месте, но ещё более странно было осознание, что он, якобы, возвёл это собственноручно. И если всё то место было «плодом сумасшествия старого шамана», то все те фотографии на стенах и люди на них… Это были люди из прошлой деревни, из погибшей, исчезнувшей почти под корень деревни. И хуже этого осознания, хуже того, что за нами сейчас гнался непонятно кто, было понимание, что этого кого-то, по идее, не должно было здесь быть.

— Встань, изувер! — по пустому залу эхом пронёсся хлопок от удара. — Чёртов предатель!

— Полегче с ним, пап! Агута разберётся, предатель он или нет.

— Не оставлю я ему одному такого удовольствия! — тот вновь ударил Дэна по щеке. — Я хочу, чтобы это животное само видело низость своего неверия! Чтобы само познало вкус неправоты, что несло все эти годы за собой!

— Пожалуйста, — Джордж, держась за сердце, еле выговаривал слова, — объясните, что здесь происходит!

В тот миг Даниель и открыл глаза. Амарук с потрясающей для старика силой одним рывком поднял того с колен и, приставив тот самый нож к горлу, громко зашептал всем присутствующим ответ, после которого Дэн впал в настоящую панику:

— Агута вам объяснит.

— Ты… Да ты шутишь, старик, — попытался улыбнуться Дэн. — Шутишь ведь?

— Конечно, шучу, — на лице того тоже появилась едва заметная, больше похожая на жалостливую, улыбка, что тут же исчезла за жестоким взглядом. — С таким, как ты, он даже разговаривать не станет.

Затем последовал очередной удар. Упавший Даниель вновь завыл, но ударивший быстро заткнул ему рот и, вновь приставив лезвие к горлу, обратился к нам:

— Бежать отсюда без него — самоубийство. Если хотите прожить дольше, чем несколько часов — подходите по одному к моему сыну, он свяжет вас верёвкой.

— Да?! А как насчёт того, что один из нас просто грохнет тебя и твоего сынка, ублюдок?!

— Можете попробовать. Но будьте уверены, — он сделал на шее нашего проводника небольшой надрез, — моя рука будет быстрее ваших. Сядьте на первый ряд и не сопротивляйтесь.