Мент. Москва

Глава 6

— Вот уже второй год вылавливаем в Москве-реке трупы, — заговорил Николаев, и я сразу насторожился.

Неужели, речь пойдёт о том, о ком я думаю?

— Первого обнаружили весной 1921-го, потом трупы пошли просто косяками. Преимущественно мужчины, убиты характерным ударом тяжёлого предмета по темени или висок, потом несколько раз в переносицу и в лоб, — продолжил начальник МУРа. — Сам понимаешь, во что превращается лицо — практически фарш. К тому же мешки были обнаружены не сразу, тела, особенно повреждённые части, успевали сильно разложиться. Опознать практически невозможно. Вот, взгляни на фотографии жертв. Специально захватил их с собой, чтобы тебе показать.

Николаев открыл потёртый кожаный портфель и вытащил несколько снимков.

— Этого нашли хронологически первым, хотя не факт, что именно с него убийца начал отчёт жертвам. Возможно, есть и более ранние жертвы, просто мы их пока не обнаружили. Предупреждаю, зрелище так себе.

— Ты ж понимаешь, меня видом мертвеца удивить сложно, — хмыкнул Трепалов. — Да и товарищ Быстров тоже всяких ужасов успел наглядеться.

Александр Максимович внимательно всмотрелся в снимок, потом передал мне. Мимолётного взгляда хватило, чтобы понять: вместо лица какое-то месиво, если и можно опознать, то лишь по особым приметам. Но я всё равно пристально разглядывал успевшую помутнеть фотокарточку, словно надеялся обнаружить так что-то, способное привести к преступнику.

А потом осторожно вернул её владельцу.

— Это второй, вот третий… В общем, могу показать и другие снимки, только пользы от них никакой. Везде одинаковая картина, — продолжил пояснять муровец.

— Есть ещё какие-нибудь особенности? — спросил Трепалов.

— Есть, — кивнул Николаев. — Тела раздеты догола, связаны особым образом: ноги к груди, голова между колен, руки сведены за спину и примотаны к туловищу. Судя по почерку — убивает один и тот человек, хотя я уже не уверен, в его человеческой сущности. У нас, в МУРе мы эту тварь прозвали Упаковщиком. Сам понимаешь почему…

— Понимаю, — согласился Трепалов.

— Есть ещё некоторые детали: в каждом мешке есть зёрнышки овса. Мы думаем, что убийца связан с конями: возможно, занимается извозом или торговлей лошадьми.

— Конокрад? — вскинулся мой начальник.

— Вряд ли, — вздохнул Николаев. — Он живёт в Москве, у нас это ремесло не процветает.

— Почему решили, что он москвич? — зацепился за его слова Александр Максимович.

— Убийства происходят в разное время года, но находим тела пусть в разных местах, но всё равно в Замоскворечье. Таким образом можно точно установить, что он постоянно живёт в городе, недалеко от того района, где нашли трупы. Вряд ли бы он стал отвозить тела далеко от места убийства — слишком рискованно. И скорее всего, всё-таки он извозчик. Так сподручней вывозить трупы, меньше ненужного внимания.

— Хорошо, с профессией убийцы мы определились, извозчик так извозчик. Сколько уже найдено таких тел? — хмуро произнёс Трепалов.

— На сегодня двадцать одно. Уверен, ещё далеко не всё, — вздохнул Николаев. — Каждый день жду новостей о появлении ещё одного трупа. Даже издёргался. Вроде из кожи вон вылез и других заставил, а всё равно такое чувство, что чего-то не сделал.

— Мне это знакомо, — кивнул Трепалов.

Я мысленно с ним согласился. Бывает, и к сожалению, слишком часто, чем тебе бы хотелось, когда ты сделал всё возможное и где-то даже невозможное, но результат так и не получил. Только в нашем ремесле отсутствие результата — это новые уголовные дела, новые преступления и жертвы.

— И что конкретно бесит: бьюсь как рыба об лёд и всё бестолку! Ты ведь понимаешь, сколько у нас народу извозом занимается или лошадей держит! На тысячи счёт идёт! Пока каждого проверишь, в душу заглянешь — эта тварь снова кого-то убьёт! Мои орлы уже просто поселились на конских рынках и базарах, всех осведомителей среди извозчиков и барышников на уши подняли. И ничего… Результат — ноль! — В глазах начальника МУРа появилась боль вперемешку с ненавистью. — В газетах уже подняли шумиху на этот счёт. Пишут, дескать появился в Москве какой-то душегуб, скармливает людей свиньям. Народ болтает — мол, советская власть не в силах порядок навести и поймать гада. Вопрос уже в политическую плоскость перешёл. Меня уже к Владимиру Ильичу вызывали, — горько усмехнулся он. — Приказано найти убийцу в максимально сжатые сроки.

— И ты хочешь, чтобы мой отдел помог тебе? — задумчиво сказал Трепалов.

— Да. Потому что мы уже с ног сбились. А я не хочу, чтобы эта нелюдь и дальше безнаказанно убивала людей, — твёрдо произнёс Николаев.

— Что, товарищ Быстров, берёмся за это дело? — Трепалов перевёл на меня испытывающий взгляд. — Поможем уголовному розыску?

— Берёмся, — кивнул я.

Николаев облегчённо вздохнул.

— В общем, можешь на нас рассчитывать, Саша, — улыбнулся Трепалов.

— Я знал, что ты не откажешь: мои люди где-то через полчаса привезут тебе для изучения все материалы. Гуртом, оно и батьку бить сподручней, — с облегчением сказал начальник МУРа. — Да, на время откомандирую к тебе одного из моих инспекторов — Бахматова.

— Зачем? — удивился Трепалов.

— Он плотно этим делом занимается, будет тебе полезен, — пояснил Николаев.

— Как скажешь. Бахматова я хорошо знаю, сотрудник, что надо.

— Других не держим, — усмехнулся начальник МУР.

Он быстро распрощался и ушёл.

А я… я ощутил странное чувство, поскольку точно знал, кто этот Упаковщик. В истории он вошёл как первый советский серийный убийца, хотя на самом деле были и другие, до него. В суде он проходил сначала как Василий Комаров, но потом всплыла правда, что это — не настоящая его фамилия. В прошлом он был Петровым. Всплыла очень мутная история с попаданием в плен к Деникину, когда этот самый Петров служил в Красной Армии. Чтобы избежать ревтрибунала, Петров сбежал в Москву, где и объявился под новой фамилией в качестве извозчика. А вот откуда у него взялись деньги на лошадь, дом и новые документы — до сих пор загадка, которая позволяет поверить в версию, что Петров был агентом деникинской разведки.

Любому полицейскому нашего времени фамилия Комарова известна ничуть не хуже, чем к примеру Чикатило, так что удивляться моим познаниям на сей счёт нельзя.

Что самое важное — я ведь знал и примерный адрес маньяка. Он жил где-то на Шаболовке, а та врезалась мне в память по другой причине: огромного количества телепередач, сделанных на Шаболовке 37, которые я смотрел в детстве.

Однако тут возникал другой вопрос — моего послезнания явно недостаточно, чтобы выписывать ордер на арест и ехать брать маньяка. Тот же Трепалов закономерно спросит, а откуда ты, товарищ Быстров, знаешь, кто убийца и где он живёт, и тогда я вряд ли смогу ответить хоть что-то внятное. В историю о моём ментовском прошлом, вернее — будущем, он вряд ли поверит, будучи человеком сугубо материалистического склада.

Так что этот вариант отпадает сразу. Но это не значит, что я оставлю маньяка в покое и позволю событиям развиваться своим чередом.

Если тот убьёт ещё кого-нибудь, получается, что несу ответственность за эту смерть.

Значит… значит, надо включиться в расследование так, чтобы оно быстро вышло на маньяка. И я просто обязан направить процесс в нужное русло.

Люди Николаева уложились гораздо быстрее, указанного им срока. Уже минут через пятнадцать на наших столах стремительно вырастала гора документов.

При виде её, мне стало плохо. Если пойти по стандартной процедуре: принять всё это хозяйство по описи, проверить, подписать акты, потом приступить к изучению — я из кабинета не выйду до конца следующей недели. А за это время Комаров может снова отправиться на охоту, погибнет ни в чём не повинный человек.