Страница 7 из 100
— Нет, — цежу сквозь зубы.
— А кто тогда?
— Зачем все эти вопросы?
Это самый странный разговор на свете, и я останавливаюсь как вкопанная, не в силах сделать еще хотя бы шаг. Сверлю взглядом затылок Геранта, пока мужчина не оборачивается.
— У нас долгая дорога, и я хочу узнать тебя.
— Вот так, да?
— Я вообще парень простой, — на его лице расцветает широкая улыбка, — мне нужна жратва, небо над головой и приятная компания, чтобы чувствовать себя счастливым.
— С компанией тебе не повезло, — хмурюсь и пытаюсь обойти двоедушника, но застываю, когда сильные пальцы смыкаются на локте. Запрокидываю голову, потому что даже при моем росте Герант смотрит на меня сверху вниз.
— Я и сам выводы могу сделать, взрослый уже, — его глаза откровенно смеются, а мне становится душно от этого пристального взгляда.
— Разочарование будет горьким.
Вырываю руку и иду по тропинке вперед. Во имя всех демонов, лучше бы мы просто молчали!
— Ты думаешь, мне есть дело, что за кровь в тебе намешана?
— А разве нет? Людям всегда есть дело.
— Кто оставил на тебе шрамы, Ши?
Скриплю зубами и клянусь себе, что это будет его последним вопросом. И больше, до самого склада, мы не обменяемся и словом!
Надоедливый, самоуверенный, невыносимый тип!
Скидываю куртку и отвожу волосы в сторону. Пусть посмотрит. Он же так пялился на шрамы там, у корабля! Пусть глянет еще раз!
— У полукровок есть крылья. Они слабые, не развиваются как положено. И нам их удаляют, понятно тебе? — из горла вырывается хриплый смешок. — Точнее, удаляют, если кто-то выкупает наши тела на рынке, но меня прижали раньше, чем я познакомилась с Севером. В трущобах крылья выдирают! Я не знаю, кто вырвал мои. Не видела лица, ясно?!
Прежде чем я успеваю одеться, Герант сжимает меня в объятиях и чуть приподнимает над землей. Я для него легче пера, а стальной капкан рук не разжать, если двоедушник сам не захочет.
Меня прошивает огнем до самых пяток, когда чувствую теплое прикосновение к лопаткам. Там, где кожа безобразно исполосована.
— Что ты делаешь? — хриплю сдавленно.
А мужчина касается спины снова, вычерчивая на ней невидимые узоры.
— Целую тебя, разве не ясно?
Сгибаю ногу и бью назад. Оцепенение слетает в считаные секунды, когда слышу сиплый стон, а хватка двоедушника ослабевает. Я откатываюсь в сторону и выхватываю револьвер. Дуло смотрит в голову мужчины, а в моих руках — ни капли дрожи. Не могу сглотнуть вязкую слюну, воздух вырывается из легких раскаленными толчками, а палец мягко оглаживает спусковой крючок, но замирает, ведь двоедушник примирительно поднимает ладони вверх.
Веду плечами, потому что спина горит огнем там, где его губы касались кожи, а я не отвожу взгляд от лица Геранта и ищу, исступленно ищу то же выражение, что было у тех ублюдков в трущобах.
Если найду — пристрелю на месте.
Над головой что-то хлопает, и на плечо опускается зыбкая черная тень. Пронзительное «кар» прошивает ухо мелкими иголками.
Двоедушник может приказать ворону напасть?
— Ши.
Его голос — как сахар, треснувший под подошвой сапога. Раскрошился, разлетелся в стороны крохотными крупицами.
Сталкиваемся взглядами, высекаем искры из воздуха, а в горле — горький ком, потому что Герант напрягся и замер, будто к удару приготовился.
— За тобой, — шепчет он одними губами и тянется к дробовику.
7. Ворон
Идиот! Кретин! Тупица!
Ты что себе позволяешь вообще? С катушек слетел, мать твою наемничью?
Хриплю, а в глотке кислота плещется. Совсем сдурел, девчонку зажал, да еще и нежность эта непрошенная, ненужная. Прямо выворачивает всего, когда отметины на спине Ши вижу: не могу удержаться, хочу прикоснуться, стереть их, как стирают влагу с запотевшего зеркала.
И проклятый аромат шалфея путается в ладонях, прорастает под кожу, пускает глубокие корни. В мозгах полная неразбериха и кавардак, а я отчаянно ищу пути к отступлению и с досадой думаю, что с Анной все начиналось точно так же: ворон сделал свой выбор, но я не подумал сопротивляться. Погрузился в чувства с головой, а в итоге чудовищно облажался.
Внутри все содрогается при мысли о неизбежном финале.
Я еще могу вырвать первые ростки. Еще не поздно отбросить в сторону выбор второй души и идти своей дорогой.
Только бы до Заграйта добраться — а уж там наши пути с Бардо разойдутся.
Как и с Ши.
Вольный стрелок должен оставаться вольным.
Ради ее же блага.
В глубине серых глаз я замечаю туман безумия и отблески дикого пламени. Что ни говори, а бьет Ши, как таран, — едва могу разогнуться и поднять руки.
Мне больно видеть, невыносимо осознавать, сколь тяжело приходилось этой хрупкой девчонке в родном мире.
Остановись, Герант, ты только все усложняешь.
Ши что-то ищет во мне, к чему-то прислушивается и не вздрагивает, когда ворон садится ей на плечо, а я мысленно посылаю птицу на дальний хутор за все эти неприятности и ненужные чувства.
За спиной девушки что-то шевелится. Едва-едва, но я замечаю странное искажение, как рябь на поверхности воды.
Сжимаюсь и подаюсь вперед, холодею от мысли, что Ши не успеет увернуться.
— За тобой.
Мой шепот кажется оглушительным в навалившейся лесной тишине. Ши подбирается, втягивает носом воздух и чуть дергает плечом, чтобы ворон взмыл вверх. Его крик привлекает внимание охотника и… девчонка просто испаряется из моего поля зрения.
Одно мгновение — и дробовик плотно ложится в ладонь, а дуло смотрит точно в раскрытую пасть. Большую такую, усеянную иглами острых зубов.
Грохот — и тварюшка откатывается назад, верещит пронзительно и стягивается тугим клубком, как змея. Кожа, похожая на древесную кору, щетинится тысячами изогнутых колючек.
Ши возникает будто из воздуха и припечатывает тварь к земле сциловым клинком, обрывая крик в верхней точке.
Почему не стреляла?
— У меня только красный сцил, — она словно читает мои мысли и показывает на индикаторы на барабане, — здесь сухо для него, а перезаряжать некогда. Если в землю попаду, то все вспыхнет.
Блефовала, значит, когда пушкой угрожала?
Не обольщайся. Она просто башку бы мне отстрелила.
— Вот же мерзость, — поддеваю тело носком ботинка и переворачиваю.
Хмурюсь, когда замечаю, что у твари вполне себе человеческое тело: две руки, две ноги. И лицо, спрятанное под уродливыми шишками и наростами, — человеческое. Точнее, когда-то им было.
Кожа только грубая зеленовато-желтая и покрыта колючками. Никаких признаков пола. И пасть такая широкая, что туда можно голову целиком просунуть.
Девчонка бесцеремонно разводит мутанту челюсти, проверяет зубы, поворачивает до хруста гибкую шею, осматривает голову, скользит взглядом вниз, по лопаткам.
— Это ребенок, — вдруг говорит Ши, — лет семь-восемь. И у него первая стадия «бича».
Она переворачивает тело и указывает пальцем на красные отметины, проступившие на коже. Будто кто-то плеткой прошелся.
— Это проклятье камкери, — Ши сплевывает в сторону, поднимается и отряхивает руки, — пока не опасно, но через две недели он бы разносил заразу по всему лесу. И передавал ее любому, кто окажется рядом.
— Уходим, — подталкиваю ее к тропинке и чувствую, как напрягается тело под моей ладонью, — не хочется надолго оставлять Бардо.
Я говорю это грубее, чем собирался. Девчонка совершенно ни в чем не виновата. Выбор второй души — это только моя проблема, которая не имеет к ней никакого отношения. Ши не может это изменить, выбор просто происходит.
Проклятье всех двоедушников.
Знал бы, что меня ждет такая встреча, и нашел бы другой корабль, но Случай распорядился иначе.
Может, это судьба?
Отгоняю сумасшедшую мысль и иду за девчонкой, смотрю по сторонам, чтобы не пропустить новую угрозу.
— Если здесь был ребенок, то где-то будет и мамаша, — говорит она тихо. — Ты уже видел что-нибудь подобное?