Страница 10 из 18
– Не о том речь, – проговорил Бутурлин. – Домой-то хотим. А ну как словят, да и.., – он провёл рукой по шее.
– По мне так – лучше рискнуть и домой прорваться, чем здесь ждать своего часа последнего, – продолжал убеждать Трубецкой. – От голода и холода передохнем. Кормят-то как? Нешто это еда? Хозяин собак так не кормит. Я даже не о добром хозяине говорю, а о злом, жестоком, ведь и тот так не кормит.
– Надёжи мало на то, что сложится дело наше, – наконец, сказал Бутурлин. – Ой, мало надёжи, но, ты прав, князь. Прав – что уж тут говорить?! Не выжить нам в плену, как пить дать не выжить. Так что решаться надобно… Надобно решаться. Ну? – повернулся он к Вейде. – Твоё слово теперь?
– Будь что будет, а только и мне тут не по душе торчать, – махнув рукой, решительно заявил Вейде.
– Тогда так… подсоберём еды немного. Ну хлеб хотя бы. Чтоб на первые дни. Здесь-то никуда не зайдёшь – сразу сдадут. А чуть дальше, глядишь, и придумаем что, – начал выкладывать Трубецкой свой давно продуманный план.
– Летом бы, – покачал головой Бутурлин. – Летом сподручнее, да и в лесу с голоду летом не помрёшь.
– Ясно, что летом лучше. Ясно, что сейчас замёрзнуть можно, да только до лета много воды утечёт. Может статься ещё дальше увезут. Или в острог запрут, – заметил князь. – Нет уж. Недаром говорят – куй железо пока горячо!
– Да вот только не горячо вокруг-то, – отозвался Бутурлин. – Ну да ладно. Готовимся. А покуда готовимся, и покумекаем.
– Должен вам ещё кое-что сообщить, – осторожно начал Трубецкой. – Слушайте…
И он в общих чертах поведал о тех предложениях, которые ему делали шведы. Ну и как бы подытожил:
– Так что обмена ждать бесполезно. Не поменяют. Будут держать и добиваться согласия служить им. Я согласия не дам, а потому конец для меня один. А потом и за вас возьмутся. Вы тоже на заметке. Недаром нас троих в столицу привезли.
Ну что ж, побег, так побег. Решили сначала часовых изучить – кто как ведёт себя, кто повнимательнее, а кто рассеян. Да и бдительность их усыпить своим примерным поведением.
Трубецкой сразу предупредил, что часовых жизни не лишать – связать крепко, да и запереть туда, где сами сейчас сидят.
– Отчего так? – спросил Вейде. – Нет, я не за кровь, а просто… Почему так?
– Не надо себе лишних проблем создавать. А то ведь глядишь и поводом это будет, чтоб нас.., – и он повторил красноречивый жест, который Бутурлин сделал в начале разговора.
Одна смена часовых показалась наиболее подходящей. Два немолодых уже шведа были как-то более спокойны и доверчивы. Пленники с самого начала вели себя смирно, ну а теперь и подавно старались показать, что ничего крамольного у них и в мыслях нет. Впрочем, часовым даже в голову не могло прийти, что русские генералы бежать вздумают. Куда же здесь убежишь?! До России не дойти.
Сарай стали слегка подтапливать, понимая, видно, что не выживут пленные в холоде, никак не выживут. Вот тут-то и сложился окончательно план побега. Во-первых, хлеба немного насушили. Во-вторых, подсушили солому и лапник. Да и серники подсобрали. И вот в ненастный день, когда морозы, было наступившие, снова сменили снег с дождём, изобразил Трубецкой, что плохо ему, а видно часовых предупредили, которого из пленников не только стеречь, но и беречь надобно. На то и расчёт. Прибежал один часовой. Руками развёл, напарника своего крикнул, и велел ему поспешать куда-то и кому-то сообщить о том, что случилось с пленным. А через минуту оставшийся с пленниками швед уже лежал с кляпом во рту и связанными накрепко руками. Причём связан был его же собственными ремнями.
Пленные бросились к лесу. Лес, что начинался неподалёку, был достаточно густым, и мог стать первоначальным убежищем. Погода же была такой, что следов не оставалось на земле. Важно только было выбрать какое-то неожиданное для преследователей направление, чтобы не вышли на след и не догнали.
Трубецкой понимал, что второй часовой наверняка уже сообщил о случившемся, да только ведь никто особенно не будет поспешать, чтобы взглянуть на пленного. Подумаешь… отлежится, да оклемается.
Так оно и было. Прибежал часовой, постучал в дверь, где располагалось ближайшее его начальство. Погода ненастная, вечер длинный. В доме все спали. Пока соображал проснувшийся офицер, что там случилось, пока одевался, не спеша, пока собирался, времени прошло вполне достаточно, чтобы беглецы могли добраться до леса и углубиться в него.
Когда скрыла спасительная чаща, у Трубецкого мороз пробежал по коже – он вдруг понял, что осенний, промокший от дождей со снегом лес для них столь же спасителен, сколь губителен.
– Ну вот, мы и убежали, – сказал Бутурлин, переводя дух. – Что дальше?.. Дальше-то что?
– Дальше? – переспросил Трубецкой и тут же ответил: – Когда везли нас, я запомнил, что от развилки свернули вот сюда, в это предместье. Значит, нужно теперь идти, прижимаясь вправо, чтоб не заплутать. Идти вдоль дороги, но к ней не приближаться. Она выведет на большой тракт. Ну а оттуда я путь знаю, – и повторил: – Сейчас важно не заплутать… Ну а дальше? Дальше разберёмся.
– Как бы нас возле этого самого тракта и не сцапали? – сказал Бутурлин. – Но как без него? Не пройдём мы долго по бездорожью.
– Ничего, не сцапают, – возразил Трубецкой. – Днём в чаще отсиживаться будем, подальше от тракта, а ночью можно и по дороге пойти. Чуть что – в лес. Одно плохо – искать они нас, конечно, будут к югу от того места, где в сарае содержали. Но не пойдём же мы в северном направлении. Можно было бы, конечно, для отвода глаз, да ведь силы не безграничны. Не хватит сил-то ложные манёвры производить.
Чуть-чуть передохнув за разговором, беглецы поспешили в выбранном Трубецким направлении.
– Эх, карту бы какую-никакую, – приговаривал он, пробираясь сквозь чащобу. – Ну да ладно, примерно помню. Да ведь и тракт ведёт в нужном нам направлении.
До тракта добрались благополучно. Была ночь, тёмная ненастная ночь. На тракте ни души. Когда вышли на опушку, Трубецкой некоторое время размышлял, потом сказал вполголоса:
– Ну вот, видите впереди просвет? Это лес обрывается на берегу. Там мост. Может и вы помните?
– Я помню, – сказал Вейде.
– Да и мне что-то здесь знакомо, – отозвался Бутурлин.
– Тут самое опасное место, – предупредил Трубецкой. – Если нас хватились, могут устроить засаду именно у моста. Ведь эта дорога, если и не в саму Россию, то в направлении русской земли ведёт. Реку перейти можем только по мосту. Не та погода, что бы плавать.
Дальше двинулись осторожно. Трубецкой предупредил:
– Всё, молчим. Больше ни слова.
Немного прошли по дороге. Совсем немного, всего метров сто. Потом всё же свернули в лес, углубились и двинулись дальше, стараясь не удаляться далеко от тракта.
Скоро услышали шум реки. По реке шла шуга. Никак не могла встать река – морозы ещё не окрепли.
Остановились. Прислушались. Долго тоже стоять было нельзя. Ведь преследователи, если ещё не вышли к мосту, могли выйти в любой момент. И тогда всё значительно усложнится.
– Ну, будь что будет, – шепнул наконец Трубецкой. – Идём молча, старайтесь ступать осторожно. Шуга нам на руку: скрепит, трещит, ломается нетвёрдый лёд.
У самого моста постояли ещё немного, прячась за деревьями.
– С Богом! Вперёд! – скомандовал шёпотом Трубецкой.
Собрав последние силы, перебежали мост и тут же снова углубились в лес, благо он и на противоположном берегу довольно близко подходил к реке.
Трубецкой лишь на миг задержался у перил. Потом пояснил, что запомнил их – эти перила. Мало ли в темноте то… Как бы тракт не перепутать. Кто ж знает-то, вдруг и ещё дороги похожие поблизости есть, да и реку не ту можно перейти. Теперь успокоился. Определил, что направление взято верное.
Впрочем, верное-то верное, а сколько ещё идти?! По прямой-то не близко, а петляющими дорогами вёрст не счесть. А реки как преодолевать? Где обогреться, где обсушиться? Не то чтоб сомнения иногда наваливались, а всё ж мороз пробегал по коже. И он снова и снова думал, верно ли поступил, что товарищей своих подбил на этот побег? Чем может он обернуться? Не смертью от холода и голода?