Пикинг

– Ой, ну как же это… – Татьяна не договорила, встрял Борис.

– Ничего, пусть погуляет немного, одумается, а там я его в дело пристрою. Слушай, хозяйка, может, уже ваша с Ильей очередь о себе рассказывать?

Илья коротенько поведал историю их с Татьяной знакомства и брака, про то, чем сейчас занимаются – о своем музее и Татьяниной работе. Лебедев посмотрел на него сочувственно.

– Ну и как оно, в музее?

– В каком смысле? – не понял Илья.

– В том самом. По музеям-то сейчас какие идиоты ходят? Маржи, стало быть, никакой. А вот Танюше респект, строительство – дело нужное. Эх, где ж ты была, когда мы дачу замутить решили? У приличных архитекторов очередь на полгода, да и ценники – охренеть не встать.

Тут он не ошибался: дела у Татьяниного архитектурного бюро шли весьма неплохо. И такие, как Лебедев, валили в качестве клиентов к ним в офис валом. Но Татьяне стало обидно за мужа.

– Дело ведь не только, так сказать, в марже. Есть же понятие культурного наследия… – на лице Лебедева начала расползаться отвратительная ухмылка, и Татьяна резко повернула линию возражения. – А к Илье, между прочим, известные коллекционеры приходят, частные заказы делают… И сам он рисует очень даже неплохо, например, вот, из недавнего. Правда, прекрасная работа?

Она указала на холст над диваном, прямо над головой Бориса и Ирины. Лебедевы обернулись и секунд десять молча разглядывали полотно.

– И как это называется? – наконец поинтересовалась Ирина.

– «Клуб мечтателей», по мотивам Малларме. «Реальность – не больше чем ухищрение, точка опоры разума в миражах факта…» – процитировал Илья.

Борис молча повернулся к столу, почесал складчатый затылок.

– Да-а уж… – и решительно взялся за полупустую бутылку водки. Татьяне показалось, что он шепотом добавил: «Обосраться!» Илья намеревался показать гостям еще цикл своих иллюстраций к лирике Кэтлин Бреннан, но передумал.

– Ребята! Я предлагаю выпить за дружбу! – громко провозгласила Татьяна.

По этому поводу возражений не последовало. Блюдо с селедкой под шубой удивительно быстро опустело. Обычно Татьяна готовила такую порцию человек на шесть-восемь и поначалу решила было, что в этот раз погорячилась. Лебедевы перешли к заливному и уверенными темпами зачищали и эту емкость. Периодически они прихлебывали из бокалов, не дожидаясь тостов. Ирина была уже изрядно пьяной.

– Слушай, Танюха, а у тебя наш школьный альбом сохранился? – внезапно спросила она. – А то мой где-то потерялся при переездах.

Татьяна быстро отыскала книжицу в зеленом переплете и положила на стол. Ей и самой сейчас захотелось освежить воспоминания. Ирина принялась перелистывать страницы и оживленно комментировать.

– Во, помню Надьку Романову. Она двоечницей была, постоянно у меня списывала. А Юрка Морозов за мной в десятом как ухлестывал! А физичка, помнишь, всегда говорила: вот Гусева понимает физику, а все остальные только делают вид, что понимают. А как я на физре на бревне кувыркалась? Уговаривали меня в гимнастику податься… А помнишь, я в девятом в поход пойти придумала? Еле вас всех уговорила.

Ирина пришла в волнение и говорила громко, похохатывая и поминутно прихлебывая вино. Татьяна слушала и ушам не верила: все «воспоминания» Гусевой-Лебедевой представляли собой безудержный полет фантазии. Надька Романова закончила школу круглой отличницей, и списывала у нее как раз Гусева, в основном на физике, в которой Ирка была совершенно «ни в зуб ногой». По красавчику Юрке Морозову она сама сохла, причем совершенно безнадежно, и целый год изливала Татьяне свои переживания. Кувыркания на бревне могли Гусевой разве что присниться, и то в кошмарном сне: этого снаряда она боялась как огня. Насколько Татьяна помнила, Ирку так и не удалось заставить взобраться на бревно, и зачет ей поставили условно, из жалости. А пойти в поход придумала Светка Тимофеева. И труднее всего было уговорить именно Гусеву, которая терпеть не могла комаров и вообще всякого дискомфорта, а в походе все время ныла. Татьяна не перебивала, потому что диагноз уже поставила. Борис, разумеется, принимал рассказы жены абсолютно всерьез. Сиял, как медный таз, оттого, что его Ирка, оказывается, еще в юности была непревзойденной по всем статьям.

Осетрина кончилась, Татьяна слегка занервничала: кажется, она не рассчитала с закусками.

– Вот, корзиночками закусывайте, – она поставила тарелку между Борисом и Ильей. – Там креветочки с ананасом, с устричным соусом…

– У Буси аллергия на креветок, – оборвала Ирина.

– Не называй меня Бусей! – буркнул Лебедев.

«Буся! Вот это здорово, действительно подходящее прозвище», – не без ехидства подумала Татьяна.

– Ой, какая жалость, мы не знали про аллергию… Ну тогда вот, буженинка с хреном, пожалуйста.

Борис примирительно крякнул, перекинул на свою тарелку сразу четыре куска и залил половиной соусника хрена со сливками.

– Ты тоже давай-ка закусывай, – решительно обратилась к подруге Татьяна и придвинула к ней сырную тарелку. Плывущая Лебедева скосила глаз.

– Мы вонючий не едим. От него газы потом мучают, – она икнула. Илья еле сдержал смех.

– Тогда вот, специально для вас приготовила: эксклюзивное китайское блюдо «Драконий глаз».

– Не, китайское мы тоже не едим.

Татьяна не выдержала.

– Да ты даже не представляешь, что это! Ты меня обидишь, если не попробуешь. Это же питахайя!

Буся громко хрюкнул, видимо, счел это слово похабным. И неожиданно прикрикнул на жену:

– Ты, мать, давай, действительно, закусывай нормально, а то уже начинаешь пургу гнать.

Лебедева опасливо отправила в рот маленькую порцию и вдруг просияла лицом.

– Буся, это писец как вкусно! Ты должен попробовать!

Татьяну передернуло.

– Я просил не называть меня Бусей! – гаркнул Лебедев и угрожающе постучал вилкой по столу. Но «Драконий глаз» попробовал и признал, что вкусно, хотя и совершенно необычно.

– Танька, с тебя рецептик, – проговорила Ирина с набитым ртом.

Диск Вашингтона закончился, причем никто из гостей так и не обратил внимания на музыку и не полюбопытствовал, что же это играет. Илья поставил другую пластинку – он решительно не хотел, чтобы за столом повисали паузы, не заполненные хотя бы каким-то фоном. Борис, до этого никак не реагировавший на джаз, на удивление, прислушался и поинтересовался:

– Это что там у тебя играет?

– Элтон Джон.

– А, знаем такого. – Борис хитро прищурился. – Отгадай загадку: два конца, два кольца – что это?

Горские недоуменно переглянулись. Татьяна открыла рот, чтобы сообщить, что это детская загадка про ножницы, но Буся громогласно объявил собственный вариант:

– Элтон Джон замуж вышел!

Он утробно захохотал, Гусева-Лебедева залилась визгливым смехом, ее необъятный бюст колыхался в резонанс.

– А вам с Ириной какая музыка нравится? – дипломатично поинтересовалась Татьяна.

– Знаешь, я в молодости и Битлов, и Роллингов уважал, – задушевно поведал Буся. – А сейчас уже давно ничего не слушаю, на работе устаю очень, а дома хочется в тишине побыть. Ирка слушает там что-то в телефоне, ты у нее спроси.

– Да-да, понимаю, – задумчиво покивал головой Илья. – Помните, как Вознесенский писал: «Тишины хочу, тишины… Нервы, что ли, обожжены?»

Борис лишь пожал плечами:

– Не знаю, кто там чего писал. Мы книг не читаем. Но нервы обожжены конкретно.

Разговор о кино тоже не получился. Татьяна спросила, что Лебедевы смотрели из последних нашумевших фильмов. Ирина отмахнулась:

– Я только сериалы смотрю, а Буся вообще от телевизора сразу засыпает.

– Я сколько раз говорил, не называть меня Бусей!! – заорал Лебедев.

Ирина сникла и уставившись в стол засопела. Чтобы разрядить обстановку, Илья завел разговор об отдыхе. Он был уверен, что эта тема Лебедевым точно не чужда. Рассказал, что они с Татьяной этой весной посетили, наконец, Италию. К поездке они готовились два года, копили деньги, составляли маршрут. Заранее забронировали жилье в разных регионах и за три недели проехали от Венеции до Сицилии. Где-то перемещались на поездах, где-то арендовали автомобиль. Татьяна подключилась к рассказу, взахлеб стала вспоминать о венецианской экзотике, музеях Рима и Флоренции, красотах Тосканы и пляжах Калабрии. Лебедевы слушали, не перебивая и не комментируя.