Страница 3 из 13
Познакомились в гостях у её родителей. Так, как будто бы и ничего. Всё при ней. А вскоре остались они одни. Ну и приятель рассказал, как тут же пошёл в атаку. Намерения его не вызывали сомнений, а она, девица эта, сказала вкрадчивым голоском, мол, ты так хочешь… Но я … ну словом типа того, что не была замужем. Так пояснила, лишь другими словами и прибавила, что может удовлетворить его другим способом и провела рукой по выступающей части брюк, слегка даже склонившись, чтобы было ещё яснее. Более тот курсант с ней не встречался. Рассказывая же, возмущался, мол, вот тебе и раз?! И это девушка!?
Но в данном случае всё было иначе, совершенно иначе. Людмила оказалась действительно уникумом – да, даже для тех лет излёта перестройки. И он не хотел резко менять это её состояние, ему в какой-то степени даже нравились этакие вот игры томления и ожидания.
И в ту ночь он снова завёл игру, и снова изумлял её невероятными видами ласки и неожиданными поцелуями, от которых она, вероятно, заливалась краской – просто в полумраке комнаты увидеть этого было нельзя.
Зигмунд Фрейд утверждал:
«Всё, что вы делаете в постели, – прекрасно и абсолютно правильно. Лишь бы это нравилось обоим. Если есть эта гармония – то вы и только вы правы, а все осуждающие вас – извращенцы».
Наконец, когда он окончательно освободил её от всего лишнего, что разделяло их существа, когда снова стал очень осторожно, осыпая поцелуями наползать на неё до тех пор, пока не упёрся своей воинствующей частичкой тела в последнюю преграду, она снова попыталась сорвать этот натиск, извиваясь всем телом. Но на этот раз манёвр её не удался, и он усилил натиск, а она стала отползать в сторону, стараясь этаким вот отступлением уйти от неизбежного, хотя бы отложить то неизбежное, что неминуемо должно произойти при таком её поведении. Она отползала, он преследовал, она отодвигалась в сторону и скоро оказалась на самом краю дивана. Он сделал последнее движение, и она тут же вывернулась и вскочив с дивана, убежала в ванную комнату.
Он откинул одеяло и включил торшер… Путь её к краю дивана был чётко обозначен алыми пятнышками.
Первой мыслью было показать ей это всё и пояснить, что больше нечему противиться, что…
Но едва он услышал её шаги, как погасил торшер и закрыл одеялом следы их борьбы и томлений…
Она вернулась уже в тазобедренной защите. Он не стал снова бороться с этой защитой, а просто обнял её, поцеловал и более ничего не предпринимая и скоро они так и заснули в объятиях.
А потом, когда он дал ей возможность сполна испытать всё, что случилось между ними, уже чувствуя, что пора спать, сказал тихо, но твёрдо:
– Завтра отвезу тебя в Старицу сам. И…, – он ещё чуть-чуть помедлил: – И зайду к твои родителям.
– Зачем? – спросила она, хотя было всё понятно без слов, и голос выдал волнение.
– Ты же знаешь зачем! Я ведь приехал за тобой, – повторил он слова, сказанные возле института в день приезда в Калинин.
– Но ведь мне ещё полгода учиться…
– Значит свадьбу сыграем летом и тогда заберу тебя с собой окончательно. Ты согласна? Ты согласна стать моей женой?
Она тихо молвила:
– А ты этого ещё не понял?
– Конечно, понял! – сказал он, ещё крепче прижимая её к себе.
А утром, когда уже собирались идти к машине, телефонный аппарат разразился длинными трелями.
– Слушаю. Световитов! – ответил он привычно, так как обычно отвечал в кабинете, поскольку по домашнему телефону давно уже разговаривать приходилось очень редко.
– Андрей Фёдорович! Это Труворов. Хорошо, что тебя поймал. Тут дело такое нарисовалось. Тебе нужно срочно прибыть на беседу к генералу Рославлеву. Он ждёт сегодня в шестнадцать часов. Успеешь?
Световитов посмотрев на часы, сказал:
– Успею!
И поинтересовался:
– Причина вызова?
– Не по телефону, – ответил Труворов.
Световитов специально не плотно приложил трубку к уху, потому что заметил, что Людмилу насторожил междугородний звонок. Кто мог звонить? Мало ли что можно было подумать. Но звонили по службе, однако это не успокоило. Им предстояло расстаться уже сегодня, сейчас.
– Ну что ж… Мы всё решили. Отпуск в этом году летом. Попробую подгадать к окончанию института. Тогда и свадьба…
Глава вторая
Теремрин наблюдал за событиями минувшей зимы с удивлявшим его самого равнодушием. Он любил, и любовь ограждала его от будничной, как ему казалось, суеты. Его любовь к Татьяне разгорелась с такой неистовой силой, что уже всерьёз угрожала делам семейным.
Всю зиму они с Татьяной не сидели на месте. Несколько раз ездили в дом отдыха «Подмосковье», выбирались даже в Ленинград, в другие города, отчасти, по делам, поскольку Теремрин брал командировки от редакции пятитомника, но в большей степени потому, что хотелось побыть вместе и посмотреть что-то новое, оторваться от беспокойной Москвы.
В Дивеево они так и не съездили, решив, что туда лучше ехать в тёплое время года. Но в начале лета Татьяна была очень загружена работой – курсовые экзамены в академии! Решили, что отправятся в гости к Афанасию Петровичу во время отпуска, в августе. Даже примерно время наметили.
Но неожиданно позвонила Елизавета. Она сумела поймать Теремрина на службе, хотя сделать это было не совсем просто. Его позвали к телефону сразу после совещания, и он услышал взволнованный голос:
– Дмитрий Николаевич! Дедушка решился съездить в гости к Афанасию Петровичу Ивлеву в Дивеево! Очень ему хочется повидать однокашника…
Она замолчала, ожидая реакции. Конечно, без помощи Теремрина такая поездка была просто невозможна. Не тот уже возраст у старого кадета Порошина. Ещё до Москвы добраться, куда ни шло, а вот до Дивеева?!
Но какой же могла быть реакция у выпускника суворовского военного училища, у суворовца! Ведь суворовцы – наследники Российских кадет!
– Замечательно! – воскликнул Теремрин, даже не подумав в первую минуту о проблемах с Татьяной, которые непременно возникнут. – Просто замечательно. Я немедленно сообщу Афанасию Петровичу. Когда вы приедете?
– Вот думаем, – сказала Елизавета. – Когда, на ваш взгляд, удобнее?
– Чем быстрее, тем лучше, – решительно заявил Теремрин. – Нужно ехать в тёплое время, пока осенние дожди не зарядили. Там кое-где есть участки без асфальта.
Решили, что Елизавета с дедушкой выедут, как только билеты возьмут.
Эта новость обрадовала Теремрина. И вдруг как гром среди ясного неба: «Что скажу Татьяне? Как объясню свою поездку в Дивеево с Елизаветой? Конечно, можно рассказать обо всём откровенно, в том числе и о знакомстве с Елизаветой в Пятигорске, и об осенней поездке с ней к Афанасию Петровичу… Но такой рассказ может огорчить Татьяну. Вдруг да не поверит, что и само знакомство, да и поездка были совершенно безгрешны. Конечно, можно взять Татьяну с собой, во всяком случае, предложить поехать. А если откажется и обидится, подозревая, что отношения с Елизаветой не столь уж и безгрешны? Реакция совершенно непредсказуема».
Но размышлял так Теремрин недолго, потому что сработала давняя привычка скрывать от жены все свои знакомства, в том числе и самые безобидные. Он решил, что лучший выход – вообще ничего не говорить Татьяне. В конце концов, он действительно не имел в отношении Елизаветы никаких мятежных планов, а уж тем более в сложившихся обстоятельствах. В данный момент он считал главной задачей организовать встречу двух старых, заслуженных, замечательных людей, к тому же однокашников его деда. Теремрин представлял, сколько радости принесёт им такая встреча. Правда, мелькнула мысль о том, что и Татьяне поездка была бы очень интересна, но тут пришлось подумать об Елизавете, которой присутствие Татьяны могло создать некоторый дискомфорт.
У женщин своё отношение к этаким вопросам. Даже если мужчина совсем не интересует, им не хочется видеть его с другой женщиной, особенно, если отношения с той женщиной выходят за рамки обычных.