Страница 1 из 13
Николай Шахмагонов
«И я ищу, ищу, ищу». Судьба советского офицера
Глава первая
Стремительно наступало на Советскую землю время страшное, время странное. Странным оно было потому, что большая часть всё ещё советского общества «ехала за шторкой», мало интересуясь тем, что происходило за окошком вагона несущегося в бездну эшелона по имения Россия – эшелона, подгоняемого к пропасти посулами лживой демократии. Впрочем, кому-то было и не до того, чтобы вникать в то, что творится на улицах и площадях столице. Вот и полковнику Андрею Фёдоровичу Световитову хватало дел на службе. Световитов, командуя полнокровной, развёрнутой мотострелковой дивизией, был занят с утра до позднего вечера. Даже в отпуск, который пришлось отгулять в конце года, он не мог себе позволить провести где-то далеко и взял путёвку с санаторий, которого от дивизии можно было добраться за несколько часов. И он добирался, он ездил несколько раз, чтобы посмотреть, как идут дела, как выполняются те распоряжения, которые отдал, уходя в отпуск.
И всё-таки на оставшиеся после санаторской путёвки дни от отправился в Калинин, где оставались кое-какие дела. Ну и, конечно, хотелось повидать Людмилу. Правда в Москве он всё-таки, сам не зная зачем, позвонил Татьяне. Так, не всякий случай. Ведь даже на диете, как говорится в анекдоте, можно смотреть всё меню, а тут диета относительная, ведь Людмиле он особенно ничего не обещал.
Татьяна сама взяла трубку. Разговаривала вежливо, именно подчеркнуто вежливо, но по тону Световитов мог понять, что его звонок оставил её равнодушной. Он не знал, что именно в это время у Татьяны был разгар романа с Теремриным.
Затем отправился в Калинин. Нужно было сдать в квартирно-эксплуатационную часть свою жилплощадь, получить соответствующую справку, которую затем представить по новому месту службы.
Приехал он в город на своей машине, конечно же, в форме. Ну как же можно молодому полковнику, лишь первую зиму осваивавшему папаху, приехать в штатской одежде?
Да, это было время, когда тем, кого представляли к званию полковника, говорили, ну вот, барашка на твою папаху уже режут. А после развала, в эпоху ельЦИНИЗМА советские полковники подшучивали над полковниками нового времени, мол, папаху то получил, ах нет… – значит, ненастоящий полковник.
Замысел пугачихи, пытавшейся отождествить в своей песне полковника с уголовником, не получился, потому что слишком нелепым и гадким был этот замысел, чтобы прижиться. Напротив, когда видели стройного, подтянутого, щегольски одетого полковника, а тем более в папахе, говорили, мол, это – настоящий полковник, и говорили с уважением, а не с той поганостью, которая вкладывала в это слово зловредная исполнительница.
Световитов подъехал к институту, предварительно выяснив через свою маму, которая всё ещё преподавала там, когда и в какой аудитории сдаёт группа Людмилы очередной экзамен сессии, уже подходившей к концу.
Экзамен был в основном здании, и Световитов, оставив машину за углом, взял изящный букет цветов и во всём сиянии советской военной формы направился к главному входу. Да, вот если бы в генеральской форме вот так подъехать! Но не подошёл ещё срок, хотя сроки теперь были уже относительны… Заслуги! Заслуги и успехи в службе и в командовании соединением были, но пока самые первые.
Он издали заметил Людмилу. Она была, как и обычно, в окружении подруг. И она не могла не заметить и не узнать его.
Световитов шёл уверенной твёрдой походкой, привлекали внимание шинель стального цвета, папаха, делавшая его, и так достаточного рослого, ещё выше, и, конечно, цветы, цветы пылавшие разноцветьем на фоне зимнего бесцветия.
Людмила пошла навстречу. Подружки не отставали, хотя держались чуточку позади.
– Я и приехал за тобой! – сказал Световитов достаточно громко, чтобы слышали все и тут же, заметив, как Алла метнула сердитый взгляд сначала на него, а затем на Людмилу, едва не рассмеялся и чтобы подразнить завистливых подруг, слегка склонился, чтобы поцеловать руку и вручить букет той, которой он был предназначен.
Да, опыт, опыт приходит ведь с годами, с годами наступает и понимание того, что нельзя, ох нельзя дразнить подруг, особенно завистливых подруг своей избранницы. Но Световитов этого ещё не знал, потому что не случалось на его жизненном пути соответствующих ситуаций.
Людмила, глядя на него восторженными глазами, проговорила:
– Здравствуй…
Но не добавила обычного в таких случаях: «Я ждала…» или ещё чего-то в том же роде, хотя фраза: «я приехал за тобой» её немного заинтриговала.
– Извините, девочки, – сказал Световитов. – Вынужден забрать у вас Людмилу.
Они пообедали в ресторане, затем навестили маму Световитова и её супруга. Там получилась полная идиллия. Людмилу обласкали, приняли, что, конечно, не могло не подействовать на Световитова соответствующим образом.
Мама, конечно, предлагала остаться у них, но Световитов сказал твёрдо:
– Нет, мы поедем. Ещё есть дела, – и, хотя никаких дел не могло быть по причине позднего времени, они тепло попрощались, обещали заехать ещё и спустились к машине.
Людмила уже не спрашивала, куда они направляются. Ей всё стало ясно и без слов. Разве что интриговал вопрос, что же он имел в виду, говоря, что приехал за ней?
Но разговор был самым общим. Световитов неподдельно интересовался экзаменами, учёбой. Быть может, конечно, эта неподдельность была вызвана именно тем, что он произнёс двусмысленную фразу и теперь старался уйти от возможности вернуться к ней. Да, он сказал: «приехал за тобой», но это могло означать и то, что он собирается увезти её с собой в Краснодар, но и то, что просто забрать её в ресторан, в гости к маме и так далее.
«А может действительно хватит холостяковать?! – думал он, изредка поглядывая на Людмилу, – Действительно, где ещё найду такую? Чем не жена? Так значит надо ехать к её родителям, торжественно просить руки и… Но что же «и»? Забрать то с собой пока нельзя. Ведь до выпуска осталось всего несколько месяцев. А может всё же отложить окончательное решение до лета… Ну так будь, что будет…»
Когда поднимались по лестнице, он слегка поддерживал её под руку и даже через зимние одежды нет-нет да чувствовал, как вздрагивала она от волнения. А когда закрыл входную дверь и уже в прихожей обнял Людмилу и прикоснулся губами к её губам, это трепетную дрожь ощутил в полной мере. После долгого поцелуя шепнул:
– Вот мы и дома…
Эти слова привели Людмилу в ещё большее волнение, и ему показалось, что она замерла в ожидании какого-то боле ясного продолжения, но он снял с неё пальто, повесил на вешалку рядом со своей шинелью. Он не любил бросать слов на ветер и не хотел, чтобы какие-то его заявления в развитие отношений оказали влияние на её поведение в этот вечер и, конечно, предстоящую ночь.
«Пусть идёт всё так, как идёт! – решил он и даже загадал: – Если сегодня будет всё, значит, выбора у меня не останется. Значит…»
И вот они снова оказались в постели, и он снова довольно легко прошёл всё то, что было повторением пройденного прежде. Легко освободил из плена два восхищавших его холмика, коснулся попеременно каждого из них и положил руку на плотно сжатые её коленки, пытаясь развести их. Она вся напряглась и потребовались некоторые усилия, чтобы всё же провести рукой по внутренней стороне бедра до самой главной преграды, не позволявшей ощутить то, что так хотелось ощутить, хотя бы рукой.
Людмила противилась молча, именно слегка противилась, а не сопротивлялась. Она не повторяла как прежде «не надо», «ты же обещал». И от этого ему в какой-то момент показалось, что она решилась на всё, а потому резко спустился вниз и стал целовать колени, бёдра, продвигаясь всё выше и выше, а затем протянул руки вверх, коснулся пояска, удерживавшего последнюю преграду, и потащил эту преграду вниз. Она перехватила её, слегка поджала ноги, сорвала и убрала куда-то в кресло, где была аккуратно сложена её кофточка.