Ex nihilo

Потом к нему приходил БОБ. ОН хохотал, страшно кривил лицо, отчего походил на безумца, и тыкал в Сёму толстым пальцем. А Сёма был ребенком. Он дрожал от страха, что-то мямлил и чувствовал, что ещё чуть-чуть, и он позорно описается прямо в штаны. Сёма уже пустил теплую струю, сбегавшую по голой ноге в левой штанине, и изо всех сил надеялся, что этого не заметит БОБ, но ЕМУ, кажется, не было до этого никакого дела. БОБ наклонился к Сёме очень близко, так, что он даже почувствовал на себе его горячее шумное дыхание, и что-то вложил в его маленькие потные ладони. Тяжесть этих предметов придала Сёме сил.

========== VII ==========

Марина отодвинула штору и выглянула на улицу. Скамейка была пуста. «Тем лучше», — подумала она. Хорошо бы, он совсем исчез из её жизни.

В сумерки двор казался неприветливым и тревожным. Черные тени ползли по пустой бесплодной земле, а дальше были только голые ветки деревьев и невзрачные типовые многоэтажки. В таком городе ничего никогда не происходит. «Единственное, чего нужно опасаться — это сойти с ума со скуки», — думала Марина, и всё же ощущала беспокойство. Словно кто-то сжимал и царапал её изнутри, где-то в районе желудка. Хлопавший на ветру белый пакет, запутавшийся в ветвях дерева, вдруг сорвался, взлетел вверх и почти сразу же исчез в темнеющем небе.

Марина отошла от окна и вставила в магнитофон кассету, собственноручно записанную с радио, отчего многие песни начинались не сначала и обрывались кусками рекламы. Она сделала погромче, чтобы заглушить звенящую пустоту квартиры, в которой, как ей казалось, она слышала шёпот леса. Лес был далеко, за колючей проволокой водоканала, за несколько недель от сегодняшнего дня, но Марина знала, что в эту секунду он наполняется неясными, тревожными шорохами, напоминающими перешептывание и чьи-то шаги. Она вспомнила Сёму, его влажные торопливые ладони, свой страх, от которого подкашивались ноги и звенело в ушах, а ещё его слова о том, что к нему приходил БОБ. «Теперь всё будет по-другому, — говорил безобидный придурок Сёмушка, — так, как хочет БОБ».

БОБ был её фантазией, её страхом перед лесом, но теперь всё будет так, как хочет ОН.

Марина нервно засмеялась и, громко подпевая песне, выпотрошила свою косметичку на диван. Сёма заразил её своим безумием. Но он не появлялся уже больше двух недель, и ей казалось, что всё приходит в норму. После того разговора, Сёма больше не маячил перед её окнами, не звонил в дверь, и, кажется, даже не появлялся в школе. Возможно, его забрали в психушку, кто знает? Марине так было только спокойнее. Она твердо решила не забивать себе голову ерундой и вести жизнь нормальной девушки: слушать музыку, зависать с друзьями и ходить на дискотеки. Всё это было скучно и бессмысленно, но это было НОРМАЛЬНО, а значит, необходимо.

«БОБ знает толк в развлечениях», — подумала она, наклоняясь к зеркалу и обводя губы карандашом. Эта мысль ей показалась гадкой, но она не могла заставить себя не думать об этом.

«Сам бы он ни за что не додумался до такого», — Марина сомкнула красные накрашенные губы, размазывая помаду. Закатав рукава черной одолженной у старшей сестры блузки, Марина расстегнула ворот, так что почти виднелся лифчик, и придирчиво оглядела себя. Из зеркала на неё смотрел некто, напоминающий шалаву.

«БОБУ бы понравилось. Не боишься заблудиться в лесу?»

«Боюсь, — подумала Марина, выключая музыку и прислушиваясь к тишине, — ещё как боюсь».

В подъезде было холодно. Не успела Марина нажать на кнопку звонка, как дверь открылась, и вышла Алёна. Как будто только и ждала, когда Марина появится перед её дверью. Хотя, возможно, она действительно высматривала её в глазок.

— Отпустили только до десяти, — разыгрывая досаду сказала Алёна, застенчиво поправляя короткую юбку, — иначе вообще не пустят.

Марина недовольно поморщилась, но согласно кивнула. Она знала, что Алёна идёт с ней только потому, что не хочет показаться трусихой и малолеткой.

— Ладно. Мне тоже желательно вернуться раньше, чем мои вернутся.

Алёна неопределенно взглянула на неё и поёжилась.

— Отчим сегодня рассказывал, что труп какой-то девчонки нашли. Её изнасиловали и задушили её же колготками. Что-то отрезали, кажется. Уши, что ли.

— Уши? Глупо как-то, — Марина вспомнила серёжки с большими красными камнями в Сёминой ладони и хохотнула.

— Ну, я не знаю. В общем, меня еле отпустили, пришлось соврать, что дискотека в школе под присмотром учителей, и мы дружной компанией туда и обратно. Так что давай быстрее, а то мне самой шугано.

Что-то больно царапнуло Марину внутри, и холод, пробиравшийся под короткую юбку по зябнувшим в капроновых колготках ногах, шепнул: «боишься?» Она покровительственно улыбнулась Алёне и кивнула.

— Пойдём.

На подходе к «Октябрю», бывшему кинотеатру, в котором устраивали дискотеки, слышались выносящие стекла басы, а вокруг толпился народ с сигаретами и баночными коктейлями. Всем здесь было около восемнадцати, и Марина чувствовала себя неловко. Особенно из-за Алёны, которая была младше её почти на год и выглядела совсем ребёнком. Постояв в сторонке, Марина набралась храбрости попросить сигарету и, покурив, одну на двоих, они пошли внутрь. Играла обычная русская попса, вроде той, что она записывала с радио. Громко подпевая и выделываясь перед Алёной, Марина старательно танцевала, подражая старшей сестре в движениях. Ей почти удалось убедить себя, что ей весело, когда она случайно толкнула какую-то незнакомую девчонку, и та тут же выдернула её за плечо с танцпола и наехала, перекрикивая приторно бодрую музыку визгливым голосом. Назревал конфликт, но Алёне хватило ума утащить надменно улыбающуюся врагам Марину на улицу.

— Вот сука, всё настроение испортила, — Марина всё ещё улыбалась той неестественной улыбкой, из-за которой её только что обозвали психованной. У неё сводило скулы от страха, что эта девка выйдет сейчас за ней вместе со своими подругами.

— Может домой пойдем?

Марина благодарно кивнула. Они пошли мимо переполненных лавочек к тротуару, когда кто-то, выставив ноги как подножку, перегородил им дорогу и спросил:

— Хэй, девчонки, пива хотите?

— Мы домой идём.

— Да ладно вам, время детское. Задержитесь на полчаса, познакомимся.

Оглядев компанию, состоящую из троих довольно несимпатичных, но взрослых и, по виду, крутых парней, Марина переглянулась с Алёной. Та была явно польщена их вниманием, хоть и скрывала это.

— Ну, если только на полчаса.

Полторашка пива со странным привкусом прошла пару кругов, было выкурено несколько сигарет, и они снова пошли внутрь. Дальнейшее в восприятии Марины стало смазываться. Она помнила смех, танцы, из которых самые буйные исполняла она сама, приставания какого-то парня, чей-то разговор про димедрол в пиве, и нытье Алёны, что ей плохо и что она хочет домой. Потом Марина одна, уже без Алёны и кого бы то ни было ещё рядом, оказалась где-то за «Октябрем», между мусорных контейнеров. Её рвало, и она думала только о том, что надо пойти домой, но отчего-то этот путь казался ей непреодолимым. Марине было холодно, одиноко и безумно жаль себя.

— Эй, ты там как? Живая?

Кажется, это был тот самый парень, который лапал её в туалете, от которого она сбежала и оказалась здесь. Промычав что-то в ответ, Марина отмахнулась.

— Что? Перебрала? Говорил этим придуркам не пихать всякое дерьмо. Никакого удовольствия, — он сплюнул в землю, подходя ближе. — Вставай с земли, замерзнешь и заболеешь. Давай домой, что ли, провожу. Или, может, ко мне?

Марина помотала головой, поднимаясь.

— Не, домой. Где Алёнка? — спросила она, с трудом ворочая языком. Он словно был лишним в её рту.

— Подружка твоя? Да дома уже, наверное. Уже часа два, как ушла. Жвачку хочешь?

— Да, — перед глазами всё плыло, — как же мне плохо.

Ноги, хоть и не твердо, но всё-таки держали. Парень, имя которого она, как ни пыталась, не могла вспомнить, засмеялся и, обняв её за плечи, повел к тротуару.