Страница 4 из 19
Сёма взял ножницы, которыми только что резал скотч, и оборвал с их помощью телефонный провод. Затем он поднёс ножницы к уху воющей женщины, придавил её голову к полу свободной рукой, а её руки прижал к земле коленями. Сёме нравился её затравленный взгляд.
Ножницы были тупые, липкие, поэтому пришлось изрядно попотеть, прежде чем кусочек уха с серёжкой шлёпнулся на пол. Продавщица плакала. Сёма перевернул её голову на другую сторону и прижал её правой щекой к полу. Она начала было выть и брыкаться, так что даже почти сбросила Сёму с себя. Тогда он поднес ножницы к её глазу, и она затихла. Когда дело было закончено, Сёма аккуратно вынул сережки из посиневших окровавленных мочек и положил их себе в карман. Кусочки ушей он положил на её большую красивую грудь.
— Извини за это, — улыбаясь, сказал Сёма. Чувствовал он себя превосходно, такой лёгкости и чёткости мысли ему ещё никогда не доводилось испытывать. Словно он был героем остросюжетного фильма. — Я подумал, что надо оставить тебе напоминание об этом вечере.
Он наклонился к красному обрубку её уха.
— Кажется, я способен на всё. Прикинь?
Поцеловав её в щёку, Сёма поднялся. Перевернул ослабевшую продавщицу на живот, обмотал её руки скотчем, а сверху чёрными шерстяными колготками, которые попались под руку. Её ладони побелели, и он понял, что связал её достаточно крепко. Деловито осмотрев окружающее пространство, чтобы ничего не упустить, Сёма вышел из киоска, и, не обращая внимание на приглушенные стоны, выключил внутри свет. Заперев дверь на маленький навесной замок, он прислонился к ней спиной, вытащил пачку из кармана и закурил в первый раз. Пальцы его дрожали от перевозбуждения и источали сладкий запах крови и греха.
Полюбовавшись на трофей, Сёма убрал сережки обратно во внутренний карман и поднялся со скамейки. Сквозь деревья он видел, как через парк бредут группки школьников, значит, уроки уже закончились. Дом и душ подождут, решил Сёма. Нужно идти к Марине. Сегодня она поймет, что он изменился, что теперь он стал сильным за них обоих, и полюбит его. Обязательно полюбит.
========== IV ==========
— Что тебе нужно? Я тебе сказала больше не приходить ко мне, — сказала Марина усталым безнадежным тоном, который давал Сёме понять, что ей вовсе не требуется его ответ. Он сразу заметил её припухшие глаза, размазанную под ресницами тушь, но ничего не сказал, боясь её разозлить ещё больше. Переминаясь с ноги на ногу под её взглядом, он вдруг растерялся. Они стояли так несколько минут — Марина на пороге, держась за ручку двери и с сомнением глядя на своего гостя, и он, мнущийся и кусающий свои полные обветренные губы. Вся его решимость снова куда-то исчезла. Он сделал над собой усилие, вызвав в памяти ту вчерашнюю слабую женщину, чтобы снова почувствовать свою силу, и открыл было рот, ещё не зная, что скажет, но Марина его перебила:
— От тебя воняет сигаретами. Не знала, что ты куришь, — она поморщилась, но потом спросила: — У тебя есть ещё?
Сёма молча достал из кармана помятую пачку и протянул ей. Марина кивнула и, так и не взяв её, зашла обратно в квартиру, закрыв за собой дверь. Прежде чем Сёма почувствовал себя брошенным, дверь снова открылась. Марина в теплой белой куртке с синими вставками вышла в подъезд, перебирая ключи.
— Не хочу оставаться дома, — сказала она, поворачиваясь к нему спиной, чтобы запереть дверь, — всё осточертело. Пойдем куда-нибудь подальше отсюда, хорошо? Не хочу, чтобы нас кто-то увидел и потом доложил родителям.
Сёма радостно кивнул, но сообразив, что она не видела его кивка, подтвердил словами:
— Куда захочешь.
— Пойдем в лес. К Дереву.
Повернувшись, Марина посмотрела на него своими печальными глазами и криво усмехнулась, заметив, сколько радости доставило ему её предложение.
— Это ничего не меняет. Ты это понимаешь?
— Да, — ответил Сёма, зная, что она ошибается. — Понимаю.
— Ну, тогда пошли. Зажигалка же у тебя тоже есть? Я тоже хочу курить.
— Есть.
Они шли молча между гаражей в сторону леса. Марина шла чуть впереди и, когда Сёма пытался с ней поравняться, снова убегала вперед. Решив, что она просто не хочет идти с ним рядом, он чуть отстал и плёлся теперь сзади. Поведение Марины вызывало у него досаду, но он терпел, в конце концов, это был первый раз, когда она вообще его куда-то позвала. Он смотрел на её спину в теплой синтепоновой куртке с капюшоном, над которым торчал смешной короткий хвостик её волос, потом его взгляд скользнул ниже. Куртка была короткая, спортивная, как раз такая, как ему нравилось — открывавшая плотные ягодицы, обтянутые джинсами, а не до колен, какие стали модными в последнее время. В заднем кармане нелепым комком выделялись ключи, но Сёме всё равно нравилось смотреть на красивые формы Марины. Она была красивая, не то, что вчерашняя старая продавщица. Сёма представлял на её месте Марину: её бы он не стал обижать, с ней он был бы ласков. Погрузившись в приятный мир фантазий, Сёма, сам того не замечая, улыбался и то и дело облизывал свои и без того обветренные губы.
Марина шла впереди, злясь на себя и понимая, что совершает глупость. Нужно было отвадить его, а не давать ему ложную надежду, но ей было так одиноко, так хотелось с кем-то поговорить, покричать, выплакаться, пусть даже это будет всего лишь Сёма. Впрочем, с ним ей было легче всего. Не то потому, что Сёмка был так жалок, гораздо более жалок, чем она сама, не то, наоборот, потому что они были одного поля ягоды — оба неудачники по жизни, но ему она могла сказать всё, что угодно, не боясь показаться смешной, наивной или, наоборот, слишком злой. С ним она могла быть собой и говорить только то, что действительно думает. Но то сочувствие, которое её подтолкнуло заговорить с ним в первый раз, теперь всё больше растворялось в её ненависти к себе. В начале Сёма был ей симпатичен своей беззащитностью и искренней привязанностью, теперь же, после того, как она стала слышать глумливые реплики и смешки за своей спиной, она едва ли не возненавидела его, и заставляла себя общаться с ним только из чувства протеста против собственного лицемерия.
Сообразив, что вот-вот сорвётся на бег, Марина резко остановилась и повернулась к шагающему за её спиной Сёме.
— Ты чего отстаёшь?
Странно улыбаясь, Сёма пожал плечами.
— Я подумал, что ты не хочешь, чтобы я шёл рядом.
— А собственного мнения у тебя нет? Гордости нет? — вдруг разозлилась Марина. Он так хорошо понимал её чувства, её трусость, низость, и говорил об этом так прямо, что ей захотелось накричать на него и расплакаться одновременно. Но вместо этого, Марина убрала прядь чёлки за ухо, решительно подошла к нему и взяла за теплую и влажную руку. Ей было противно, но вместе с тем, она испытала мазохистское чувство удовлетворения. — Пойдем. Я просто хочу убраться из этого города поскорее.
Когда холодные пальцы Марины сжали его ладонь, лицо Сёмы так просияло, что она невольно улыбнулась в ответ. «Плевать», — решила она, пусть хоть у кого-то день будет удачным.
Ряды капитальных гаражей сменились голыми кустами полыни и проволочным забором водоканала. Сёма привычно пролез через колючую проволоку и подержал её для Марины, а потом снова, уже не дожидаясь её разрешения, взял её за руку. Она не возражала, наоборот, улыбнулась так кротко и тепло, даже виновато, что Сёма почувствовал себя на седьмом небе от счастья. Для него это было почти признание в любви, признанием его, Сёминой, важности и значимости. Как он и ожидал, она сама почувствовала, что он изменился, потому и взяла его за руку. Это был её знак, и Сёма ждал, что за ним последуют и другие. Он понял, что нет необходимости ей рассказывать о вчерашнем: она уже знала всё, что ей нужно было знать. Потому что Марина — такая же, понял вдруг Сёма, и это понимание наполнило его ещё большим трепетом и признательностью к ней. «Ей просто нужен небольшой толчок, чтобы она это поняла», — подумал он и крепче сжал её руку. Она тоже станет сильной.
Пройдя насквозь пустынную, заросшую полынью, территорию водоканала, они, наконец, вышли в лес. Там было тихо и сумрачно. Стоял конец ноября, было уже довольно холодно, лужи покрылись льдом, и люди переоделись в тёплые куртки, но снега до сих пор не было ни разу, поэтому лес стоял голый и невзрачный. Воздух здесь был не таким, как в городе: свежим, чуть морозным, наполненным запахами деревьев и гниющих листьев.