Ангелы Эванжелины

Колючий взгляд графа буквально жжет между лопаток все то время, пока я поднимаюсь по широкой мраморной лестнице наверх.

Пройдя по просторному светлому коридору и миновав несколько дверей, горничная приводит меня в красивую девчачью комнату. Эта комната вся такая нежная, зефирная и ванильная, что я буквально ощущаю, как у меня слипаются зубы. Обои на стенах приятного кремового цвета, а вся мебель белая либо светло-розовая. Создается впечатление, что в этих карамельных апартаментах живет ребенок, девочка, которая любит сказки и розовых единорогов.

— Не желаете ли себя привести в порядок? — спрашивает служанка. — Приготовить ванну?

Рассеянно киваю, обнаружив, что в комнате кроме входных дверей, есть еще одни, за которыми как раз и скрывается девушка. Я, нерешительно постояв среди сего розового изобилия, следую за ней и попадаю в спальню, точно такую же мимишную и сладкую. Прям покои принцессы, не иначе, даже воздушный белый балдахин над кроватью имеется.

Справа из приоткрытой узкой двери слышится шум воды и тихий голос моей провожатой, напевающей какую-то незнакомую мне песню, и я делаю вывод, что именно там прячется санузел.

Это все настолько странно, что найти объяснение пока мой мозг не может. Допускаю мысль, что со временем я все-таки разберусь с этими актерами и декорациями, а пока позволяю себе расслабиться и насладится водными процедурами. Смыть с себя отвратительный больничный запах, которым пропиталась не только одежда, но и вся я, хочется просто до зубовного скрежета. На все порывы служанки помочь мне в этом нелегком деле, реагирую категорическим отказом и быстро выпроваживаю ее с глаз долой. Разве я дитя малое, чтобы меня раздевали и купали?

Ванна уже наполнена, на поверхности воды белыми клубами высятся шапки ароматной пены. Полотенца и халат лежат на тумбочке.

Разворачиваюсь к зеркалу и провожу ладонью по запотевшей поверхности. И по мере очищения отражающей глади паника в моей груди нарастает и нарастает. А, когда уже полностью могу себя рассмотреть, с моих губ срывается испуганный крик. В зеркале не я!

Прижимаю ладони к щекам, и девушка в зеркале повторяет точно такой же жест. От этого становится страшно и жутко. По позвоночнику пробегают мурашки озноба, не смотря на жару в ванной комнате. Я буквально чувствую, как волосы на голове начинают шевелиться.

— Леди Эванжелина, — вбегает горничная и тут же кидается ко мне. — Что с вами?

Протягиваю руку к зеркалу и надавливаю на гладкую прохладную поверхность. Может, это шутка, розыгрыш? Отражение снова безошибочно копирует мои движения. Оно совсем на меня не похоже: светлые медовые с рыжинкой пряди, огромные карие глаза, широко открытый в испуге рот.

— Кто это? — тычу пальцев в зеркало. — Кто?

Мой голос звучит слабым испуганным писком. Страх охватывает меня своими плотными щупальцами и я чувствую ─ еще чуть-чуть и сорвусь.

— Л-л-л-леди, — начинает заикаться служанка. — Это вы!

Девушку откровенно начинает пугать моя реакция, она медленно пятится к выходу, и едва не падает, споткнувшись об порог.

— Не я! Не я! Не я! — мотаю головой. То, что отражение мотает точно так же, приводит меня ужас. В хватаю с полки какой-то стеклянный пузырек и швыряю в зеркало. Вдруг это шутка, подстава, и там, за стеклом, всего лишь картинка. Но зеркало, покрывшись тоненькой сеточкой трещинок, все равно продолжает показывать незнакомую мне девочку. Оглядываюсь в поисках следующего снаряда и натыкаюсь взглядом на еще один флакон с каким-то косметическим средством. Эта бутылочка оказывается побольше и потяжелее, а еще удобно ложится в руку

Размахиваюсь и, что есть силы, наношу удар, за ним еще один, и еще. “Это пранк! Пранк!”, — повторяю в голове как заведенная, разбивая стекло на мелкие осколки.

— Эва! Эва! — меня обхватывают со спины, крепко прижимая руки к бокам. — Успокойся.

С горла срывается всхлип. Понимаю, что подстроить такое пришло в голову именно этому человеку. Что он со мной хочет сделать? Зачем я ему? Может это какой-то психологический эксперимент, а я в роли подопытной крысы? Пытаюсь лягнуть его ногой, ударить, вырваться, но у меня ничего не получается.

— Она одержима! — восклицает замершая в дверях горничная.

— Не мели глупости, Лина, — рявкает граф. — Это просто припадок. Лучше доктора Эшли вызови.

Получив четкие указания, девушка, взмахнув юбками, выбегает, а я еще с минуту повырывавшись, обессилено повисаю у лэрда Эмерея на руках.

— Успокоилась? — шепчет он мне прямо в ухо. Теплое дыхание колышет выбившийся из прически локон, вызывая щекотку. Передергиваю плечами и киваю.

— Вот и отлично. Не хотелось бы приводить тебя в чувство пощечиной, бить женщин, знаешь ли, не в моих правилах.

— Где я? — попытка сказать хоть слово вызывает боль в сорванном криками горле.

— Дома, Эва. Дома. Там, где ты жила весь последний год, — устало вздыхает мужчина.

— Нет. Это не мой дом. Я не знаю вас. И ее не знаю, — мой голос испуганно дрожит. — Я Женя. Мне двадцать лет. И я никогда не была замужем.

Граф продолжает меня прижимать к себе, но хватку ослабляет, хотя я уверенна, попытайся я выкинуть коленце, он снова стиснет меня так, что я едва смогу дышать. Его ладонь в успокаивающем жесте поглаживает меня по волосам, и я испуганной мышкой затихаю в его руках.

— Вот она, доктор, — в ванную в сопровождении Лины протискивается огромный седовласый амбал. Такого я бы приняла скорее за грузчика или охранника, но уж никак не за врача.

— Что тут у нас, Тео? — спрашивает он у графа, с любопытством разглядывая нашу живописную композицию.

— Мне кажется припадок, Риган, — отвечает Эмерей. — Все же Эва перенесла шокотерапию, а после нее характерна некоторая эмоциональная нестабильность.

— Со мной все хорошо уже, — перебиваю я мужчин. — Никакой это не припадок, я просто хочу домой. Отпустите меня, пожалуйста.

На глаза набегают слезы. Мне страшно и непонятно все вокруг.

— Зачем я вам? Зачем вы меня держите? Я хочу домой! — последний возглас тонет в громком всхлипе и слезы ручьем начинают течь по щекам.

— Лэрд… Эмерей, пожалуйста… отвезите меня домой…

Я смотрю в его глаза, и на секунду в них мелькает какая-то доля сочувствия и жалости, но затем они вновь становятся холодными и непроницаемыми. Не знаю, что это за фигня творится. Может на мне испытывают психотропные вещества, может это какие-то новые военные разработки, может я просто валяюсь где-то в коме или вообще мертва? Последняя мысль заставляет заплакать еще горше. Я не хочу умирать. Я жить хочу. Мне всего двадцать…

К моим губам прижимается стакан с водой, и я делаю несколько судорожных глотков. Напиток оказывается чуть сладковатым и приятно пахнет мятой. Опиваю еще чуть-чуть и немного успокаиваюсь, чувствуя как начинают тяжелеть веки. Глаза сами собой закрываются, а голова безвольно склоняется на грудь.

— Думаю, ее лучше устроить на постели, Тео, — говорит доктор. — Она проспит несколько часов, а ты как раз мне все и расскажешь.

Сквозь дрему ощущаю, как Эмерей подхватывает меня на руки и куда-то несет, а затем полностью отключаюсь.

Глава 3

— Нет, Теодор, я не могу это выяснить. Пойми, нет такого признака, по которому тебе бы дали точный ответ. Ретроградная амнезия, состояние фуги, они так не диагностируются. Это заболевания иного плана, ментального… Но что я с уверенностью могу сказать, так это то, что приступ у нее был настоящий, — врач говорит резко и отрывисто. Я ощущаю его горячие пальцы на своих висках, и исходящее от них приятное тепло.

— Жаль, Риг, очень-очень жаль, — произносит граф и, задумавшись, замолкает. Некоторое время в комнате царит тишина.

— Почему ты ей не веришь? — все же нарушает молчание доктор, убирая ладони от моей головы, и я тут же об этом сожалею. Его нехитрые манипуляции приносили явное облегчение и покой.

— Ты сам знаешь почему, — мрачно отвечает Эмерей, и что-то в его голосе заставляет мое сердце болезненно сжаться, ощущая затаенное чувство вины и непонятной обреченности.