Ангелы Эванжелины

Барышня скрупулезно оглядывает наряды и робко кивает:

— Да. Так приказал лэрд Эмерей.

Печально взираю на эту груду тряпья и горестно вздыхаю. Псих или фетишист? Фетишист или псих? Вот в чем вопрос. Нет, оставаться на попечении сумасшедшего лекаря не выход. Надо убираться отсюда. Пять минут позора и все. Авось народ на улице не сильно будет ржать и тыкать в меня пальцами.

— А давай мы не будем надевать корсет, — с надеждой смотрю на девушку. Та испуганно округляет глаза, будто я ей без нижнего белья предложила пройтись, и мотает головой.

— Ох, у меня так голова кружится и в груди давит… — картинно прикладываю ладонь ко лбу, а второй цепляюсь за подголовник кровати.

— Ой, леди! — восклицает это дитя. — Тогда действительно не надо.

Мысленно себе аплодирую и с наслаждением убираю с глаз долой ненавистный предмет туалета.

Одевает, кстати, меня барышня быстро, а еще расчесывает и перетягивает лентой волосы. Так что ровно через пятнадцать минут я вполне готова к встречи со своим опекуном. Он придирчиво оглядывает меня с головы до ног, когда я выхожу из палаты, пренебрежительно хмыкает и приказывает следовать за ним. Видно не вписалась я в образ его фетиша.

Длинный полутемный коридор мы проходим достаточно быстро, и вот уже Эмерей открывает передо мной входные двери. После сумрака в помещении дневное солнце буквально ослепляет. Минуту стою неподвижно, старательно моргая, а, когда могу уже довольно-таки сносно смотреть на улицу, земля буквально уходит у меня из-под ног.

Глава 2

Карета? Самая настоящая карета, запряженная четвериком черных лошадей. Она блестит на солнце лакированными боками, а на ее дверце сверкает золотой витиеватый герб. У дверей сего невиданного транспорта статуей застыл лакей, на козлах сидит скучающий кучер. Все разодеты в черные ливреи с золотыми галунами. На голове лошадок плавно покачиваются на ветру ярко-красные перья плюмажей.

В последний момент меня подхватывает за талию Эмерей, препятствуя падению на землю.

— Эванжелина, тебе плохо? Позвать доктора? — обеспокоено спрашивает он, а я только и могу, что озадаченно хлопать глазами. Он еще более странен, чем я думала, вот совсем больной. Это ж надо так разъезжать по городу? Но красив, чертяка…

Приняв мое затянувшееся молчание за признак возвращающегося безумия, мужчина крепче меня к себе прижимает и разворачивается, чтоб отвести обратно в палату.

— Не надо, — через силу выталкиваю из себя слова, опасаясь вновь попасть в руки безумному лекарю. — Мне уже лучше. Просто в глазах потемнело.

Лэрд меряет меня взглядом полным недоверия и скепсиса, но руку все же разжимает, позволяя мне отстраниться.

Расстояние до кареты преодолеваю, гордо задрав подбородок и демонстрируя твердость походки. Но, устраиваясь на деревянных лавках, обитых мягкой тканью, не сдержавшись, бурчу что-то на счет нормального транспорта.

— Ну, извини, — цедит сквозь зубы, услышав мои жалобы, Эмерей. — Я всего лишь граф, а не маркиз, как твой почивший с миром муженек.

Захлопываю отвисшую челюсть, не переставая удивляться больной фантазии сего уникума. Во дает!

Экипаж, слегка дернувшись, трогается с места, через несколько минут здание психбольницы скрывается за кронами окружающих его деревьев.

— Ну вот, теперь мы одни, — как-то слишком плотоядно улыбается эм… граф. Испуганно дергаюсь, и прикидываю в уме смогу ли я на полном ходу выпрыгнуть из кареты. В этот момент даже радуюсь, что Эмерей использует столь экстравагантный вид транспорта. Из машины я бы вряд ли рискнула. Рука тянется к ручке двери. А он, заметив мои телодвижения, еще и добавляет. — Почти одни. Так что можешь не притворяться. Нас никто не услышит.

— Не притворятся? — озадачено хмурюсь.

— Какая игра, Эва, браво! — демонстративно хлопает в ладоши граф. — Если б я не знал, как ты умеешь лгать и изворачиваться, используя свою милую внешность и наивный взор, то поверил бы, как пить дать. Но ты, Эва, забыла перед кем сейчас играешь роль невинной овечки.

Тут, в полумраке кареты, его глаза кажутся черными, они буквально обжигают, буравя взглядом.

— Но я не играю, — возмущенно фыркаю в ответ. — Я, правда, не та, за кого вы меня принимаете. Меня зовут Женя, и я бы хотела попасть домой. Или в общежитие. Помогите мне, пожалуйста.

— Жениа? — как-то странно растягивает звуки в моем имени мужчина. — Интересное имя. Сама придумала? Оно даже как-то и не звучит по-нашему.

— Обычное имя. И совсем не редкое, — слегка пожимаю плечами, не понимая его удивления. В нашем классе было целых две Жени.

— Домой говоришь, — продолжает граф, ухмыляясь. — Отвезу я тебя домой. Не сомневайся.

Эта ухмылка мне совершенно не нравится. Вот совсем. Сто процентов этот ненормальный что-то задумал.

Внезапно экипаж начинает трясти, да так, что я несколько раз чуть не прикусываю себе язык. Осторожно выглядываю из окна, слегка отодвинув шторку, и удивленно замираю.

За стеклом мимо нас степенно катится еще один экипаж, только не такой эффектный, как графский, по мощеному брусчаткой тротуару разгуливают парочки в старинных нарядах, вывески зданий удивляют незнакомыми каракулями, вместо привычных названий и совсем отсутствует шум, присущий современному городу. Да и весь этот антураж выглядит так, будто я оказалась на съемках исторического фильма.

Мама! Куда я попала, и где мои вещи?

— Куда вы меня привезли? — поворачиваюсь я к виновнику сих злоключений. Это что ролевка какая-то или декорации? Город не то, что не мой, а вообще не похож ни на один из известных мне. А их на своем молодом веку я повидала немало, мы довольно-таки часто переезжали с места на место.

Брови мужчины поднимаются, чуть ли не до самых волос, а взгляд становится немного раздраженным.

— Эва, не переигрывай! — рявкает он. — Мы уже почти дома. Я имел наглость поселиться в особняке своих родителей, надеюсь, ты не откажешь пасынку своего мужа в такой милости?

Опять он о муже каком-то талдычит! У меня что, не лбу написано: “Разведи дуру?”

Желание сбежать от этого ненормального становится все сильнее и сильнее. А если он маньяк какой-то? Оглядываюсь в поисках подходящего предмета, чтоб вывести мужчину хотя бы на несколько секунд из строя и выпрыгнуть с экипажа, но карета, дернувшись, останавливается.

Первым выскакивает наружу граф, а затем, как самый настоящий джентльмен, подает мне руку, помогая выбраться. Принимаю это его благодетельство, понимая, что сейчас лучше всего притворится смирившейся и покладистой. А потом, усыпив бдительность этого ненормального, драпать со всех ног. Мир не без добрых людей, авось и домой доберусь без приключений.

Экипаж наш остановился, как оказывается, возле большого и красивого здания с высокими белоснежными колонами и огромными окнами. Эмерей, крепко держа меня за руку, поднимается на крыльцо, и мне не остается ничего другого, как последовать за ним.

С трудом преодолеваю десяток каменных ступеней, путаясь в подоле длиннющего платья. М-да, не привыкла я к таким нарядам. И как в них раньше-то ходили?

А как только мы заканчиваем сие восхождение, двери открываются, и на пороге нас встречает невозмутимый и чопорный дворецкий. Его подбородок так высоко задран, что мне кажется, будто вот-вот тощая шея мужчины переломится, и голова упадет на пол. С трудом сдерживаю смешок и робко прохожу внутрь вслед за Эмереем.

— Лэрд, леди, — кивает нам главный из лакеев. — Я рад видеть вас в добром здравии.

Последняя фраза, судя по всему, относится ко мне, и я мугыкаю что-то невразумительное, не зная, что сказать в ответ.

Пока я с любопытством оглядываю огромный вестибюль, поражаясь восхитительному дизайну, к нам спускается милая горничная, которая при виде меня широко улыбается. Создается даже такое впечатление, что она едва сдерживает искренний порыв меня обнять.

— Идемте, леди, — торопит она меня, по-видимому, желая поскорее остаться наедине. Высвобождаю свою руку из лапищ Эмерея и следую за служанкой. Может она прояснит, наконец, ситуацию во всем этом дурдоме.