Хозяин жизни

— Да, Артурчик, мы все понимаем и чуем, пойдем. Всем это очень интересно, — берет она его под руку.

А я, черкнув взглядом по толпе гостей, выходящих из зала, совершенно случайно натыкаюсь на «любимого» свекра.

Темные глаза смотрят на меня с прищуром, я как будто снова слышу его обидные слова и резко отворачиваюсь. Во спасение просовываю руку под локоть Артура, с другой от Кати стороны.

Все гости, присутсвующие на свадьбе, обгоняют нас. Мы втроём остаемся позади, так как Катька, замешкавшись, зачем-то возвращается в зал. Я подбираю подол, Артур притормаживает. Мы ее ждем. Она ускоряется и, не вписавшись в проем, ударяет ногу о косяк двери. Тут же начинает стонать, допрыгивает до ближайшего стула и разувается. Кожа на туфлях совсем мягкая. Можно сказать, что Катя ударила босую ногу.

— Эй, ты в порядке? — Артур первым спешит на помощь.

Я, снова подобрав юбку, бегу к ним. Муж присаживается на корточки и берет ее ногу в ладони, разглядывает, сгибает лодыжку, шевелит пальцами. Крайний на глазах увеличивается в размерах и становится фиолетовым.

— Где этот Петька, когда он так нужен? — кривится от боли подруга.

Я, побегав по зданию, выхожу на улицу. Но парня подруги нигде нет. Когда я возвращаюсь, Артур стоит на коленях и разрывает зубами пластырь.

— Похоже, она мизинец сломала, — отвечает он, не поворачиваясь, услышав мои шаги.

— О боже, — закрывает Катька лицо руками, — мне надо в травмпункт, на снимок.

— Какой ужас.

— Тише, барышни, не сотрясайте воздух. Кость не торчит, палец не выгнулся в обратную сторону, — раздался тугой звук рвущегося пластыря, — значит, лечение будет таким, — примотал мой муж поврежденный мизинец к соседнему пальцу.

— И все? — шокировано таращит глаза Катька.

— А то, — подмигивает Артур, — а знаете ли вы, дамочки, что в девятнадцатом веке немец Бойерсдорф нанес на кусочек льняной тряпочки природный каучук, сосновую смолу и окись цинка, для лучшего заживления царапин. И так был изобретен лейкопластырь.

— Пойдем, — смеюсь я, поднимая мужа с колен, — ходячая ты моя энциклопедия.

— Здравствуйте, а я? — верещит Катька. — Я не могу идти. Петька!!!— кричит подруга. — Отклею пластырь, найду другого! — злится, сползая со стула и устанавливая ногу на пятку.

— Я помогу, — подхватывает ее на руки Артур и идет к выходу.

— Ой, мне так неудобно, не надо было, — лопочет Катька.

И мы втроем выходим на крыльцо, где гости рассаживаются по машинам и микроавтобусам. Вернее, мы с Артуром выходим, а Катька выезжает на его руках. Она что-то говорит, а я растворяюсь в звуках ночи. Разного цвета, украшенные цветами и лентами, автомобили стоят в ряд. И только одна, в конце очереди машин, черная как смоль «ауди» последней модели, выделяется блеском бампера и изящностью тонких линий. Присев на капот, на ней курит отец моего мужа. Резко отворачиваюсь. Потому что не могу выдерживать этот его темный, дьявольский взгляд. Автоматически прижимаюсь к мужу ближе, чтобы уберечь себя от этого бесовского наваждения.

Глава 10 

Мы стоим на крыльце ресторана, на улице прохладно. Потираю озябшие плечи, где-то должна была быть накидка, но я ее, похоже, благополучно потеряла.

Я поражаюсь Артуру, который все еще тащит Катьку на руках. Он молодец. Быстро обвожу взглядом темноту улицы, замечая, что отец мужа встает с капота своей крутой тачки и идет прямо к нам. Не могу на это спокойно реагировать, мне опять неудобно, но к обуявшей мое тело растерянности добавляется злость на его слова. В данный момент я злая ведьма, а не Белоснежка в свадебном платье. Но это внутри, наяву я просто стою, как вкопанная, и ничего не делаю. Надо было выпить побольше шампанского, потому что на общем фоне катастрофы, что случилась в моей личной жизни, мое пьянство — такая малость. Изо всех сил стараюсь не смотреть на приближающуюся крупную мужскую фигуру. Взгляд мечется куда угодно: на землю, на подол платья, на ступени, но только не на Дусманиса.

Машины одна за другой отъезжают от здания ресторана, а я в упор не вижу нашей, украшенной широкими белыми лентами и пушистыми цветами того же оттенка.

— Артур, а где наша машина? — тихо, почти осторожно, спрашиваю у мужа.

Чувствую, что Дусманис где-то рядом, потому что меня окутывает насыщенный аромат его мужской туалетной воды вперемешку с запахом дорогого табака, и я не могу дышать. Терпкое амбре заставляет капитулировать и сжаться в маленький комочек. Я стараюсь не вбирать его носом, но оно будто издевается надо мной и проникает все глубже. Смотрю резко в бок, туда, где растёт молодой каштан, обвешанный гирляндами. Все, лишь бы не смотреть на него. Приказываю себе не вестись, не растекаться перед «хозяином жизни» лужицей, но он странным образом действует на меня, притягивает, словно медом намазанный.

— Не знаю, Машунь, где наша машина, но я сейчас надорвусь, — кряхтит Артур, спускаясь по ступенькам.

— А я-то думала, что тебе легко, — хихикает Катька.

— Конечно, мне легко, я никогда бы не посмел оскорбить даму.

— Петька говорит, что я пухлая.

— Не-ет, — перечит Артур сдавленным голосом. — В эпоху Возрождения в моде были пышные формы, их наличие свидетельствовало о том, что у женщины хорошее здоровье, — поддерживает мою подружку Артур. — Это мне надо спортом заниматься.

Но все мы затихаем, когда говорить начинает «хозяин жизни».

— Со мной поедете, — объявляет он властным тоном, после чего разворачивается и уходит обратно к своей машине, будто не сомневался, что его послушаются.

Мельком взглянув на Дусманиса, понимаю, что он снял пиджак и закатал рукава. Теперь белоснежная ткань обтягивает широкие плечи и крепкие, рельефные руки. Рубашка шикарно контрастирует с его смуглой кожей, темными волосами и татуировками. С силой заставляю себя отвернуться. Мог бы спросить нашего мнения. Может мы не хотим ехать с ним. Может у нас другие планы. И почему мы вообще должны его слушаться?

Но Артур, похоже, не привык перечить отцу. Он молча несет Катьку к машине родителя. Открывает ей дверцу, запихивает вперед ногами. А мне ничего не останется, как обойти автомобиль с другой стороны от мужа и подруги. Не буду же я сейчас орать, что не поеду в тачке этой самодовольной скотины. Я открываю дверь, пытаясь одновременно взять свой огромный подол, но ничего не получается. Под собственной тяжестью дверь тянет обратно.

Артур все еще заталкивает Катьку на заднее сидение, а я подбираю юбку и, гордо вскинув подбородок, стою на месте. Я не сделала ничего плохого. Тогда, в полуразрушенном баре, Дусманис сам закинул меня на плечо. Он хотел меня, он предложил мне спасение, он воспользовался ситуацией. Да, я не сопротивлялась, но я не шлюха и вышла замуж по любви, кажется по любви.

«Хозяин жизни» останавливается возле водительской двери, испепеляет меня своим дьявольским взглядом, будто ждет, что я попрошу помощи, но я молчу. Пусть едут, а я останусь стоять на улице до утра. Дусманиса такой вариант не устраивает, и он делает шаг в мою сторону. Я вздрагиваю. Он ухмыляется и медленно открывает для меня дверь. Стою, словно вкопанная, я больше не отвожу взгляда. Кто он вообще такой, чтобы я его боялась? Здоровый, привлекательный мужик с кучей денег? Ну и что? Да таких миллион по улицам ходит… Ну чуть меньше миллиона.

Смотрим друг на друга, будто решаем, кто кого убьет первым. Этот чертовских сексуальный мужик считает, что я золотоискательница, а я считаю, что он козел. Нервничаю, и грудь при глубоком дыхании почти вываливается из лифа. Пауза затягивается. Я в который раз подбираю юбку и, качнув головой, сажусь на заднее сидение. Сгребаю непослушный фатин в кучу, но его слишком много, Дусманис подает мне юбку, чтобы закрыть дверь, а я не даю ему шанса поухаживать и с силой вырываю свой подол из его цепких пальцев. Зыркнув на него с ненавистью, утыкаюсь взглядом в впередистоящее кресло. Он молча садится за руль и заводит мотор.

На переднем сидении сидит его рыжая кукла, а на заднем — мы втроем. Катька стонет между мной и Артуром. Неожиданно я осознаю, что проявила слишком много эмоций по отношению к свекру, мне становится неловко. Но оглянувшись, я понимаю, что на это никто не обращает внимания. Артур громко рассказывает о том, что приключилось с Катькой. Рыжая охает, сочувствуя, а я случайно поднимаю глаза на зеркало заднего вида, и тут же отворачиваюсь, натолкнувшись на темный взгляд.