Агнцы Божьи

– Так что, мы договорились? – просиял дьяк. – И это как, окончательно и бесповоротно?

– Наш договор будет в силе до тех пор, покуда не замечу шельмовства и каких-то злонамерений с вашей стороны! – объявил Андрон. – А если таковых я не выявлю, то всё будет так, как мы решили только что. И самое главное, как «Отче наш» помните, что золото, зарытое нами в землю, мы только втроём, сообща могём выкопать…

За последние дни в жизни Силантия Звонарёва ничего существенного не произошло. Недуги беспокоили, как и прежде, но он уже привык к ним. Поэтому на вопросы доктора о самочувствии он отвечал, что всё хорошо.

Дни напролёт он лежал на спине, молча уставясь в потолок. Или на него накатывали воспоминания, и он глублялся в прошлое. Но чаще всего, не надеясь на выздоровление, мужчина принимался подводить итог прожитой жизни.

Вот и сегодня, после утреннего обхода и курса медицинских процедур, Силантий, лёжа на кровати, смотрел в потолок и пытался угадать, сколько он ещё проживет. Превозмогая ужасную боль, он, чтобы отвлечься, вспоминал свою жизнь, как до войны, так и после. Ему никто не мешал, и в больничном коридоре было тихо.

Принесли обед, но он отказался от еды. Из-за постоянных болей в теле не было аппетита. Медсестра ушла, и пару минут спустя в палате появился доктор.

– Что-то не пойму я тебя, Силантий, – сказал он с упрёком, присаживаясь на стоявший у кровати табурет. – Во время наших бесед ты говоришь, что хочешь жить, а на деле? Без пищи твой организм ослабнет совсем и не сможет противостоять оседлавшим тебя болезням. Ты и так живёшь неизвестно по чьей прихоти, и…

– Мне тоже неизвестно, по чьей, – вздохнул Силантий. – Наверное, Сатана не дал мне подохнуть для какой-то своей нечистой цели, а может быть…

Подумав про Бога, он замолчал, посчитав неуместным упоминать Всевышнего.

– Будешь отказываться от еды, тебя будут кормить принудительно, – сведя к переносице брови, пригрозил доктор. – Другого выхода нет. Так и лечение впрок не пойдёт, потому что…

– Послушай, Олег Карлович, только не надо увещевать, что ты меня вылечишь, – не дав ему договорить, вздохнул Силантий. – Я уже много дней здесь бока пролёживаю, а облегчения никакого не чувствую. И не мёртвый я, как ты видишь, и живым себя не ощущаю. Видения являются ко мне всё чаще и чаще, да такие… Что я хочу остаться с ними и не возвращаться в смрадный мир этот.

– Сегодня сразу после утреннего обхода я в Зубчаниновку к хлыстам ездил, – поморщившись от неприятных воспоминаний, заговорил доктор. – С богородицей встретился, о тебе рассказал, о муках твоих и… попросил у неё для тебя помощи.

– Можешь больше не продолжать, отказала она, – без труда догадался Силантий. – Если бы ты меня с собой взял, то я смог бы воздействовать на каргу эту.

– Ехать со мной в больницу она тоже отказалась, – пожимая плечами, сказал доктор. – А взять тебя к хлыстам с собой я тоже не мог. Ты не выдержишь такой длительной поездки и распрощаешься с жизнью, даже не доехав до Зубчаниновки.

– Уломать старуху дать мне зелья у меня был шанс, – вздохнул Силантий. – А теперь его нету. Ладно, лечи меня, доктор, тем, что есть. Гадать не будем, на сколько меня ещё хватит, но, полагаю, не надолго. Сил больше не осталось терпеть те муки, которые меня одолевают. Даже руки на себя наложить сил нет… Видать, до гробовой доски страдать мне небесами уготовлено. Быстрая смерть таким грешникам, как я, чую, не полагается.

– Будя, будя, не хандри, – попытался его успокоить доктор. – Ты ещё жив, и это главное, понял? Надо до конца бороться самому за свою жизнь, тогда и лечение впрок пойдёт. Если ты после такого несовместимого с жизнью страшного увечья жив остался, что уму непостижимо, то и продолжай жить, пока бьётся внутри сердце!

– А знаешь, что мне сегодня ночью привиделось? – неожиданно сменил тему Силантий. – Будто молод я и женат к тому же.

– И что? – заинтересовался доктор. – Ты видел себя таким, каков есть?

– Нет, таким, как до войны, я себя видел, – уточнил Силантий. – Тело всё как новенькое, без изъянов, только будто всё чешется и огнём пылает.

– Ну, хорошо, к чему ты это мне рассказываешь? – вскинул брови доктор.

– Сам не знаю, к чему, – вздохнул Силантий. – Вроде тишь да гладь мне виделись, а внутри кошки скребли.

– Знаешь, выбрось из головы всё это, – поморщился доктор. – Был бы здесь батюшка, он бы сказал, что видения в снах – это суеверие и не следует искать в них истину.

– А ещё я реку видел, – будто не услышав его, снова заговорил Силантий. – Большую реку, стремительную и широкую. Я подумал было, что это Волга, но… Не Волга то была, а какая-то река другая, вся розовато-белым туманом окутанная.

– Ну и что? – свёл к переносице брови доктор. – Увидел ты реку, и что с того?

– А то, что река эта – жизнь моя, – ещё больше удивил его своим ответом Силантий. – Та девушка, которая со мной была, купаться меня пригласила. «Идём быстрее, – сказала она. – Вон река на глазах уменьшается. Ещё чуть-чуть, и обмелеет она или пересохнет вовсе…» Подошли мы к реке, девушка вошла в воду, а я… Я только по щиколотку следом вошёл, и… Обратно выскочил, вода мне лавой раскалённой почудилась.

– Фу, какая ерунда тебе снится, – хмыкнул доктор и покачал укоризненно головой. – Плюнь, разотри и забудь.

– Девушка купалась, плескалась, резвилась в воде, плавала, ныряла, – продолжил Силантий. – А река всё мелела и убывала. Когда она ещё разок захотела войти в воду искупаться, то река из огромной и широкой уже в ручеёк превратилась.

– Ну, хорошо, на этом сон твой, надеюсь, закончился? – вздохнул доктор, вставая со стула. – Когда сны плохие снятся, ты, просыпаясь утром, всегда говори: куда ночь, туда и сон. И все кошмары из головы твоей выветрятся. Так моя бабушка всегда поступала, сам видел.

– Не знай, то ли во сне, то ли наяву, я это видел, – вздохнул Силантий. – И каждый раз вот думаю-гадаю: сны или видения меня посещают и мучают?

– Ладно, пора мне, работы ещё очень много, – встал с места доктор. – А ты тут не хандри и хоть через силу, но ешь всё, что приносят.

– Не обещаю, но постараюсь, – снова вздохнул Силантий. – А ты прикажи там своим, Олег Карлович, чтобы мне на ночь грядущую снотворных и обезболивающих пилюль побольше выделили. Очень уж поспать хочу, провалиться в бездну без чувств и сновидений, а у меня это не получается…

Глава 9

По сравнению с жизнью на корабле хлыстов жизнь в купеческом доме Горыниных с первых же дней показалась Евдокии кромешным адом. Приученная с детства родителями к соблюдению порядка в доме, девушка всегда прибиралась на совесть и, будучи прислужницей у хлыстов, она так тщательно наводила порядок в синодальной избе, что никогда не слышала нареканий от придирчивой богородицы. Всё спорилось в её руках, любая работа была по плечу, со всеми обязанностями прислужницы она справлялась блестяще, и всегда оставалось время для личных нужд, чтобы сходить тайно в церковь или на почту в Самару за весточкой от пропавшего на войне мужа. Но в доме купца Горынина всё было иначе. За неделю работы горничной Евдокия просто выбилась из сил.

Каждый день она вставала в шесть часов утра. А потом наступал день, который всецело погружал её в напряженную работу. Горячий завтрак должен был подан к восьми часам. Готовя его, Евдокия одновременно ставила самовар и принималась чистить хозяйскую обувь. Позавтракав, барин с барыней уходили в мастерские, но и во время их отсутствия девушка даже присесть не могла.

Закрыв за хозяевами дверь, она принималась за подготовку троих барчуков – взрослого лоботряса, сына Горыниных, и двух дочек – девиц помладше возрастом. К девяти часам она варила им кофе и разносила по постелям. А когда они уходили к одиннадцати часам на учёбу, Евдокия сразу же приступала к уборке комнат, заправке постелей, к чистке, глажке белья, к вытиранию пыли и мытью полов.

Только она приберётся и приготовит обед, с учёбы возвращались барчуки. Хорошо, если одни, а то ещё приведут с собой: сын – друзей, а дочери – подружек. Всех их приходилось кормить обедом и прислуживать у стола в ожидании, когда они насытятся и разойдутся по своим комнатам.