Страница 2 из 20
Каковы же причины ухода поэзии на обочину литературного процесса? Часто ссылаются на безвременную смерть большинства поэтов пушкинского поколения. Однако трагическая их судьба не могла приостановить живой процесс развития русской литературы. 1840-е годы отмечены появлением «Бедных людей» Достоевского, «Обыкновенной истории» Гончарова, «Кто виноват?» Герцена, «Записок охотника» Тургенева. Но лучшие достижения литературы этого времени почему-то связаны лишь с прозой.
Поэзия с очевидностью отстаёт, хотя внешние условия для её развития как будто бы вполне благоприятны. Начало 40-х годов было и началом творческого пути Н. А. Некрасова («Мечты и звуки»), А. А. Фета («Лирический пантеон»), А. Н. Майкова («Стихотворения»). Тогда же опубликовали свои первые поэтические опыты А. К. Толстой, Я. П. Полонский, Н. П. Огарёв. Возникло новое поколение поэтов, призванное сменить безвременно ушедшую из литературы пушкинскую плеяду. Но в 40-x годах этой смены не произошло. Сборники молодых поэтов или не были замечены критикой, или признаны неудачными.
Ситуация изменяется к середине 1850-х годов, когда репутация стихов среди читающей публики неожиданно и стремительно возрастает, целый период в развитии русской литературы (1855–1862) проходит под знаком преимущества поэзии. Знатоки русской литературы неслучайно называют этот период «поэтической эпохой». С 1854 по 1862 годы издают свои сборники Некрасов, Никитин, Фет, Майков, А. К. Толстой, Вяземский. После долгих лет молчания вновь обретает голос некогда осмеянный Белинским романтический поэт Бенедиктов. Издатели толстых журналов отводят теперь стихам лучшие страницы. Сборники наиболее популярных поэтов (Некрасова и Фета, например) неоднократно переиздаются. Каковы же причины столь бурного расцвета поэзии в этот период?
Уже в 1850 году Некрасов почувствовал односторонность современного литературного процесса и выступил на страницах «Современника» с известной статьёй «Русские второстепенные поэты». Пробуждение внимания к поэзии было связано со спецификой поэтической образности. Некрасов, начиная в 50-х годах борьбу за восстановление утраченного поэзией престижа, упорно настаивал в своих критических статьях именно на специфической содержательности художественного образа в поэзии: «Мы не охотники до ученых терминов и употребляем их только в случае крайней необходимости; впрочем, уже неоднократно было сказано до нас, что дело прозы – анализ, дело поэзии – синтезис. Прозаик целым рядом черт, – разумеется, не рабски подмеченных, а художественно схваченных, – воспроизводит физиономию жизни; поэт одним образом, одним словом, иногда одним счастливым звуком достигает той же цели…» (Курсив мой. – Ю. Л.)
1840-е годы в русской литературе прошли под знаком анализа самых различных социальных пластов жизни. Это был период экстенсивного развития русского реализма. Естественно, что на первый план вышли тогда прозаические жанры очеркового и документального типа. В начале 1850-х годов в искусстве прозы возникают процессы, вызывающие к жизни синтезирующие свойства поэтической образности. Обостряется интерес к внутреннему миру человека, к духовным и нравственным процессам. На смену аналитической литературе очеркового типа приходит литература, стремящаяся к синтезу, к целостному охвату бытия.
Русская проза вступает в полосу предроманного развития. Возникают переходные между очерком, повестью и романом формы: книги новелл, эпические циклы типа «Записок охотника» Тургенева, «Севастопольских рассказов» Толстого, «Записок из Мёртвого дома» Достоевского. Именно в этот период будущие классики русского романа 1860-х годов: Толстой, Тургенев, Достоевский – начинают живо интересоваться поэзией. Тургенев пишет критическую статью о Тютчеве, Толстой находится в творческой дружбе с Фетом, Достоевский, по его собственному признанию, увлечён поэзией Некрасова.
Примечательно, что будущие романисты-эпики ценят в поэзии сам характер поэтической образности – сжатость, гармоническую завершённость, полноту, способность поэзии запечатлеть тонкую и зыбкую душевную жизнь, умение поэта выразить целую концепцию жизни в пределах краткой лирической миниатюры. В поэзии их привлекают те качества, которые не характерны для очерковой литературы, где анализ преобладает над синтезом. Но эти же качества художественного изображения окажутся очень значимыми для их собственной прозы, в которой исследование жизни завершается целостной художественной концепцией её.
Существенной особенностью «поэтической эпохи» 1855–1862 годов окажется её внутренний драматизм. Поэзия этого периода далеко не однородна. Она раскалывается на два враждующие друг с другом течения: рядом с Некрасовым стоит Фет, поэты «некрасовской школы» ведут принципиальную полемику с поэтами «чистого искусства». Каждое из этих течений очень разнообразно по характеру творческих индивидуальностей. Далеко не похожи друг на друга Майков, Фет, Полонский, А. К. Толстой. В какой-то мере сближает этих поэтов большая или меньшая степень недоверия к демократическому лагерю. Поэты «некрасовской школы», напротив, все оказываются более или менее последовательными демократами в своих политических и художественных ориентациях. Так в противостоянии двух течений русской поэзии середины века заявляет о себе напряженная общественная борьба.
1850-е годы в истории русской литературы явились эпохой становления самобытной национальной драматургии. А. Н. Островский считал возникновение национального театра признаком совершеннолетия нации. Усилиями Островского и его спутников был создан реалистический репертуар для русского театра, который не мог существовать, имея в запасе лишь несколько драм Фонвизина, Грибоедова, Пушкина и Гоголя. К середине XIX века в обстановке глубокого социального кризиса стремительность и катастрофичность совершающихся в стране перемен взывала к драме, создавая почву для небывалого её подъёма и расцвета. Русская литература ответила на эти исторические перемены появлением целой плеяды писателей, отдававших дань драматургии. Островский оказался в центре драматического искусства 1860-х годов, задавая тон, намечая основные пути, по которым пошло развитие русской драмы. Островскому русская драматургия обязана своим неповторимым национальным обликом. Как и во всей русской литературной классике, в ней существенную роль играют начала эпические: драматическим испытаниям подвергается мечта о братстве людей, обличается «всё резко определившееся», «эгоистически отторгшееся от общечеловеческого».
Расстановка общественных сил в 1840–1860-е годы
Русская общественная мысль второй половины XIX века бьётся над решением вопроса о путях развития России: могут ли они быть простым воспроизведением путей Западной Европы, или Россия имеет свою особенную историческую судьбу? В решении этого вопроса русская общественность размежевалась в 40-е годы на два течения – западническое и славянофильское. Западники боготворили Петра Великого и считали, что Россия должна и далее идти западным путём. Славянофилы же видели в петровских реформах попытку насильственной европеизации и полагали, что в дальнейшем своём развитии Россия должна опираться на собственные исторические традиции.
И славянофилы, и западники были патриотами. Когда в 1860 году вслед за А. С. Хомяковым скончался «рыцарь славянофильства» К. С. Аксаков, западник А. И. Герцен сказал: «Да, мы были противниками их, но очень странными. У нас была одна любовь, но не одинакая. У них и у нас запало с ранних лет одно сильное безотчётное, физиологическое, страстное чувство, которое они принимали за воспоминание, а мы за пророчество, – чувство безграничной, обхватывающей всё существование любви к русскому народу, к русскому быту, к русскому складу ума. И мы, как Янус или как двуглавый орёл, смотрели в разные стороны, в то время как сердце билось одно».
Если западники утверждали, что различие между просвещением Европы и просвещением России существует лишь в степени, а не в характере, то славянофилы в лице Алексея Степановича Хомякова (1804–1860), Ивана Васильевича Киреевского (1806–1865) и Константина Сергеевича Аксакова (1817–1860) полагали, что Россия уже в первые века своей истории, с принятием христианства, была образованна не менее Запада, но «дух и основные начала» нашей образованности отличались от западноевропейской.