Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 23

Ближе к Харбину больше стало на дороге грузовых рикш – попутных полных и встречных полупустых. Впрягаясь в тележки, китайцы волокли на себе капусту, тыквы, кукурузу, мешки с картошкой или с луком и всякую другую съедобную всячину. На мостиках рикши толпились и толкались, и тогда наш кучер разгонял пеших конкурентов массивным колокольчиком, от чего Клавочка и Мишуха приходили в восторг.

А на седьмой день въехали в Харбин.

О-о-о! Красота! Столица. Шик и блеск.

В городе ломовой извозчик довёз их до Зелёного Базара. Ура! Добрались!

Тётя Настя обрадовалась, всплеснула руками, расплакалась от счастья, послала соседских ребятишек с радостной вестью на работу к её мужу. Занесла спящего измученного Мишуху в свежесрубленную избу. Клавочка добрела сама, еле живая, согнувшаяся, ладошки ниже коленок, глаза полуоткрыты.

Дом хоть и размером всего с треть вагона-теплушки, но Панфиловы к встрече родных уже давно подготовились, сколотили кровати, и тётя Настя тут же развернула на них новенькие матрасы, принесла из своего домишки чистенькое бельё.

Папа Павел укладывался спать последним. Миша проснулся, переполз к отцу под бок, зашептал:

– А хунхузы в наш новый домик не придут?

– Нет, сынок, – слышался из темноты тихий папин голос, – всё в порядке, хунхузов здесь не бывает. Ты не бойся. Хорошие люди не боятся дурных людей. Добрые всегда сильнее злых. А мы хорошие, значит, мы сильные. Подумаешь, хунхузы! Да мы их с тобой! Да ты один их победишь! Потому что хороший.

Отец Павел и не догадывался, что произойдёт с Мишей через много-много лет, когда тому стукнет не пять, а двадцать пять. Не знал, но будто бы предвидел. И не ошибся…

Приключение

Хунхузы и прыгун

Слушаем рассказ человека, прошедшего огонь, воду, медные трубы. Про «огонь» – это когда в него, в убегающего, стреляли как по мишени. Из десятков ружей. Слава Богу, убегал Миша шустрее пуль и картечи, а стрелявшие оказались мазилами.

Эта история неоднократно, вдохновенно и с удовольствием пересказывалась нашим героем в семейной аудитории или при близких гостях.

– Стреляли в меня не спозаранку, а ближе к полудню. А утро ничего худого не сулило. Собирался на охоту. Из Барима. Такая деревушка на севере Китая. Осень сорок пятого. Ещё не холодало. Рассвело рано. В спальне побросал над собой проснувшуюся трёхлетнюю дочку Ритушку, она смеялась, довольная, и на радостях прочла мне стих: «Серый волк, серый волк, он зубами громко щёлк». Обнял смеющуюся жену, спасибо за тепло и за блинчики. Перекинул поудобнее через голову кожаный ружейный ремень, затянул его потуже, чтобы винтовка по спине не елозила, ведь за день пройду километров двадцать. Во дворе извинился перед Рексом: не обижайся, хвостатый помощник, сегодня на охоту без тебя. И бодро – за калитку. Поздоровался с прохожими – с каждым на их языке. Соседу маньчжуру пожал руку, а с угрюмым китайцем просто здрасьте-здрасьте по-ихнему, то есть я ему «ни хао», и он мне – «ни хао».

Через насыпь железной дороги. Оглянулся на деревню. Дым из всех труб вертикально вверх. Прекрасная погода, самая что ни на есть охотничья. Так что вперёд, в сопки! Знаю, в каком распадке и в каком осиннике могут пастись изюбри (наедают на зиму бока), туда и иду проверить. Если подтвердится, если встречу следы, то завтра спозаранку беру братьев, расставлю их на номера, сам пойду загонщиком, и мы будем с добычей.





Сейчас, вдоль просеки, «на номерах» пока не мои братья, а ястребы-тетеревятники: на одинаковом удалении друг от дружки, метров через триста-четыреста, сидят на выступающих сосновых ветках, распределили территорию, выглядывают неосторожных зайцев или беспечных рябчиков, чтобы лихо напасть. Тоже охотники. Мои коллеги. И конкуренты.

А я тем временем по поваленному дереву, расставив руки наподобие канатоходца, перебежал через речушку. Взбираюсь вверх по склону. Косогор не очень крутой, абсолютно безлесный. Обычно эту сопку я обходил по низине, ведь «умный в сопку не пойдёт». А тут решил её обследовать на предмет оленьих следов и лёжек. И вот выхожу я…

И выхожу… Выхожу на такое полюшко. Приличное – с полгектара будет. Прошагал вглубь с десяток шагов и вдруг застыл. Что-то не так: под сапогами хоть и мшисто, но абсолютно сухо, а на серединке поля, метрах в пятидесяти впереди, – вроде как болото. Да, похоже на верховое болото, потому что на нём такая кочка́, – рассказчик обрисовывает руками, – такая кочка́ чуть шевелится, будто от ветра на болоте колышется; штук двадцать или тридцать немаленьких бугров. И от каждой кочки поднимается вверх что-то похожее на вбитый колышек, плохо видно, что это. То ли черенки от лопат?

Слушаем бывалого охотника с восторгом и при этом знаем, что он скажет и изобразит лицом и жестами в следующую минуту, ведь эту историю слышали от него в сотый раз. Ну, в двадцатый, это без преувеличения.

– И вдруг я понимаю, что это никакие не кочки, что это люди, что это вооружённые люди сидят на корточках, как принято у китайцев. Они сидят на корточках, поставили перед собой дулами вверх свои дробовики или шомполки, опираются на них, чтобы не упасть, и все поголовно спят. Хунхузы. Китайские бандиты. Это у них так принято – всегда идут друг за другом след в след, будто прошёл один человек, а когда устают, то по команде спят вот так – на корточках. И в ту секунду, как я это разгадываю, одна из «кочек» поднимается, протирает глаза, лихорадочно вскидывает ружьё стволом в мою сторону. Я мгновенно разворачиваюсь, добегаю до края поляны, ухнул первый выстрел, про «просвистело над головой» ничего не помню, потому что уже толкаюсь с разгону изо всех сил и – лечу по склону. Выстрел вослед, ещё выстрел, десяток-другой выстрелов, целая канонада, в ушах звенит, но меня там уже нет.

– Как же удалось спастись? – спрашивают слушатели, зная ответ.

– Везение в том, что мой первый прыжок вышел очень длинным. Мы потом с военными из комендатуры Барима и с охотниками пришли туда, просмотрели все мои следы и измерили, на какое расстояние я прыгнул с первого толчка. Восемь метров, повторяю, восемь…

– Но ведь это мировой рекорд!

– Рекорд со страху. Если и по прыгунам начнут в спину стрелять, они и не так прыгнут. Да если ещё под уклон.

Верим рассказчику. Он очень ловкий и спортивный. Но въедливо интересуемся:

– А как же вы замерили эти восемь метров? Рулеткой?

– Ну зачем рулеткой? Моим Берданом – он как раз метр тридцать. И прыгнул я в длину на шесть моих винтовок с гаком. Да-да! Расстояние от следа толчковой ноги и до пятки замерили с военным комендантом. Глубокая вмятина во мху от толчка и приличная ямина от приземления на пятку. Я на этой пятке после восьми метров полёта проехал ещё чуть ли не полтора метра, но не упал, удержался и скачками – к речке. Хунхузы пока до склона добежали, чтобы меня внизу увидеть и по мне палить, я от них был метрах в двухстах, уже у реки, перелетел через неё по павшему дереву будто по ровному мостику. И стреляли они в белый свет, а не в меня. Комендант Барима потом включил моё удивительное спасение в свой какой-то отчёт. Говорил мне, что и про мой прыжок в восемь метров не забыл, всё прописал.

– Ну а потом?

– Мы с военными и охотниками пришли на ту сопку часа через два с половиной после пальбы. Хунхузы нас там не ждали. По следам на поляне мы насчитали их тридцать два бандита. Они в конце поляны выстроились в колонну по одному и потопали нога в ногу, будто идёт один человек, на западо-западо-север от Барима, ровно на вечернее солнце. Мы с военными прошли по следу километра три. Комендант при этом по компасу составил карту возможного отхода хунхузов, а из Барима по телеграфу известил коллег в северо-западных посёлках и на станциях. Через неделю эту банду окружили у деревни Драгоценка, бой был не в пользу хунхузов. Тех из них, которые уцелели, передали китайским полицейским. Вот так!

Хунхузы – это такие китайские разбойники. Дословный перевод слова «хунхуз» – почему-то «красная борода». Откуда эти бандиты взялись? Конец позапрошлого века, бедняки с юга Китая переселялись на незанятые земли малонаселённой Маньчжурии. А там их не ждали. Негде работать, постоянно на грани выживания. Сбивались в банды, грабили ханшинные (водочные) заводы, угоняли у местного населения скот, нападали на торговые караваны. То есть «хунхузили» – таким неологизмом наши эмигранты заменяли слово «разбойничать».