Страница 8 из 14
Лишь Единый в своём дыхании без вздоха,
И ничто другое не имело бытия.
Царил Мрак, и всё было сокрыто изначала
В глубинах Мрака – Океана бессветного.
Зародыш, скрытый в скорлупе,
Под жаром пламени в природу развернулся.
Риг-Веда
Имеющий уши да услышит. Всё уже сказано и написано. Вот оно – начало бытия Бога! «Тьма излучает Свет, и Свет роняет одинокий Луч в Воды, в глубину Лона Матери. Луч пронизывает Девственное Яйцо…».* То есть, НЕЧТО находилось в состоянии тьмы. Но Оно, узрев МАТЕРЬ, – засветилось. «Свет – Хладный Пламень, и Пламень – Огнь, и Огнь рождает Тепло, Воду производящее – Воду Жизни в Матери Великой».* Тьма недвижима, мертва – в ней смысла нет. В ней вообще ничего нет – ни смысла, ни бессмыслицы. Это такое состояние вселенской прострации. И если бы не Матерь – так и пребывал бы Отец во Тьме великой, пока не превратился бы в Чёрную Дыру. И не было бы НИЧЕГО. Но Он узрел Матерь – и появилось ВСЁ. «Он проник в Неё, распространяясь молочно-белыми сгустками в Глубинах Матери, Корне, растущем в Недрах Океана Жизни».*
* Станцы Дзиан. Космическая эволюция.
Произошло чудо – зародилась ЖИЗНЬ. То есть, всё просто: вселенская жизнь и жизнь любой божьей твари происходит через соединение полов. Через соитие, через зачатие! Но именно это и возмущает христиан. Никакого ЧУДА – сплошная, пардон, физиология. То ли дело голубок порхал, знаки подавал – Благую весть принёс. И зачатие, хоть и случилось, но НЕПОРОЧНОЕ…
Однако. СВЯТАЯ СВЯТЫХ – это Лоно Матери. У израильтян главной функцией Иеговы было деторождение, и эзотеризм Библии, истолкованный каббалистами, указывает, что Святая Святых в храме – символ утробы. Эта идея была заимствована иудеями у египтян и индусов (это к вопросу уникальности Библии). Индусы не стеснялись, кстати, в храмах изображать сценки совокупления. Фаллический элемент встречается в каждом имени, данном Богу. ГОЙ – (русск.) оголённый, чистый. Почтительное обращение к мужчине у древних славян. Буквально: полноценный мужской половой член. Гойная сила – сила жизни, плодородие. ХЕР – старославянская буква ХЕРЪ – обозначает божественное. – Геракл (Heracles); Геркулес (Herilus); Эрос (Herotius); Герой (Herois).
Испокон веку у всех народов в основе жизни и веры лежало продолжение РОДА, деторождение. Только у «избранного народа» фаллические символы стали непристойны, в силу их материального и животного элемента. Это был роковой уклон с пути Истины.
Евреи назвали своего Бога – Иегова. В переводе J, hovah или Jah-Eve. Jah совершенное число или один (фаллическое начало) и Нovah (или Ева) имеет значение, как и у древних – Отец-Матерь. Но дальше началась трансформация его в единую сущность Отца. Так, в Бытии, в его искажённом переводе звучит: «…тогда начали люди призывать имя Господа», на самом деле это должно читаться: «…тогда начали люди называть себя именем J, hovah», или мужчинами и женщинами, кем они стали после разделения полов. А дальше… Каин убил Авеля, то есть Каин (мужчина или Jah) убил Авеля (Eve) – сестру свою. Или мужское начало убило женское. С тех пор властвует Бог-Отец. То есть произошла антропологическая революция: Матерь была поглощена Отцом. А на земле, женщина стала низшим существом, рабыней мужчин.
Однако это не помешало иудеям «Печать Вишну» – двойной треугольник – имеющий много тайных смыслов, но также символизирующий мужское и женское начало (один треугольник входит в другой), сделать символом нации и назвать его Звезда Давида. Так что убедительнейшее доказательство бытия Бога написано древними. И написано так, что возражений тут быть не должно, и не может. Потому что здесь сошлось всё: и духовное, и материальное, и физика, и метафизика. И сама Жизнь.
11. Ху-ху… или Рисую Бога
Мы же остановились на самом волнительном повороте моей судьбы. Я стал ху… художником. Да, именно это запинание, это «ху-ху» и окрасило мой период творческого становления. Окрасило большим сомнением – туда ли я полез. А он, этот период становления, если быть точным, ещё не завершился. Да и предусмотрено ли тут завершение? Вопрос. И ещё одно уточнение. Надприродное сознание и есть основа творчества. Кстати, «посмотреть со звезды», что и является надприродным сознанием, конечно же, не мной придумано. Это живёт в подсознании любой творческой личности. И в сознании тоже…
Я всю жизнь рисовал. Вернее сказать, что-то изображал, потому что рисовать-то я как раз не любил. И не умел. Умение рисовать, кстати, для художника это вопрос «на засыпку». Здесь таится самая неразрешимая закавыка для нашего брата. Умение рисовать правильно порой для творчества – самая большая и неразрешимая проблема. Но об этом лучше и не начинать, потому как закончить невозможно. Тем более рассказ у нас о самом начале пути в неизвестность. Так вот, всё моё ученичество было пронизано мукой и раздражением. Я ненавидел походы на этюды, все эти дали в дымке, стога на закате, ненавидел вечные натюрморты с парафиновыми фруктами, гипсовые головы и проч., чем вдохновляли нас в художественной школе, где я благополучно прозябал. Пока меня оттуда не выгнали. По причине как раз неспособности к рисованию. По той же причине и в институт я не попал. Моя нелюбовь к рисованию по принуждению, сказалась на моём образовании. Я образовывался сам. Всю жизнь. И вот что я понял: учёба и творчество – вещи несовместимые (для меня уж точно), потому что природа их в сути своей различна. Моя же природа требовала свободы и чистого творчества.
А чистое творчество – вещь неподъёмная. Да и есть ли оно вообще? Поэтому и поиски мои были иллюзорны и тяжелы. Так неподъёмно тяжелы, что и вспоминать неохота. Я ничего не принимал на веру. И учителям не верил. И Отца Небесного убивал. И пусть не пугает вас эта страшненькая фраза – я был, доведён до отчаяния. Жизнь по всем пунктам отторгала юношу, поэтому юноша всё, что хоть сколько-нибудь напоминало жизнь – презирал и старательно вымарывал из сознания. А уж, кто ещё как не Отец Небесный заварил всю эту кашу, и выставил на позор его – потерянного и несчастного. Это сейчас я узнал, что «нашёл одного учителя – потерял истинного», и услышал: «не сотвори себе кумира», и осознал мысль: «увидел бога – убей бога». Все эти истины копились веками, чтобы примирить однажды мой юношеский нигилизм с мудростью предков. Убить Всевышнего невозможно, тогда как, уничтожив ограниченный взгляд на него, обретаешь истинного Творца. Наш взгляд – порождение несовершенного ума, и втискивая Беспредельное в рамки своего узкого предела мышления, – теряем его.
Вообще-то, если копать глубоко… (а копать мой Копатель намерен глубоко, до самого дна, иначе и смысла мы не видим в этом занятии). Так вот, в этом «глубоко» и зарыта моя собака. Глубоко зарыта, поэтому и копал всю жизнь. Но тогда я находился в полном неведении. Я просто жаждал. Чего? Я и сам толком не знал. «Духовной жаждою томим…». Но я был юношей вдумчивым и уже тогда начал копать. Мне нужны были подлинные знания – первооснова всего. Я их предчувствовал, оставалось только оформить эти предчувствия в логический строй стоящего ответа. И я оформлял и параллельно формировал своё Я. Это то, о чём кто-то когда-то сказал, а я запомнил: «Одно лишь высшее Я, истинное ЭГО – божественно и есть БОГ в человеке».
Запомнить запомнил, но смысл истинного ЭГО предстояло ещё раскопать и доказывать всю жизнь. Истинное Я, это, собственно, и есть смысл и конечная цель любого творца и его творчества. Ведь в искусстве ценно только уникальное и неповторимое Я – всё остальное, даже высоты мастерства – вторичны. Только твоя индивидуальность ценна, и чем больше ты неповторим, тем выше статус. Вся история искусства – это, прежде всего, Имена. Называешь Имя – открывается эпоха. Никому не надо объяснять, кто такой Рублёв, Рембрандт или Пикассо. Это уже планеты в космосе. Впрочем, это я сейчас понимаю, что я что-то формировал и оформлял, тогда же я просто пытался жить, то есть тыкался в эту странную жизнь, как телёнок в мамку и ждал благо. И творчество моё было таким же, каким был я сам. Ну, а поскольку тогда я был никаким, то и творческие поиски мои были хаотичны и неопределённы. Однако я был упёртый, запирался в отцовской мастерской и работал. То есть занимался своеобразной гимнастикой: стирал кисти, дырявил холсты и краску превращал в грязь. Я не ведал, что творю, просто блуждал по пустыне – слепой и без поводыря. За 6 лет я не написал ничего. Вообще.