Страница 12 из 16
Ванька расхохотался. Жорка с интересом посмотрел на коричневое от загара тело сотрудницы спецобъекта «Горюново», плещущееся в синих волнах морского побережья санатория «Ультрафиолет».
– Я бы не отказался! – Сообщил Чорный.
– Я бы тоже. Никогда не был в санатории.
Чорный только вздохнул обреченно. Сделал еще заход, восхищенно дернув воздух носом:
– Не находишь?
– Что?
– Тело. Не находишь, что оно того. Обтекаемо и на цвет приятно.
– Аааа… Всесторонне развито. Да. Даже привлекательно.
– О! Даже привлекательно… Тело у сотрудницы, что надо. Такое тело надо в дело.
Жорка помялся, не зная, как реагировать. Выразил сочувствие:
– Хорошо, что ее лечат. И купальник, какой… желтый!
– А под ним?
– Кожа коричневая. Гладкая. И соль на ней морская, и пена…
– Ну что? Ты бы как всё же, не против?
Кивнул на экран.
– Да хотелось бы поплескаться.
Ванька заржал откровенно. И помрачнел:
– Лопушня. Поговорить с тобой не о чем. Как с Провидцем Изразцовым посидел за одним столом. – Цокнул языком: – Дааа… У той на груди лямки лопаются, понаперло туда… а этот сидит: соль, соль… Да и не она это.
…
Жорка сгребал старую, высохшую траву на газоне во дворе. Газон был клочкастый и с толстыми обрубками бурьянистых трав, сбитых косилкой. На них было легко напороться с разгона пораниться. Подошва на ботинках тонкая. Специальная. Чтобы дворник каждый камешек чувствовал и не пропускал, когда метет. Как все славно устроено и продумано в их мегаполисе!
Грабли ходили в проворных руках ловко. Качалась земля. Трава.
Жорке нравилась его работа. Он был свободен, когда занимался ею. Она не обременяла его. Понятие престижности было уничтожено. Каждый делал свое дело и только. А то, что он был поэтом – это никого не касалось. Лишь бы мел чисто. Так-то оно и лучше. Кому велено чирикать – не мурлыкайте.
Жорка закрыл глаза. В глазах синее море. В ушах крик чаек. В море плескалось коричневое крепкое тело. Лицо женщины улыбалось тугими губами. Желтый купальник подхватывал тугую грудь. Крепкий ветер надувал белый парус на фок-мачте яла, проносившегося мимо.
– Дааа. – Сказал Жорка в пространство. И успокоил себя: – Завтра воскресенье. В зоопарк пойду! А сейчас – по городу пошатаюсь. Сколько солнца вокруг!
2.
Вечером следующего дня жоркина мать места себе не находила. Его долго не было, но случалось и прежде, когда он засиживался у Чорного, или бродил по городу с ним же или один до позднего часа, но она так не волновалась.
Подойдя к окну, долго смотрела на улицу.
– Куда он подевался? Воскресение, а его нет целый день. Вчера тоже до самой ночи где-то шатался. И хоть бы слово сказал! – Говорила она сама с собой. – Может, девушку встретил? Или опять с этим Ванькой в зоопарк пошел? На орангутангов смотреть. И что на них смотреть?.. Да и зоопарк давно закрыли. Спят его обезьяны. А он не спит. Будто завтра ему на работу не ходить…
Диктор с экрана транслятора сообщил:
– Вместо канала «День-да-ночь» смотрите трансляции Ежесуточного канала «Ночь-да-День».
– Гляди-ка ты! – Она машинально повернулась к дивану, желая поделиться с ним своим изумлением, но Жорки там не было. Поморщилась раздосадованно, глянула на экран:
– Какие вольности! Новый канал!
Диктор, надменно глянув на нее, заявил:
– Канал «День-да-Ночь» закрыт в связи с непомерным сгущением красок и запугиванием горожан. Новый канал будет строить свою работу, отдавая предпочтение светлым образам дня.
– Ах, вместо старого!.. Ну, давайте свои светлые образы. Сравним.
Скрипнула кнопкой пульта. В комнату вползло таинственное, ужасное и многозначное:
– 12 августа с.г. на пересечении улицы Грязнова и Капитолийской пьяными жителями дома 12-бис – Б.Я. и З.Ю., во дворе этого же дома, в мусорном баке был обнаружен труп мужчины атлетического сложения без головы, с осколочными фрагментами черепа в глубоких слоях лестничных мышц шеи (musculus scalenus).
Экран не выдержав латыни, покрылся рябью.
Включился единый государственный канал «Sлава»:
– Редактор новоявленного ресурса «Ночь-да-День», улизнувший было при разгроме «Дня-да-ночи» от бдительных органов правопорядка, уличен в сговоре с неизвестными лицами зарубежом, – зло сказал государственный диктор. – Запустив шокирующую информацию о происшествии у дома 12-бис, он намеревался вызвать всеобщую панику, и, пользуясь ею, отравить воду в реке. Но меч недреманного ока генерала-провидца Изразцова блеснул, и впредь будет взблескивать, не давая негодяям опомниться, хватая их повсеместно. – Диктор сделал жестяные глаза и рявкнул: – Где ни поподя! Слава Труду Органов Правопорядка! Слава ССиП!
Рявкание было выверено и продумано заранее. Но сорвалось от усердия на поросячий визг. Впрочем, этого никто не понял. Молодежь свиней не видала. Старики забыли их голос.
Страшному сообщению «Ночи-да-Дня» от 13.08 с.г. предшествовал ряд невероятных событий, касавшихся жизни города и непосредственно – дворника Жорки, действительно отправившегося в воскресение утром в зоопарк с морковкой в кармане, а накануне, в субботу, как и подсказывало чуткое сердце матери, познакомившегося с невероятной девушкой.
…
Тело исчезло. Синий цвет и кромешная тьма. Мерцающая фиолетовая звездочка в черном киселе пространства.
Пространства тоже не было. Только кисель. Мягкий, теплый, невесомый.
И синий цвет тоже невесом. Он внутри. Он и есть тело.
А кисель? Почему он сухой? Почему он черный?
Фиолетовая звездочка вздохнула, расширилась, заняла все пространство, зеленое солнце встало в зенит.
Близко-близко закачались два зеленых солнца поменьше того, что висело в вышине.
Надвинулось розовое облачко. Поцеловало в щеку. В губы.
Жорка шевельнулся, оживая.
– А почему солнце зеленое?
– А почему ты зеленый?
– Я синий.
– Ну, может и синий. Что с тобой?
Нечто рыжее порхнуло над зеленым. Два солнца превратились в глаза. А то розовое, которое только что касалось его губ – в мечту поэта Георгия – губы Софьи.
Жорка вспомнил ее:
– Сонька!
И вылетел на салазках воспоминаний во вчерашний день. Когда пошел после работы погулять.
Хорошо было в тот миг у него на душе. Небо в белых облаках. За ними яркое солнце. Светлая улица. На светлой улице он повстречал Соньку.
Это она так велела себя называть:
– Сонька. – Представилась она. И, видя сомнение в его глазах: – Не София же! И не, упаси бог, ни – Со-фо-чка.
Глаза требовали согласия. Жорка согласился:
– Софочка – не то.
В ответ прозвучал одобрительный и чуть снисходительный звук через нос.
– А может… Сонек? – Предложил Жорка.
Пальцы ее забарабанили в ее же лоб. Так же поступал и Чорный, когда не хотел ничего ему объяснять.
– Пусть – Сонька, – согласился счастливый Жорка.
В самом деле – какая разница? Лишь бы она была в этом мире – вот такая вот. А как ее зовут – это…
– А я – Георгий, – сказал он.
– Георгий – значит Жора.
Жорка вновь выплыл в полутьму того места, где лежал только что синим сухим киселем.
Окружающие предметы расплывались. Лицо опрокинуто. Прямо над ним зеленые глаза.
Он моргнул, улетая в их болотную зелень, и вновь оказался на солнечной улице.
Сонька смотрела на него прямо, без всякой оценки.
– Ну, какой ты поэт? Ты дворник!
Удивительные зеленые глаза. И желтые волосы летят по кругу.
А облака летят над ними.
Еще один взлет ее ресниц над самым его лицом. Пальма над головой. Пальма? Откуда пальма? И где он? Может быть, сейчас мимо золотых песков и пальм проплывет Т.К. во всем блеске гладкокожего тела?
Опять полет сквозь синюю тьму. И снова улица.