Накануне

– Да, но мы едем на очную ставку… – выдавливает наконец из себя Шейнин.

– Седова везут сюда, – непринуждённо сообщает подруга. – я позвонила… по вашему поручению… чтобы не терять времени.

– А мы разве никуда не едем? – "Крашеная" с чемоданчиком в руках спешит нам навстречу.

– Мне чёрный, без сахара… – отрезает подруга.

– Да как вы… – пытается развернуться прокурор.

– Вы поймите, Лев Романович, – ловлю его за рукав пальто из чёрного толстого драпа подбитого каракулем. – товарищ Мальцева пытается вас спасти от больших неприятностей… когда будет доказана клевета Седова, руководство на ваши действия будет смотреть под другим углом зрения… "Легко сказать "когда"… а как это доказать".

Быстро переглядываемся с Олей.

– Лев Романович, мне что спиртовку снова распаковывать? – Пытается зайти с нами в монтажную "пережжёная блондинка".

– А что мне прикажешь за тебя это делать? – Взрывается Шейнин, но через секунду продолжает уже другим тоном. – Алексей Сергеевич, я понимаю что Седов врёт, но как это доказать? Есть протокол допроса, на нём подписи обвиняемого и следователя… кроме этого имеется заключение профЭссора.

"Кислых щей… гадающий на кофейной гуще".

– Как я и просил, – напираю на Шейнина. – устроить очную ставку.

– Только вести её буду я. – Следователь снимает пальто, проходит к столу и занимает лучший стул красного дерева с мягким сиденьем и спинкой.

– А товарищ Мальцева обеспечит звукозапись допроса…

– Скажите арестованный, вы знакомы с человеком сидящим перед вами? – Шейнин ослабляет галстук и вытирает пот со лба носовым платком, в комнате жарко натоплено по моей просьбе.

– Лично нет, но я видел его однажды. – Отвечает Седов, совершенно седой и сильно похудевший со времени нашей встречи в чёрной арестантской куртке.

– Когда и при каких обстоятельствах это произошло? – Устало бубнит прокурор. Верхний свет потушен, две настольные лампы расположенные на торцах стола освещают наши с Седовым лица.

– 4 октября 1935 года в Чикаго в гостинице "Бельведер", – морщится как от боли заключённый. – он стоял рядом с сыщиком из ФБР Патерсоном, который меня допрашивал потом. Я сразу узнал Чаганова… Можно воды, горло пересохло.

Оля в белом халате появляется на секунду из темноты и ставит перед аресованным стакан с водой, тот начинает жадно пить стуча зубами по стеклу.

– Мне тоже, пожалуйста. Товарищ Чаганов, вы знакомы с сидящим перед вами человеком?

– Нет, не видел ни разу, но он похож на Льва Седова, каким я увидел его на фотографиях американских газет. После его ареста полицией.

– Итак, между товарищем Чагановым и арестованным Седовым проводится очная ставка, – Шейнин встаёт, снимает пиджак и вешает его на спинку стула. – по моему разрешению вы будете задавать друг другу вопросы. Первым задаёт вопросы товарищ Чаганов. Пожалуйста, Алексей Сергеевич.

– Скажите, Седов, – внимательно слежу за зрачками оппонента. – тогда в гостинице, где как вы утверждаете видели меня, в чём я был одет?

– На вас был непромокаемый плащ, такой чёрный блестящий, серая фетровая шляпа в руке, костюм тёмный, галстук в косую полоску… – быстро отвечает он.

"Вот ты и прокололся, всё это было куплено уже после "Бельведера" в целях радикальной смены имиджа, вот только как это доказать? Чеков с датой и временем покупки ещё не изобрели".

– … значок на лацкане с буквами "RCA"…

"И значок этот мне подарил МакГи позже уже когда я вернулся в Нью-Йорк перед самым отплытием. Перечисляет детали как будто на фотографию смотрит… Кстати, значок этот я подарил фотографу из генконсульства, фалеристу… Точно, он делал общую фотографию на память… Опять ничего доказать нельзя, не приплетать же МакГи… Фотография".

– Но узнали вы меня не поэтому, – напрягаю зрение, следя за зрачками Седова. – а по будённовке на голове, правда? Все вместе, в том числе и Шейнин, весело хохочем.

"Пора".

– Фотографию эту вам вчера следователь показал? – Подсекаю потерявшего бдительность Седова.

– Врач перед допросом… – продолжает смеяться он.

– Вы что заболели? – Пугается Шейнин.

– … Живот ноет третий день… – беззаботно машет рукой арестованный.

– Этот врач объяснил вам что надо говорить? – Зло пихаю под столом ногой писателя.

– …ну меня учить не надо, сам знаю… – словохотливо продолжает арестованный.

– И вы тут же бросились исполнять приказ незнакомого вам человека? – Морщится от удара Шейнин.

– … он назвал пароль папаши… – Седов встряхивает головой и недоумённо смотрит перед собой.

– Кого?! – Кричим мы вместе со следователем.

– А-а-а… мне больно! – Хватается за живот арестованный и как куль валится на пол.

– Я-врач! – Оля бросается к лежащему.

Сидящая рядом с Шейниным и ведущая стенограмму "Крашеная" испуганно вскакивает на ноги, пытаясь разглядеть катающегося по полу заключённого. Я в два прыжка достигаю рубильника на стене и в монтажной вспыхивает яркий свет.

– Здесь больно? – Взволнованная подруга ощупывает живот распластавшегося на полу арестанта, стоя перед ним на коленях.

– Больно… – С трудом выдыхает он, жмурясь от света, Олины руки скользят выше.

– … И здесь тоже…Ты?! Опять! – С ненавистью кричит Седов.

– У него острый живот, возможно перитонит. – Поднимает голову подруга.

– Вы знакомы? – Хватается за голову Шейнин.

– Лев Романович! – Не выдерживаю я. – Звони уже в больницу!

Москва, Кремль. Кабинет Сталина.

18 февраля 1938 года, 14:00.

– Проходите, товарищ Берия, – Сталин медленно поворачивает голову к вошедшему в кабинет наркому. – докладывайте.

– Тридцать минут назад в Кремлёвской больнице умер Лев Седов. – Берия в нерешительности останавливается в центре комнаты.

– Как это случилось? – Откликается Киров, судя по серьёзным взглядам собравшихся это уже не было для них новостью.

– Во время вчерашней операции по удалению апендицита у Седова произошла остановка сердца, – Берия снимает пенсне и потирает переносицу. – его удалось снова запустить, примерно через пять… Операция завершилась, после неё больной в сознание не приходил… сейчас идёт вскрытие… следователь берут показания.

– Кто оперировал? – Поднимает голову Молотов.

– Профессор Розанов… – нарком, видя недоумение в глазах у всех, добавляет. – другой Розанов, Борис Сергеевич из Боткинской.

– Что по "доктору", который посещал Седова в камере? – Ломает "Герцеговину" хозяин кабинета.

– Нашли дома мёртвым…

– Плохо, – табак высыпается из разорванной гильзы в пепельницу. – все концы в воду…

– Присаживайтесь, товарищ Берия, – Сталин поднимается из-за стола и пускается в путь по кабинету с пустой трубкой. – я тут прослушал запись той очной ставки… и вот что мне показалось… то место, где Седов говорит о пароле папаши. Не так он произнёс слово, будто это кличка…

– У Литвинова была до революции партийная кличка "Папаша"… – быстро говорит Молотов. – они с Троцким были тогда большие друзья.

– Мне сегодня утром звонил Литвинов… – подхватывает Берия. – спрашивал как идёт подготовка к процессу, говорил что его спрашивают о Троцком и его сыне главы делегаций в Лиге Наций. Кроме того, пришёл ответ из Нью-Йорка, фотограф утверждает, что эту фотографию он недавно показывал генеральному консулу Аренсу… а потом она у него пропала.

– Коба, как долго мы будем мириться с этим типом? – На одном дыхании выпаливает Киров.

– Нелояльное отношение товарища Литвинова по отношению к Совету Народных Комиссаров становится нетерпимым, – чеканит слова Молотов. – недавно он прислал на заседание СНК своего референта. Это неслыханно! С каждым годом его поведение становится всё более грубым и хамским, а его некомпетентность в международных вопросах очевидной. Наш НКИД под руководством Литвинова перестал быть большевистским, его руководство засорено чуждыми и враждебными партии и государству людьми.