Накануне

– Вы должны знать, товарищ Сильванский, – перебивает меня Оля. – что для того быть принятым на работу в ситему НКВД нужно иметь чистую анкету…

– У меня чистая…

– … Кроме того, все проверки могут занять длительное время… – нагнетает напряжение подруга.

– … я готов подождать. – Умоляюще глядит на неё молодой человек.

– Я вам не мешаю? – Стучу стаканом по графину и хмурю брови. – Сильванский, откуда вам известно, что набираю на работу авиаконструкторов?

– Об этом весь ЗОК со вчерашнего дня гудит…

– Пусть хотя бы для начала заполнит анкеты. – Напирает на меня подруга.

– Я должен иметь рекомендации от специалистов… – упираюсь я, Оля подходит вплотную к моему столу и зло буравит меня взглядом. – ну хорошо, пусть заполнит анкеты.

– Ступай в особый отдел к товарищу Медведю, скажешь Мальцева разрешила выдать анкеты. – Разошлась Оля.

– Спасибо, вы не пожалеете! – Влюблёнными глазами смотрит на подругу Сильванский.

"Так скоро начнут Мальцевым за глаза называть".

Почуяв мой злой взгляд молодой человек быстро выметается из кабинета.

– Пойдём пообедаем… – никак не может выйти из образа Оля.

– Знаешь кто такой Лемишев, которого ты просил пробить? – Утоптанный снег под нашими сапогами пронзительно скрипит.

– Друг Сильванского.

– Этот друг в 1941 году, будучи в служебной командировке в составе делегации советский авиаспециалистов в Штатах, пропал из гостиницы. Вынырнул на свет уже в шестидесятых, утверждал, что работал в компании Сикорского, но проверка этого не подтвердила… У меня все перебежчики на девяносто лет вперёд переписаны. – Отвечает Оля на мой вопросительный взгляд.

– Скажи мне кто твой друг…

– Именно.

– А чего ж ты его тянешь к нам в КБ? – Останавливаюсь я.

– Понимаешь, – подруга тянет меня за рукав шинели. – вокруг ОКБ агентура иностранная зашевелилась. Интересно им, чем таким Чаганов здесь занимается. Ну и возникла у меня мысль удовлетворить это их любопытство.

– Контрразведывательную операцию хочешь провести?

– Ну да, что-то типа этого… скормить настоящую жирную дезу нашим врагам… буду на Меркулова выходить с предложениями.

– Только ничего не предпринимай пока КБ Григорвича к нам не перейдёт.

– Да поняла я, поняла…. В училище я доклад делала по перебежчикам, видела дело Лемишева, сексотом он был… такой общительный, друзей много… после его ухода многие пострадали. Запомнился один, некто Гроховский, его давний знакомый, был расстрелян.

– Павел Игнатьевич Гроховский? Знаю такого, в хозяйственном управлении Осоавиахима сейчас, после того как его парашютное КБ расформировали. Мне его Чижевский очень рекомендовал…

– Надо будет с куратором Лемишева поговорить, – хмурится Оля. – есть у меня подозрение, что не прост он, всегда на вторых ролях, по материалам дела успел послужить в десятках мест: полигонах, НИИ и КБ…. даже порученцем у Якира отметился. Кстати, не Лемишев он, а Леминовский, родом из Риги, по национальности то ли латыш, то ли поляк, то ли вообще пруссак… фамилию сменил ещё до революции.

– Считаешь немецким шпионом может оказаться?-

– Не исключаю…

"Повезло мне, что рядом подруга… ну, такой хороший друг, которого можно ещё и"…

– Слушай, – с трудом отвожу свой бесстыжий взгляд от ладной фигурки девушки. – а где ты утром была?

– В институте Экспериментальной Медицины у Ермольевой. – Понимающе щурится Оля. "Конечно, есть и недостатки… не скроешь ничего".

– Ну и как наш штамм с помойки, утёр нос Флемингу?

"Неплохой каламбурчик получился".

– Это ты с лизоцимом путаешь, – Оля смеётся, показывая ровные белые зубы. – он точно из носа сэра Александра, а грибок Пенициллы занёс в лабораторию случайный ветерок, когда его лаборанты оставили лабораторную посуду немытой на выходной.

Образец из лаборатории Флеминга подруга передала Ермольевой, которая получила свой перспективный штамм из мусорного ведра. Соперников (грибки) рассадили по соседним чашкам Петри, в них залили одинаковый агар, добавили идентичный джентельменский набор бактерий и стали ждать.

– А как их вообще можно сравнивать, по цвету что ли? – Брезгливо морщусь, вспоминая серо-зелёные мохнатые кружки прилепившиеся ко стеклянному дну чашки (Как-то раз заходил за Олей в ВИЭМ).

– На глаз видно как меняется цвет питательной среды вокруг колонии: если более прозрачная, то меньше бактерий в ней. В бактерицидности оба штамма примерно одинаковы, правда английский растёт в два раза быстрее…

– И что теперь? Получим к концу года пенициллин?

– Быстрый ты какой… – тяжело вздыхает Оля. – первые образцы жёлтого аморфного малоактивного пенициллина по методу поверхностного брожения в стеклянных "матрасах" через год – полтора получить, пожалуй, сможем… Правда действие его будет очень сильно отличаться от партии к партии. Ещё столько же времени, я думаю, чтобы создать промышленную установку глубинной ферментации… понимаешь, чтобы грибок хорошо рос нужно среду активно аэрировать кислородом… стерильным должен быть воздух и всё оборудование, так как продуцент чрезвычайно чувствителен к примесям микроорганизмов…

"Ты мне будешь говорить о примесях"…

– … затем жидкость попадает в установку лиофильной сушки, где она замораживается до минус 50–60 градусов и из неё удаляется вода при помощи высокого вакуума. При этом это всё тот же жёлтый аморфный, а не белый кристаллический порошок, каким мы его привыкли видеть. Он уже недостаточно-, а не мало-активен, но ещё пироморфен…. то есть вызывает повышение температуры у пациента…

Теперь тяжело вздыхаю я.

– … Понимаешь, Лёшик, полученный нами при помощи биосинтеза пенициллины имеют четыре варианта боковых цепей, все они обладают биологической активностью in vitro (в пробирке) и только один из них – бензилпеницеллин является собственно лекарством активным in vivo (в организме)…

– Так мне на следующий год прибегать? – Приобнимаю Олю за талию. На дорожке ни души, оно и понятно – рабочий день в разгаре.

– Алексей Сергеевич, – из-за поворота, ведущего к беседке, показалась вохровка Валентина. – у вас через полчаса лекция в институте!

Москва, 2-я Бауманская улица, дом 5.

Механико-Машиностроительный институт.

12 февраля 1938 года, 14:00.

Мой ЗИС тормозит на запруженной улице, я выскакиваю из машины и по расчищенной от снега дорожке вдоль длинного трёхэтажного корпуса с одной стороны и кустов сирени сдругой, спешу к главному входу кузницы инженерных кадров страны. Исполняющий обязанности начальника отдела систем автоматического управления Женя Попов, мой ровесник и выпускник этого института, застрял в Ленинграде на наладке морского ПУАЗО и хотел уже было отменять назначенную заранее лекцию, но я решил и подменить его по настоятельной просьбе "студенческо-преподавательского состава".

– Сюда, товарищ Чаганов. – Поджидавший меня у лестницы начальник первого отдела показывает на неприметную дверь под железным навесом слева от главного входа и узкими коридорами ведёт меня к цели.

"Гидравлическая лаборатория", "Лаборатория металлографии"… этажом выше учебные комнаты, повсюду горящие световые табло: "Тише! Идут занятия"! У двери лекционного зала кучкуется приличная толпа студентов.

– Чаганов, Чаганов… – Защебетали девушки, мой спутник грудью прокладывает дорогу к двери.

– Овладеть наукой, выковать новые кадры большевиков-специалистов по всем отраслям знаний… – рубит фразы с кафедры невысокий лысоватый мужчина лет тридцати пяти Вячеслав Малышев, главный инженер Коломенского завода имени Куйбышева, депутат Верховного Совета, рядом с которым я сидел на съезде.

С начальником первого отдела плюхаемся на ближайшие от двери свободные места. "Странно, какие-то пожилые студенты в аудитории… ровесники Малышева и даже старше. Стоп, это же преподаватели… и, кажется, не только МММИ… вон Бронштейн из ЛФТИ… кто-то из ВЭИ, МЭИ".