Накануне

– Посидите минутку… – Выхожу в приёмную и протягиваю листок с фамилиями арестованных "Грымзе". – товарищ Бланк, выясните за что они арестованы.

Через пять минут картина немного прояснилась.

– Николай Тимофеевич, насколько я могу судить перечисленные вами лица арестованы по делу о вредительстве на строительстве Дворца Советов. Они занимались конструкционной сталью "ДС", которая изготовлялась и прокатывалась на заводе "Красный Путиловец". Испытания сварных швов выявили повышенное ржавление основного материала.

"Хотя более вероятно, что дело связано с арестом Василия Михайлова, начальника строительства Дворца Советов, сделавшего головокружительную карьеру в начале 20-х (был секретарём ЦК), а затем оттеснённого на второстепенные роли. Выдвиженец Троцкого"?

– Так вот откуда была та экспертиза… – лицо профессора мертвецки побледнело. – то-то я смотрю, вроде как похожа на нашу "ДС", только меди в три раза меньше…

– С вами всё в порядке, Николай Тимофеевич? – Спешу к графину с водой. "Не дай бог удар хватит дедушку, объяснительными замучают"…

– Это ведь у меня в институте ту сталь для Дворца Советов создали, – Гудцов ставит на стол стакан, опорожнённый в три глотка. – сварили, испытали чин-чином… наградили нас тогда. Через год я ушёл в Политехнический институт преподавать, лабораторией термической обработки металлов по совместительству стал заведовать… Сопровождать сталь в производстве на Путиловском стали мои ученики. Слышал я краем уха, что задумали они вместо красной чушковой меди применить для легирования медистые чугуны… Вам, товарищ Чаганов, это наверное не интересно?

– Скажите, я правильно понял, что обвиняемые внесли изменения в рецептуру стали и не провели полную проверку полученного результата?

– Похоже на то… – роняет голову профессор.

– Тогда вряд ли я чем-нибудь смогу им помочь, – возвращаюсь на своё место. – разве только… взять к себе СКБ для отбывания наказания, работая по специальности…

"Это им повезло, что сейчас не угрожаемый период, а то могли бы и шлёпнуть… по закону".

– Можно с ними будет встретиться? – Гудцев с надеждой смотрит на меня.

– До суда – исключено, – делаю каменное лицо. – но когда их переведут ко мне, ограничений для для деловых встреч не будет

"Ну вот и металлурги нарисовались, будет кому развивать СВС-процесс, стране позарез нужны твердосплавные резцы, фрезы и свёрла: за них арестантам не только отпустят все грехи, но и бюст поставят на родине героя. Боюсь, правда, что путь к готовому изделию не близким: Оля дала довольно приближённую рецептуру исходных материалов".

– Проходите, товарищ Ким, присаживайтесь.

Невысокий, похожий на подростка мужчина с орденом Красной Звезды в тщательно отглаженной форме старшего лейтенанта госбезопасности неслышно шагнул в мой кабинет. "Высокий лоб, курчавые с сединой коротко постриженные волосы, прижатые уши, немигающие узкие глаза, спрятавшиеся за круглыми стёклами рогвых очков, внимательно изучают меня".

– Я слышал от товарища Берзина, что вы, Роман Николаевич, сейчас находитесь в отпуске… – ни один мускул не дрогнул на гладком желтоватом лице посетителя.

В апреле 1937 года Роман Ким, кореец по происхождению, ведущий сотрудник ИНО ГУГБ а ранее ОГПУ с двенадцатилетним стажем, был арестован как японский шпион. Все эти годы, сначала во Владивостоке (его родном городе), как секретный сотрудник, а затем в Москве, возглавляя "японское" отделение иностранного отдела, Ким занимался контрразведывательной деятельностью, направленной против сотрудников посольства и генерального консульства "страны восходящего солнца".

Методы, которые он использовал в своей работе, не отличались особым разнообразием, но были исключительно эффективны. Все японцы (к счастью в то время их было немного, весь штат посольства в Москве – двенадцать человек), приезжавшие в нашу страну сразу же попадали под его жёсткий прессинг, практически исключавший возможность их контактов с простыми советскими людьми. Достигалось это навязчивым, круглосуточным и демонстративным наружным наблюдением (с использованием автотранспорта) за всеми без исключения японскими дипломатами и атташе. Оставшимся без источников информации и страдающим от отсутстствия в СССР гейш, японским "рыцарям плаща и кинжала" – "ниндзюцу" оставлялась практически одна лазейка – нанимать частных преподавателей русского языка… излишне пояснять, что они, как на подбор грудастые и белокурые, были из команды Романа Николаевича.

Все участники этой шпионской игры были по своему довольны сложившимся положением: счастливые японцы не жалели никаких денег на подарки феям, обладательницам столь сказочных форм, учительницы имели солидный приработок вдобавок к скромной стипендии от НКВД (не всем как Елене Перской, она была тоже из их числа, повезло выйти за японца замуж и уехать за кордон), а сам Ким год от года неуклонно рос в должностях и званиях.

Случались, конечно, и проколы, не все попавшиеся в "медовую ловушку" дипломаты шли на сотрудничество: один атташе, очнувшийся утром после после ночного кутежа, обнаружил у себя в квартире незнакомого мужчину азиатской наружности, сидящего на стуле у его кровати. Вместо слов, тот брезгливо бросил на одеяло фото, на котором "пышная блондинка" весело хохочет при виде скромных причиндалов атташе, лежащих на портрете императора Хирохито. Потрясённый японец на следующий день сделал себе харакири. Но в общем служба Кима шла успешно, ни этот эпизод, ни дважды потерянное служебное удостоверение, ни даже отказ вступать в партию не влияли на его карьеру, до тех пор пока к руководству органами ни пришёл Ежов, устроивший глубокую чистку всего аппарата НКВД. По его приказу на свет были подняты личные дела сотрудников центрального аппарата и областных управлений, в них обнаружилось много всего неприглядного чего интересного обнаружилось, не миновала чаша сия и старшего лейтенанта госбезопасности Кима.

Опасаясь за свою жизнь после убийства японскими наёмниками корейской королевы Мин, родители Романа, бывшие в дальнем родстве с царственной персоной, бежали из Сеула во Владивосток в конце девятнадцадцатого века, где на рубеже веков и появился на свет наш герой. Бежали, похоже, не с пустыми руками, так как отец маленького Кима, был записан в метрической книге как "купец второй гильдии Николай Николаевич Ким". Кроме денег из бывшей родины Николай Николаевич вывез затаённую ненависть к японцам, что однако не помешало ему вести с ними торговые дела и даже отправить своего единственного сына в Токио на учёбу в частную школу и престижный Императорский колледж на долгие восемь лет. Бизнес превыше всего…

В 1917 году, не закончив учёбы, уже юный Ким бежит обратно в Россию, спасаясь от корейских погромов в стране восходящего солнца и попадает из огня да в полымя. Вот основные вехи Романа Кима в следующие шесть лет: учёба в Восточном Университете, работа корреспондентом в японской газете, служба в Колчаковской армии, выполнение поручений большевистского подполья, служба сексотом в Приморском ГПУ и, наконец, перевод в центральный аппарат ОГПУ, где с помощью Дзержинского ему удалось сняться с опасного для жизни учёта бывших белогвардейских офицеров (УББО). Спасло Кима похоже то, что во всём ИНО только Роман владел языком вероятного противника на уровне, позволяющем читать шифровки японского МИДа.

– … поэтому хочу сделать вам заманчивое предложение, от которго вы не сможете отказаться…

"Никакой реакции, блин… это я так пошутил".

– …Во Владивостоке в ближайшее время спецотдел планирует открыть центр радиоперехвата и дешифровки…

"Вот, кажется проскочила в его немигающих глазах искорка интереса".

– … Хочу вам предложить в нём работу переводчика…

"Погасла искорка".

– … и по совместительству начальника службы контрразведки… "Снова зажглась… ясно, экшена товарищу не хватает в жизни".