Накануне

"Это мне как раз очень хорошо понятно, как и то почему "Мироныч" возится со мной: испугался моих предложений по закручиванию гаек, видит в них наступление на завоевания рабочего класса и не хочет чтобы новое поколение руководителей потеряло ориентиры, заменило идеологию администрированием. Скромная информация из будущего в нашей с Олей головах, надеюсь, поможет в грядущей войне и послевоенном восстанавлении, но уж гарантий окончательной победы социализма точно не даст. Да и что могут сделать два человека"?…

В гостиной новой кремлёвской квартиры Кирова зазвонила "вертушка", хозяин в нижней рубашке и зелёных галифе потопал босиком из кухни в комнату.

– Да, у меня. Сейчас будем…

– Товарищ Чаганов, вы знакомы с Игорем Васильевичем Курчатовым? – Вождь держит в руках несколько листов бумаги а его смотрят мне прямо в душу.

– Да, конечно, – не отвожу своего взгляда. – это учёный доктор наук из Физического Института Академии Наук, на его установках мы получаем последовательность случайных чисел, которые затем используем при шифровании на "БеБо" и в "Айфоне".

– Скажите, как так вышло, что ему одновременно с вами тоже вдруг понадобился уран? – Продолжает давить взглядом вождь.

– В связи с расширением количества шифровальной аппаратуры для правительственной связи и увеличением числа шифровок нам нужно больше установок для генерации ключей. В каждой такой установке применяется уран, помните я вам докладывал летом в Сочи? Это Курчатов тогда предложил закупить урановую руду.

"И он это подтвердит".

– Угощайтесь мандаринами, товарищи, – смягчается Сталин. – мне их сегодня из Абхазии прислали… Вино?

– Нет, спасибо, вина не хочу. – Беру в руки оранжевый шарик и вдыхаю его аромат.

– …Вы Курчатова хорошо знаете? Что он за человек?

– Мы знакомы два года, ещё по Ленинграду. Игорь Васильевич, как ведущий специалист по полупроводникам в Ленинградском физтехе, по нашей просьбе помогал нам в работе над прёмником радиоуловителя самолётов. Потом академик Иоффе перевёл его в отдел ядерной физики, затем его забрал к себе в ФИАН академик Вавилов. Курчатов там сейчас главный специалист по атомному ядру, его работы признаны во всём мире.

– Я читал о нём справку, – мягко улыбается Сталин. – меня интересует какой он человек. Организованый или рассеянный, как в коллективе… такие вещи.

– Был я в его лаборатории, в Ленинграде… обычно в институтах и научных учреждениях – вольница: учёные приходят когда хотят, уходят когда хотят, а начальство боится их приструнить, конфликтов избегает. Так вот у Курчатова – всё наоборот: дисциплина, порядок… У него там брат Борис работал, так и тот ходил по струнке, называл его Игорь Васильевичем никакого панибратства.

Киров наливает из массивной зелёной бутылки с потёками воска на горлышке красную жидкость в бокал, осторожно пробует вино и кривится, поспешно заедая сушёным корольком.

– А вот скажи, Алексей, – его рука привычно тянется к папиросам. – почему именно уран? Неужели этот прибор твой из другого металла сделать нельзя?

– Тут такое дело… – с радостью хватаюсь за возможность просветить вождей в столь важном вопросе. – уран – элемент не простой, то есть, нестабильный. С течением времени его ядра сами по себе делятся и этот момент может быть обнаружен приборами. Это открытие было сделано в лаборатории Курчатова, называется оно – спонтанное деление ядер урана. Событие это довольно редкое, но чем больше взять урана, тем чаще оно происходит. Самое важное в нём для меня то, что это деление происходит совершенно случайно, а значит – кусок урана с прибором для обнаружения – идеальный генератор случайных чисел, которыми являются промежутки времени между двумя такими событиями. Такой генератор сам распечатывает на перфорированной ленте, вы её наверняка видели при работе "БеБо", два экземпляра для приёмника и передатчика. Шифр полученный с помощью такой ленты-ключа совершенно не поддаётся расшифровке.

– Прочтите эту записку, товарищ Чаганов… – После секундного колебания Сталин принимает решение и протягивает мне несколько отпечатанных листков.

"Да не надо я её знаю наизусть"…

Однако несколько минут послушно морщу ум и шевелю губами.

– Почему вы думаете Курчатов прислал её мне, – вождь снова сверлит меня взглядом. – минуя Академию Наук.

– Думаю что не хочет брать на себя ответственность за распространение этих сведений. Значит считает создание такой бомбы вполне осуществимым… Сталин встаёт, подходит к окну своего домашнего кабинета, открывает форточку, возвращается к письменному столу и начинает набивать трубку табаком из переломленной папиросы.

– Откуда Курчатов мог узнать, что у нас скоро будет много урана, вы ему сказали, товарищ Чаганов? Для этого "котла" нужно почти сорок тонн…

– Нет, не успел, – поспешно проглатываю дольку мандарина. – полагаю Игорь Васильевич стал терять терпение: ни Академия Наук, ни ФИАН, ни НКВД в моём лице не торопились искать уран. Вот он и решил дать мне шенкелей.

– … хм, ещё сотни тонн графита невероятной чистоты.

– С графитом будет попроще, товарищ Сталин. На Московском электродном заводе можно организовать, если построить новый цех. Они уже имеют небольшой опыт получения сверхчистого графита, делали тигли для моего СКБ. Ещё я подумал, может быть Курчатов решил запрыгнуть на подножку последнего вагона: чтобы работы по урану были включены в план третьей пятилетки, но я думаю уже поздно, пятилетний план давно свёрстан.

– Неправильное представление у вас, товарищ Чаганов, о нашем планированиии, – вождь охотно меняет тему. – запомните на всю жизнь, только бюрократы могут думать, что плановая работа не завершается принятием плана, принятие плана есть лишь начало планирования. Основная работа плановика развёртывается потом, в ходе осуществления, исправления и уточнения плана… "Диалектика, понимаешь".

– … Вы наверное думаете, что мы здесь в Москве в плановой комиссии составляем план до гайки, а товарищи на местах берут под козырёк?…

"Ну не совсем уж так, почитывал кое-что в интернете… хотя да, по принципам довоенного планирования информации было не много. О-о, а Сергей Миронович тоже слушает с интересом, похоже, что ликбез тут устраивается не только для меня".

– Из Госплана спускаются вниз директивы, основные цели, – вождь пускается в свой обычный поход по кабинету. – например, создать новую отрасль промышленности или металлугическую базу на Урале, и лимиты капитальных вложений по наркоматам (производство, жильё, соцкультбыт, строительство, образование). Задаём основные пропорции. Мы говорим наркомам что сделать, а как сделать – думайте сами. Мы задаём объём товарооборота, а чем этот объём заполнить и как распределить – решайте самостоятельно. Твёрдо обозначены в плане лишь 78 промышленных и продовольственных товаров, а их в народном хозяйстве сотни тысяч.

"Фонд директора" (2 % плановой и 50 % сверхплановой прибыли на жильё, культбыт и премии), "ценовой пресс" (директивноеое снижение отпускных цен предприятием), "система двух прейскурантов" (разница между розничными и оптовыми ценами почти изымается в доход государства). Сталин обрушивает на наши с Кировым головы град специальных терминов с интересом фиксируя реакцию на них.

"Хм, а последний принцип очень интересен: теперь у предприятия начисто отсутствует стимул самовольно менять ассортимент, исходя из её рентабельности, все товары для всех предприятий имеют одинаковую рентабельность (5 %). Теперь единственный путь директору предприятию сохранить должность при постоянно падающей цене на свою продукцию – это снижать её себестоимость. Сомнительно чтобы об этом принципе не знал Косыгин затевая свою реформу"?

– Скажите, товарищ Чаганов, – вождь расчёсывает концом трубки свой ус. – а почему я здесь говорю о стахановском движении?