Накануне

– … никакой информации по машинке тип 97 не нашла, правда обнаружилась одна папочка вся сплошь на японском, может в ней. Её Ваня сейчас побежал в посольство переснимать, обещал к шести утра обернуться: документы – на место, плёнки – нам.

– А по-американским машинкам есть что-нибудь?

– Ничего. Абсолютно.

– Жаль, но не страшно, были они, конечно, у американцев, но они с ними особо не заморачивались: пользовались языком индейского племени навахо. Кстати, надо будет вашингтонскую резидентуру сориентировать чтобы начали систематиматическую работу и по СИС, и Бюро по делам индейцев. Куда? Не так быстро, бледнолицая…. краснокожий вождь тебя ещё не отпускал.

– Покупайте "Вашингтон пост", покупайте "Вашингтон пост"! – На привокзальной площади наперебой зазвучали ломающиеся юношеские голоса. – Сын Троцкого на свободе! Он выдворен из страны! Мексика согласилась принять революционера!

Разворачиваю газету: на первой странице фотография похудевшего Льва Седова в сопровождении охранников на пограничном переходе.

"Так, суд удовлетворил аппеляцию защиты, принял во внимание петиции общественных деятелей, артистов… постановил. Как не кстати, надеюсь Седов не станет ворошить это дело, а то может и меня коснуться… Эйтингон наверняка уже копытом бьёт".

Понимающе переглядываемся с Олей и спешим к зданию вокзала. Сверху падают снежинки, рождество в этом году не будет "чёрным"…

Глава 7

Мексика, Койоакан,

пригород Мехико, дом Троцкого.

22 декабря 1937 года, 07:00.

– Как же здесь хорошо, Лёвушка! – С наслаждением вдыхает носом прохладный воздух пожилая худенькая седая женщина с повисшей на щеках морщинистой кожей и двойным подбородком. Наталья Седова, гражданская жена Троцкого, совершенно не замечает сильного запаха куриного помёта и кроличьих экскрементов, исходящего из клеток, установленных во внутреннем саду небольшого Т-образного дома с плоской крышей.

– Наконец-то мы вырвались из этого вертепа…. – испытующе смотрит на задумчивого мужа и, не заметив никакой его реакции на свои слова, продолжает более уверенно. – Фрида, эта самовлюблённая бездарность, ты видел Лёвушка её картины, одни автопортреты… лубок. Если бы её мужем не был великий Диего Ривера, на её мазню никто бы и не взглянул… мало этого, так эта подстилка, вдвое его младше, о-о, мне об её изменах мужу такого понарассказали…

Седова всхлипывает, а Троцкий с отсутствующим видом подходит к клетке, достаёт из кармана морковку и просовывает её в ячейку деревянной решётки: изнутри послышалась возня и громкое хрумканье.

– Дороговато, конечно, – продолжает бубнить женщина, высморкавшись. – семнадцать тысяч песо, но ничего, справимся, скоро ты закончишь книгу про Сталина, глядишь дадут визу в Америку, будешь читать лекции… Ничего, проживём.

Зелёная ботва исчезает в клетке.

– И Лёва поможет! – Радостно взмахивает руками Седова, но почти сразу на её лице возникает тревога. – Эта женщина… как она вцепилась в Лёву, не пропустила ни одного свидания, а ведь это из-за её брата мой сын оказался в тюрьме! Гольдманы, я помню эту семью… она мне тогда в 1917-ом не очень понравилась: отец – солидный мужчина, отличный адвокат, хорошо нам помог, мать не помню, так мышь серая, её старший брат был как уголовник, в глаза не смотрел, а эта Мири, помнится, уже тогда вскружила голову нашим мальчикам.

– Наташа, не надо фантазировать, – Троцкий поворачивается к жене. – я не думаю что они даже встречались тогда в Нью-Йорке. Если хочешь, я дам Гансену (секретарь – охранник Троцкого) задание проверить её, но Буденец (главный редактор еэжедневной марксистской газеты САСШ "Дейли Уоркер") утверждает, что она была в Испании, воевала в отряде ПОУМ в Барселоне.

– Обязательно нужно её проверить…

– Послушай, – взрывается муж. – вот ты говоришь о книге, но чтобы работа сдвинулась с мёртвой точки мне нужны помощники. Лёва круглосуточно занят подготовкой когресса, Рут застряла в Нью-Йорке надолго – перелом бедра, где я найду секретаря?

– А чем плоха сестра Рут Сильвия?! – Жена срывается на крик, но тут же, испугавшись, понижает тон. – Милая, умная, грамотная, аккуратная…

– Так я не против Сильвии, – муж тоже отвечает спокойно. – пусть обе начнут, я посмотрю как они и потом решу кого оставить.

Женщина открывает рот чтобы возразить.

– Всё-всё, – Троцкий примирительно обнимает её за плечи. – ты лучше послушай какой шикарное название я придумал для главы, где говорится об отравление Ильича Сталиным: "Сверхборджия в Кремле".

Нью-Джерси, г. Патерсон,

Завод компании "Кёртис-Райт".

22 декабря 1937 года, 10:00.

После согласования последней запятой в контракте на закупку пяти образцов новейших двигателей "Циклон-14" мы с финансовым директором "Амторга" ставим подписи на последнем листе документа, удовлетворённый коммерческий директор "Райта" – свою и я с примкнувшим ко мне Швецовым отправляемся на автобусную экскурсию по заводу, любезно предложенную руководством. Первая остановка у одноэтажного здания из белого кирпича со стеклянным фонарём тянущемся вдоль всей крыши длиной метров сто.

– Первое здание нашего завода, – гордо провозглашает экскурсовод, толкая полупрозрачную дверь. – сейчас полностью занято инженерной службой. Огромное жарко натопленное производственное помещение, разделённое двумя бесконечными рядами колонн, заставлено кульманами, за которыми трудятся в основном молодые люди в белых рубашках (пиджаки на спинках стульев), перечёркнутых на спине резиновыми подтяжками, с одинаково засученными выше локтя рукавами.

– Конструктора… – Швецов подавляет тяжёлый вдох.

Идём по узкому проходу, тишина, никто на нас не обращает внимания.

"Сколько же их тут? Сто? Двести"?

За высокой перегородкой сидят технологи: вместо кульманов ряды письменных столов, заваленных ворохом бумаг, мужчины все в пиджаках, довольно много молодых женщин, стоит непрерывный гул от множества голосов.

– Наш авиадвигатель состоит из более чем десяти тысяч частей, которые участвуют в нескольких сотен тысяч технологических операциях…

"Здесь куётся их превосходство в воздухе"…

После долгой поездки в фордовском автобусе попадаем в литейный цех, здесь льют блоки цилиндров из алюминиевого сплава. Вначале попадаем на участок, где десятки высоких мускулистых рабочих готовят литейные формы: в большие деревянные ящики с жёлтым мелким песком на дне устанавливаются металлические формы, в точности повторяющие ребристые обводы охладителей. Их сильные руки энергичными, резкими движениями начинают забивать липкий песок во все извивы рогатой формы, затем засыпают ящик песком доверху и, взяв в руки деревянные колотушки, начинают его утрамбовывать под неусыпным взором прохаживающегося позади мастера.

На следующем участке идёт разливка жидкого металла по формам, дальше чистка и шлифовка. После каждой операции специальные контроллёры делают десятки измерений. Огромные печи, одномоментно принимающие в своё чрево десятки заготовок, гигантские станки растачивающие, сверлящие, нарезающие зубья и ещё много чего. На наших глазах из алминиевых чушек и стальных заготовок рождалась мощная машина, заключающая в себе силу почти двух тысяч лощадей. На это можно смотреть бесконечно…

– А здесь мы тестируем наши двигатели. – Хрипит уставший экскурсовод.

С десяток одинаковых боксов: двое рабочих цепляют крюками крана двигатель прямо со сборочной линии и тянут его в такой отсек на стенд, подсоединяют линии с топливом, маслом, сжатым воздухом и электрическим кабелем, затем крепят винт и докладывают технику о готовности, сидящему за пультом управления.

"Что тут у нас"?

Множество стрелочных циферблатов, кнопок и рычажков, но, по сути, это всего лишь тахометр и ручка газа, выведенные от каждого стенда. Как-то большого ожидал… От рёва мотора закладывает уши поэтому спешу за нашим гидом прочь на воздух, несмотря на мощные вентиляторы в боксе ощутимо запахло гарью.