Накануне

– Это мне понятно, – согласно киваю головой, Костенко недоверчиво смотрит на меня. – поэтому мы в СКБ разработали электронную систему автоматического управления, но есть сложности с исполнительными двигателями: нужно сгладить переходные процессы.

– Позволите взглянуть? – Доцент явно заинтригован.

– Да, конечно, – берусь за телефонную трубку. – вас проводят к начальнику отдела, который занимается этим вопросом. А насчёт вашего брата, буду разбираться и, как встретите, передавайте привет от меня Алексею Николаевичу. Он в своё время меня поддержал в одном начинании.

"Надо посмотреть на него в деле, если подойдёт, то будем переводить в НИИ-20".

– Остановитесь! – Из приёмной раздался скрипучий голос "грымзы" и послышалась какая-то возня. – Товарищ Чаганов занят!

– Он меня ждёт!

– Мне об этом ничего…

Распахиваю дверь в "предбанник", взгляд упирается в костлявую спину моего секретаря, и без остановки скользит на точёную Олину фигурку, застывшую напротив соперницы.

– В чём дело? – Сурово сдвигаю брови.

– Она… – хором начинают женщины.

За столкновением, широко раскрыв глаза и рты, с восторгом наблюдают два последних посетителя, толкая друг друга локтями.

– Молчать! – Поднимаю руку. – Товарищ Бланк, на сегодня приём посетителей закончен. (Громко клацнули челюсти посетителей, по виду кляузников). Товарищ Мальцева, проводите меня.

– Из секретариата Берии… – В коридоре Оля пристраивается ко мне сбоку. – эта мегера меня ещё неделю назад на выходе из его кабинета чуть не испепелила своим взглядом.

– Не приставал? – Делаю участливое лицо.

– А она к тебе? – Парирует подруга.

– Пока нет, – делаю серьёзное лицо. – но я начеку, стараюсь один на один с ней не оставаться… А он?

– Некогда ему глупостями заниматься, – фыркает Оля. – операцию разрабатывает.

– Нашу?

– Угу, – кивает она. – меня уже два раза вызывал: уточнял детали по лекарству и об Орловой с Александровым.

– Непонятно, почему сам? Не доверяет никому в ИНО? По разведывательной работе истосковался? – Поворачиваю голову к Оле.

– Скорее привык сам во всё вникать, ну и готовится к докладу наверху…

– Архангельский здесь? – Останавливаюсь у вакуумной лаборатории в хозяйстве Авдеева. – Отлично. У тебя время есть?

– Есть. Медведь на месте, не могу там находиться. Перегаром разит. Сказал бы ты Сергею Мироновичу…

"Да, надо бы, пропадает человек".

– … У тебя что-то интересное?

– Научный прорыв сквозь десятилетия, – поднимаю палец к верху. – мирового значения! Пошли.

– Ну что, всё готово? – Всегда пропускаю женщину вперёд, чтобы лучше рассмотреть её фигуру.

В нашу сторону поворачиваются трое пожилых мужчин в синих халатах и Олег Лосев – в белом.

– Знакомьтесь, товарищи, моя коллега – Мальцева Аня. А это – профессор ВЭИ Вячеслав Иванович Архангельский, профессор Иван Иванович Сидорин, технический директор ВИАМа, ну а нашего нового сотрудника, инженера Бориса Тимофеевича Коломийца, и кандидата наук Лосева, ты знаешь…

"Да-да, Коломиец всё-таки перешёл от Иоффе ко мне, а Ощепков с Любой наоборот, сбежали в Ленинград. Жаль".

Всего за месяц смонтировал на новом месте узлы и агрегаты сканирующего электронного микроскопа. Основные части были к тому времени уже готовы: вакуумные насосы, высоковольтные источники питания, вольфрамовый катод, отклоняющие катушки – всё почти так же как и в микроскопе Зворыкина, к которому он придёт через пять лет. Не хватало главного – рабочего детектора вторичных электронов, того, что учёные смогли создать лишь в 60-х, хотя в нём нет ничего нового: клетка Фарадея, люминисцентный экран, высоковольтный источник и фотоэлектронный умножитель. Всё это хорошо известно и сейчас, даже ФЭУ. Вот почему здесь сейчас Архангельский, которому я помог два года назад с усовершенствованием фотокатода, теперь он делится своими наработками с нами.

"Как работает сканирующий микроскоп? Всё просто: электроны, эмитированные подогретым вольфрамовым катодом разгоняются высоким напряжением в вакууме (чем выше это напряжение, тем более мелкие детали образца удастся рассмотреть), фокусируются диафрагмами и магнитным полем катушек так, чтобы на исследуемый образец падал их узкий пучок. Часть электронов выбивает из образца вторичные электроны, другая – отражается на нём и остальная – вызывает рентгеновское излучение (обложили нижнюю часть колонны свинцом). Все эти три эффекта можно использовать для формирования изображения, но на сегодня у нас готов только первый детектор, который собирает выбитые электроны на пластине-сцинтилляторе, фотоэлектронный умножитель многократно усиливает свет слабых вспышек, образуя изображение поверхности образца. Да ещё забыл, чтобы узкий электронный луч освещал как можно большую площадь, отклоняющая система работает как в телевизоре, заставляя его бегать по образцу слева – направо и сверху – вниз".

Мужчины быстро кивают и снова поворачиваются к установке, занимающей половину большой комнаты и отгороженной от нас красной лентой с, висящей на ней, табличкой: "Высокой напряжение". Коломиец щёлкает массивным тумблером и к монотонному стуку вакуумного насоса добавляется едва слышное змеиное шипение – включилось высоковольтное напряжение и накал катода. Собравшиеся теснее сгрудились возле Коломийца, который один смотрит в окуляр ФЭУ, хотя мы уж с ним вдвоём за последние пару дней насмотрелись в него, пока налаживали установку, досыта. "Всё правильно нужно проверить сначала всё самому, "профессорский эффект" ещё никто не отменял"… Лосев трогает за рукав Борю, ему не терпится увидеть как выглядит поверхность его германиевой пластины после шлифовки и травления.

"Он заметил зелёный отблеск в глазу Коломийца – следовательно уже что-то можно увидеть".

– Вот, товарищи, – нарочно растягивает слова инженер. – сейчас вы увидете поверхность германия с недостижимым до настоящего времени разрешением, приблизительно 40 миллимикрон! Заметьте, что наилучшие оптические микроскопы на данный момент имеют в десять раз худшее разрешение, несмотря на то, что теоретически…

Лосев плечом бесцеремонно оттирает Коломийца от окуляра и зачарованно замирает с лицом ребёнка, впервые заглянувшего в калейдоскоп.

– Прошу вас, Олег Владимирович. – Довольно смеётся инженер.

– Офигеть! – Лосев очень восприимчив ко всяким словам-паразитам, пущенным мною в оборот. – Изображение-то, как объёмное, царапины хорошо видны.

– Ну-ка, голубчик, позвольте… – Лосева постигает участь Коломийца, окуляром завладевает Сидорин.

За пять минут трое учёных трижды меняют друг друга у микоскопа, не подпустив к нему нас с Олей.

– Это ж какое увеличение он даёт? – Интересуется у меня Архангельский.

– Восемь тысяч раз…

– Потрясающе, – замечает Сидорин, обращаясь к инженеру. – а скажите, голубчик, рельефное изображение это, конечно, хорошо, но вот, скажем, разные химические элементы можно будет визуально различать?

Коломиец бросает на меня вопросительный взгляд, я в ответ коротко киваю: от профессора в этой части у меня секретов нет.

– Да это возможно, Иван Иванович, только с другим детектором, на отражённых электронах. Надеемся закончить его к концу года.

– Разрешите и мне взглянуть. – Просит Оля.

Учёные галантно расступаются, освобождая проход к окуляру, который установлен слишком высоко: девушка тянется к нему и грациозно, как балерина, привстаёт на носках. В этот момент где-то поблизости раздаётся хлопок и их угла комнаты показывается синий дымок. На автомате быстро срываюсь с места, в два шага подлетаю к щиту электропитания и дергаю вниз общий рубильник. В полной тишине комната наполняется едким дымом. Коломиец уже в противогазе с огнетушителем в руках, сорванным с лабораторного щита, спешит к очагу, остальные вылетают в коридор.

"Противопожарная подготовка у меня в СКБ на высоте… Что это? Пробой высоковольтного конденсатора или кабеля"?