Страница 114 из 186
XXXVIII. Умный совет дороже верёвки
В Арылахскую школу приехал заведующий районным отделом народного образования Кирилл Сантаевич Платонов.
Со здоровьем у старика было худо, все знали, что из райцентра он выезжает лишь при крайней необходимости, и если появился где в школе, одно это уже много значило.
Воротник рубашки подпирал щёки Платонова, он был похож на бульдога. Первое впечатление: развалина, ему бы уже в лучший мир готовиться или на пенсионный покой. Однако тот, кто подумает о завроно так, очень и очень ошибётся. Ни болезнь, ни малоподвижность не мешали Платонову быть хозяином строгим и уверенно держать в узде учителей района. Мало выезжал, да видел любого насквозь.
Грубоватая прямота его — Платонов мог и прикрикнуть, и оборвать на полуслове, — не означала жёсткости характера. Не этого побаивались, а его проницательности. Какой-нибудь директор школы живёт от райцентра за тридевять земель, не видится с Платоновым по полгода, а Платонов будто вчера с ним чай пил… И боялись, и уважали: старый человек зря свой хлеб не ест, с ним действительно можно было всерьёз поговорить о деле. Прямота вместе с таинственным «всезнайством» создавали заведующему репутацию хозяина, который знает, что делает.
Возле Платонова хоть плачь, хоть танцуй осохай , а будет так, как он сказал. Разревётся иная учительница — успокоит, сам слёзы вытрет. Но у двери всё-таки скажет на прощание: «Вот мы, значит, и решили, дорогая моя…» И всё тут.
После такого предуведомления легко понять, как необычен был в его практике случай с Аласовым. Пусть смутьяна и отлучили от учительства, но зловредные семена, им посеянные…
Взгляд хозяина просвечивал каждого из входящих, и никто не оставался спокойным под этим взглядом, даже отважного воина Нахова и того пронял. Василий Егорович невольно поёжился, увидев в учительской тучную фигуру Платонова. Но такой уж был характер у него: устал — прибавь ещё нагрузочки, оробел — лезь на рожон! Гремя протезом, Нахов пересёк комнату, уселся прямо напротив Платонова, откинув ногу и взгромоздив перед собой массивный портфель.
— Заседаем — воду льём? — спросил он громко.
Платонов покосился на него.
Нахов умостился, передохнул и тут увидел под рукой у завроно некогда сочинённое им письмо — то самое, которое было подписано товарищами и заказной почтой от правлено в министерство. Они ждут ответа из министерства, а письмо, оказывается, у Платонова!
Третьего дня Нахов пошёл к Аласову домой, застал его лежащим на кровати, ноги кверху. Читает толстенный том какого-то английского историка о второй мировой войне.
«Ты только послушай, Василий Егорович, какие петли нижет почтенный фальсификатор!..»
«На кой чёрт мне твой фальсификатор! Из здешних бы петель выбраться. Ты что же, Сергей Эргисович? Лежишь преспокойненько, будто не тебя вытурили взашей из школы! Там коллектив бурлит, а ты?»
«И я бурлю. Только что мне делать-то? С топором за Пестряковым гоняться?»
«Не валяй дурака! Знаешь, что обязан делать — ехать в райком, в Якутск. В Москву, наконец».
«Не имею права через голову. Приедет с партконференции Аржаков, вынесут моё персональное дело на бюро, а уж потом, в зависимости от принятого решения… Пока нет Аржакова, остаётся фальсификатора читать. Не волнуйся, Василий Егорович, не всё так уж чёрно. Хоть и уволен, а занятия по истории веду без всякой зарплаты».
Тут Нахов и вовсе рассердился:
«Не хотите ли вы, Сергей Эргисович, пококетничать? Вот я какой святой! Могу и бесплатно учить! Ребята ждут, когда же правда восторжествует. А может, правды-то и нет вовсе? А вам, вижу, плевать на эти ожидания».
Аласов построжал, — видимо, проняла его критика:
«Всё верно, Василий Егорович. Мои шуточки — не от хорошей жизни. Завтра же отправлюсь в район».
— Не пора ли начинать? — завуч постучал по графину. — Пожалуйста, Кирилл Сантаевич.
Платонов трудно, с астматическим свистом дыша, придвинул к себе бумаги.
— Приехал я к вам не мораль читать и не разбирательство вести. Для этого у меня Логлоров есть. Я к вам по-товарищески, поговорить хочу, посоветоваться. Умный совет в дороге верёвки дороже…
Часто делая паузы, он заговорил о том, что Арылахская школа в республике — флагман педагогического дела. Но красивое яблочко изнутри оказалось червиво!
Нахов поискал глазами Кубарова: как бы директора от такого сравнения удар не хватил! Но Фёдор Баглаевич сидел с безучастным лицом. Сидел он на краешке стула, стопку книг на коленях держал: представься случай, и тут же улизнёт.
Между тем Платонов перешёл к существу, заговорил о мотивах, вызвавших приказ по роно относительно Аласова.
— Приказ-то мы слыхали, а понять его по сей день не в силах! — кинул реплику Нахов.
Теперь Платонов обратил на него внимание. Замолчал, исподлобья добрую минуту созерцал физиономию возмутителя.
— Да, товарищ Нахов, именно вы-то и не поняли ничего, — сказал наконец завроно, за уголок приподнял письмо, заглянул в конец и, будто впервые, с недоумением перечитал подписи: — Нахов, Халыев, Унарова, Сектяев, Пестрякова. Н-да… Товарищи на товарищей… Даже трудно сказать: кого в нашем обществе может порадовать такое ледовое побоище — между своими же…
— Если так рассуждать… — Сектяев с досадой махнул рукой и отвернулся.
— С высоты взгляд! — поддержал его Нахов. — Глобальный, так сказать… Очень выигрышная позиция: изрекает истины, и никаких доказательств.
Платонов очень спокойно выслушал Нахова: склонил седую голову набок, пожевал губами.
— Есть тут подпись и Степаниды Хастаевой. Она тоже записалась в критики. Есть ещё Кустурова… Саргылана Тарасовна, так, кажется? Вам, Саргылана Тарасовна, я одно бы сказал: начинать педагогическую карьеру с писания доносов… Плохо у меня укладывается в голове: кляузник и педагог…
Платонов помолчал, выпил воды, опять стал листать письмо, но потом, словно отряхивая руки, бросил листки в общую папку.
— Минуя инстанции, сразу подавай им министра! Но мы хоть и малые власти, а ещё не упразднены. И мы своим, пусть малым, но всё-таки авторитетом хотим внушить: пожалейте школьников. Подписывая это бесстыдство, ответили ли вы сами себе — чего хотите? Развала школы или её укрепления? Хотите провалить работу в самую ответственную пору? Давайте подумаем обо всём этом сообща, хочу вас послушать.