Страница 2 из 10
– Здравствуйте, Николай Филиппович!
– У меня к Вам, как к старосте группы, есть очень ответственное и важное поручение, – загадочно произнёс он на весь коридор, так, чтобы слышали все те, кто спешил мимо нас на лекции, и добавил тут же, чуть понизив голос, – Пройдёмте в кабинет, – приобняв меня за плечи, он увлёк меня за собой на кафедру.
Войдя в кабинет, декан усадил меня за стол для совещаний, а сам сел напротив. Вмиг его тон из любезно-доброжелательного стал требовательным и сухим:
– Ты подумала над моим предложением? – жёстко спросил он.
– Да! – с готовностью ответила я, – Извините, но я не могу, – твёрдо ответила я, открыто глядя ему в глаза. Он тут же вскочил со стула:
– Ты не понимаешь, от чего ты отказываешься! – твердой рукой декан с размаха ударил по столу, – Такой шанс выпадает один раз в жизни! И я его дал именно тебе! – он нервно заходил по кабинету, распаляясь и всё повышая голос, – Ты что же, собираешься всю свою жизнь учить сопливых детей и проверять их тетрадки?! Я же предлагаю тебе нормальную, обеспеченную жизнь! Занявшись этим бизнесом, ты уже через год сможешь купить себе отдельную квартиру, и не будешь нуждаться вообще ни в чём! – декан смотрел на меня как на больную. Всем своим видом давая понять, что адекватные и думающие девушки не могут не понимать всей выгоды его предложения.
– А почему Вы сами не хотите этим заняться, раз там такие шикарные перспективы? – задала я свой каверзный вопрос, приготовленный заранее и ждавший своего часа.
– В ОБЭП сразу возникнут вопросы, откуда у обычного декана деньги на перегонку автомобилей из Японии. А ты можешь получать половину этих денег, поверь мне: суммы немаленькие! – подойдя сзади и положив руки мне на плечи, декан начал поглаживать их, – Ну и ещё некоторые услуги, которые ты оказывала бы лично мне, мимо кассы, так сказать, – коротко хохотнул он, сладострастно поглядывая на моё тело.
От его прикосновений меня всю передёрнуло: его руки были по-старчески сухими и жёсткими, что чувствовалось даже через ткань блузки.
– Простите ещё раз, но я не могу, – снова повторила я, вставая и сбрасывая его руки со своих плеч.
– Ну что же, можешь идти. Ты свободна, – сухо произнёс он, метнув в мою сторону колючий жёсткий взгляд, – я думаю, не стоит тебе говорить – о нашем с тобою разговоре распространяться не нужно.
– Да, я всё поняла, – проговорила я, и вышла из кабинета, закрыв за собой дверь.
Выйдя в коридор, я увидела Ленку. Сидя на подоконнике, она словно ждала меня, весело болтая в воздухе ногами:
– Привет! – улыбнулась она мне, махнув рукой и спрыгивая с подоконника, – девчонки сказали, этот паук снова утащил тебя к себе? – её глаза светились смехом: всей кафедре давно было известно о «неформальных» отношениях с молоденькими студентками. Правда, в моём случае были не так прозрачны мотивы: я и без «волосатой лапы» успешно закрывала сессии.
– Привет! Ага. Надеюсь, что уже в последний раз, – подходя к ней и закидывая ремень своей сумки на плечо.
– Что он от тебя хочет-то? – понизив голос и поймав меня за локоть, горячо зашептала Ленка.
– Ой, Лен! Не хочу я об этом говорить. Пошли, уже скоро пары начнутся! – я высвободила свою руку и шагнула в направлении лекционного зала.
– А ты принесла?.. – многозначительно кивнула она мне, не проговаривая, что именно.
– Конечно! Позже отдам, – улыбнулась я ей. И мы вместе побежали в аудиторию.
Ленка спрашивала о косметике: её привозили «челноки» на маленький спонтанный рыночек недалеко от оптовки, на самом рассвете, и приходилось жертвовать воскресным законным отсыпным утром, чтобы достать вожделенные коробочки с тенями и румянами. Эта торговля была «вне закона», продавцы то и дело воровато оглядывались, а мы, моднявки, хватали драгоценные коробочки и прятали их в сумках, карманах, плащах – и торопливо убегали прочь в предрассветных сумерках. Не раз на такие импровизированные рынки налетал наряд милиции, но мне каждый раз удавалось исчезнуть раньше, чем люди в форме начинали облаву. Конечно, это в разы повышало стоимость добытого товара, но девчонки хватали импортную косметику, не особо торгуясь в цене, и кое-какие рубли сверху становились приличным дополнением к моим карманным деньгам и повышенной стипендии за отличную учёбу.
Сегодня было всего две пары по расписанию, несмотря на понедельник: конец семестра, конец года, последние недели перед выпуском – пары обычно были посвящены консультациям по диплому и гос.экзаменам, да последним встречам с преподавателями для должников. Можно было бы и не приходить, но привычка брала своё: раз в расписании стоят пары – надо явиться в университет.
Вернувшись домой, я застала всё ту же недовольную мать, но уже в зале перед телевизором.
– Я вернулась, – бросила я в проём двери и пошла в свою комнату. Она тут же вскочила с кресла и ринулась за мной:
– Могла бы и не возвращаться! – дыхнула она на меня с порога свежим запахом алкоголя, – Пока живёшь в МОЁМ доме – делай, что Я тебе скажу! Снимай сейчас же свои проститутские юбки-блузки и носи уже нормальную одежду! – подогретым алкоголем яростным голосом выдала мне мать.
– Мам, тебя раздражает моя одежда или я сама? – пока ещё спокойно спросила я, повернувшись к ней: уже немолодая, заметно потрёпанная жизнью, волосы собраны в куцый хвост на затылке… М-да. Ну что, что нашёл в ней отчим?! Когда-то стройная фигура сейчас иссохлась, корявые руки с тонкими пальцами торчат из коротких рукавов домашнего халата. Миловидное лицо искажено яростью и так и брызжет злобой. К кому?! К родной дочери! Откуда эта ненависть вообще взялась?!.
– Делай, что я говорю, или выметайся отсюда! – завопила мать в ответ.
Бросив сумку на кровать, я удивлённо на неё посмотрела:
– Мам, ты понимаешь, что говоришь? – не веря в реальность происходящего, спросила я. Впервые во время подобных сцен мать позволила себе такие слова в мой адрес.
– Да, понимаю! – выкрикнула мать, в запале гордо вскинув голову и смотря на меня сверху вниз. Это оказалось последней каплей.
Достав из-под кровати старую спортивную сумку, я стала скидывать в неё свои вещи, дрожащими от переполнявших меня эмоций и чувств руками.
– Если ты сейчас уйдёшь – можешь больше никогда не возвращаться! – внезапно добавила мать, торжествуя победу. Над кем?! Над собственной дочерью?! Я отказывалась в это верить, но продолжала упорно складывать вещи.
– Мам, ответь мне только на один вопрос: за что ты меня так ненавидишь? – я замерла посреди комнаты, выпрямившись и посмотрев ей в глаза, держа летнюю куртку в руках.
– Ты мне всю жизнь сломала! – завизжала мать, – Из-за тебя ушёл от меня твой отец! – я перевела дыхание:
– А ты никогда не думала, что дело не во мне, а в тебе самой? – глядя ей в глаза, спокойно проговорила я, пытаясь унять клокотавшие эмоции внутри себя.
– Уходи! – она показала рукой мне на дверь и замерла на пороге комнаты в позе оскорблённой невинности.
Швырнув куртку в сумку, я встала на стул и достала с верхней полки жестяную коробочку со своими сбережениями, – копила на шубу к зиме – бросила её туда же в сумку, дёрнула молнию и, подцепив сумку с тетрадками, вышла из дома.
Дойдя до автобусной остановки, я уже точно знала, где буду жить: села на «двойку» – маршрут до Ленкиного дома. Она была моей единственной близкой подругой, и к тому же она жила одна, снимая комнату в коммуналке: родители жили в районе, и каждый день ездить на перекладных было не рационально. Так что с первого курса Ленка обладала своим собственным, отдельным жильём, где мы собирались на свои девичники, а порой беззастенчиво пользовались Ленкиным радушием и уединялись в её коммуналке со своими ухажёрами. Понятное дело – компенсируя её «прогулки на свежем воздухе» приятными мелочами типа шоколадки к чаю.
Увидев меня с сумкой через плечо, Ленка молча распахнула передо мной дверь в комнату и приглашающим жестом повела рукой – «проходи, мол!»:
– Решилась, подруга? – кивнула она в сторону моей спортивки, брошенной у входа.