Страница 1 из 10
Наталья Тройнова
Моя жизнь – путь к тебе
Пролог
Яркая вспышка молнии ненадолго осветила полупустую комнату. У окна стоял едва различимый силуэт женщины. Облегающее платье до пят подчёркивало её идеальную фигуру. Облокотившись руками на подоконник, она смотрела в темноту, словно пытаясь разглядеть там, сквозь плотные струи дождя, что-то очень важное для себя.
В одной руке была зажата сигарета. Забытая и уже полностью истлевшая. Каким-то образом столбик пепла всё ещё держался на самом основании сигареты.
Ей всегда нравился дождь. Особенно – летняя гроза. Сполохи молний. Раскаты грома. Это неудержимое буйство стихии. В этом буйстве женщина часто видела саму себя. Но сейчас, вместо восхищения любимой грозой, в её глазах была боль. По щекам струились слёзы, крупными каплями падая на грудь.
– Мааам… – внезапно раздалось у неё за спиной, – Что ты тут делаешь? И почему – в темноте?
– Юль, не включай, пожалуйста, свет, – немного охрипшим голосом проговорила женщина, даже не оборачиваясь на голос. К ней подошла ещё одна тень. Почти такого же роста, но более крупного телосложения. В тринадцать лет дочка была гораздо мощнее, чем её хрупкая мать: пять лет занятий единоборствами давали о себе знать.
Девочка подошла вплотную к женщине:
– Мам, ты что здесь делаешь? – в голосе явно послышались тревожные нотки.
– Юль, я просто хочу побыть одна, – устало проговорила женщина, не отводя взгляда от окна и темноты.
– Мы будем ужинать? – спросила девочка, глядя в спину матери.
– Да, конечно: я скоро приду. Ещё немного, ладно? – повернувшись, наконец, к дочери, проговорила женщина в ответ чуть дрогнувшим голосом.
– Мам, что случилось? – немного нервно спросила девочка, внимательно посмотрев в лицо женщины. Заметив дорожки от слёз на щеках матери, удивлённо спросила, – Ты плачешь?!
Женщина отвернулась к окну и снова проговорила:
– Я хочу просто побыть одна. Оставь меня, пожалуйста! – отстранившись от дочери, она заметно напрягла спину и впилась пальцами в подоконник, чуть наклонившись вперёд и уткнувшись лбом в холодное стекло.
Девочка осталась стоять рядом, положив руки на подоконник и глядя в темноту за окном:
– Мам, это – из-за Него, да? Ты не плакала, даже когда вы разводились с папой! Что в Нём такого особенного? – пытаясь разобраться в причине материнской боли, горячо спросила девочка.
Женщина повернулась к ней, нежно проведя тонкими длинными пальцами с идеальным маникюром по её щеке:
– Девочка моя, когда ты повзрослеешь, я надеюсь, что ты поймёшь меня. Поймёшь, и не осудишь за те поступки, которые я совершила… Но сейчас, даже если я тебе всё расскажу, ты просто не сможешь понять меня… Слишком рано, – тяжело вздохнула женщина, снова отворачиваясь к окну и устремляя взгляд в темноту.
– Мам, ну не приехал он в эти выходные – так обязательно приедет в следующие! Чего так убиваться-то? – не сдавалась девочка, по-детски не понимая глубины переживаний женщины.
–Юль, давай потом, а? – попросила та, едва сдерживая вновь нахлынувшие слёзы, – Конечно, приедет, – уже шёпотом проговорила женщина.
Девочка развернулась и уверенным шагом вышла из комнаты, оставив женщину наедине с собой.
Тыльной стороной ладони вытерев слёзы, женщина уже твёрдым и уверенным голосом проговорила вслух, словно убеждая саму себя:
– Он обязательно приедет.
Бросив потухший остаток сигареты в пепельницу, стоящую на подоконнике, её рука невольно потянулась к пачке за новой сигаретой. Лёгкий щелчок зажигалки, и комната осветилась на какое-то мгновение призрачным огоньком.
Женщина задумчиво затянулась, отрешённо глядя в темноту за окном, и снова вспомнила о нём. Уже три месяца прошло с их первой встречи. А её так и не покидало до сих пор чувство, что это – тот самый, единственный, созданный лишь для неё человек. Её мужчина.
И пусть порой кажется, что настоящих мужчин уже нет. Это – не так.
***
– Люська! – послышался из кухни резкий окрик матери.
«Ну вот… Не успела!» – тут же пронеслась мысль в голове, заставив руки бессильно сжаться в кулаки. Вслед за голосом в коридоре появилась сама мать, на ходу вытирая мокрые руки кухонным полотенцем:
– Ты опять за своё? – уперев руки в бока, начала она, – Как тебя ещё из института-то не выгнали?! – зло кинула она мне в лицо.
– Наверное, потому что я хорошо учусь, – негромко произнесла я, набрав в лёгкие побольше воздуха и внутреннее сжимаясь, чтобы не сорваться на крик в ответ.
– Ой! Да ты в зеркало-то на себя посмотри! – с издёвкой завела свою старую песню мать, – Ты ж на студентку-то и не похожа ни грамма! Проститутка вылитая, вот кто ты! – победно заключила она, презрительно сжимая тонкие губы.
– Мам, ну что ты такое говоришь?! – недоумённо пожала я плечами, посмотрев в зеркало оценивающим взглядом: высокая. Стройная. Черная прямая юбка чуть выше колен – но ведь лето же! Жара! Голубая блузка из такой плотной ткани, что даже не видно бюстгальтера. Чёрные волосы свободно лежат полукругом по плечам. Косметики столько, что даже и не видно: чуть подкрашены ресницы, матовая помада – нежно-бежевый цвет, и даже ни румян, ни теней не положила сегодня. И босоножки – не вызывающие «шпильки» как у многих наших выпускниц, а всего-то пять несчастных сантиметров. И чего мать снова взъелась, не понимаю…
– Мам, это вполне приличный наряд, – попыталась я выйти на диалог, – Ты просто не видела, как одеваются наши девчонки… – но она не дала договорить, перебивая меня:
– Мне плевать на остальных девчонок! Разве ТАК я тебя воспитывала?! – это было зря. Это было – самое больное. Не выдержав, я резко обернулась и уставилась на мать в упор:
– А как ты меня воспитывала? – заговорила я, тихо и со злостью четко проговаривая слова, – Оставив до пяти лет в деревне у бабки, потому что нужно было «устраивать личную жизнь», а тут я под ногами?! Так ты воспитывала меня, что я бабушку мамой называла?! – последние слова я уже выкрикнула, не сдержавшись: настолько сильны были эмоции и чувства. Давно пережитые, но всё ещё не отпускавшие меня.
– Ты ничего не понимаешь! – в сердцах бросила мать, заметно сдавая позиции, – В тебе говорят детские обиды! – резко развернувшись, она ушла обратно на кухню. Вскоре оттуда раздался грохот переставляемых кастрюль и нервное ворчание матери.
Громко выдохнув, я снова повернулась к зеркалу и, поправив лямку сумки, взяла с полки ключи и вышла в подъезд, прикрыв за собой аккуратно дверь.
В голове роились ставшие привычными уже мысли: «Ещё немного. Ещё чуть-чуть. Я получу этот грёбаный диплом и смогу свалить наконец-то из этой квартиры, из этой семьи и вообще из этого города! Уеду хоть в деревню: дипломированным учителям там всегда рады, так что – не пропаду! И вообще – чем орать на дочку – лучше спросила бы, как дела в институте! Но ей на это глубоко плевать. И на меня, и на мой красный диплом, который мне светит. Так что скучать не будет. Да и я особо не заскучаю. Единственный, по кому и буду скучать – так это по отчиму. Он – настоящий человек. Человек и мужчина. Он знает обо мне гораздо больше, чем моя родная мать. Иногда я сама поражаюсь, как он может с ней жить. Видимо, действительно любит, раз может терпеть такую стерву…»
Размышлений хватило ровно на дорогу до института: благо ходила до него пешком. Кафедра моего факультета и основные лекции были в ближайшем к моему дому корпусе. А сейчас, в последний год обучения, и вовсе все дела крутились вокруг кафедры. Все консультации, сдачи-пересдачи, встречи с преподавателями проходили в «родной» аудитории рядом с кафедрой.
Едва войдя в здание института, наткнулась на декана своего факультета:
– О, Людмила! Вы-то как раз мне и нужны! – расплываясь в доброжелательной улыбке «а-ля милый друг» и раскидывая приветственно руки мне навстречу, пробасил он, подходя вплотную ко мне.
«Вот же надоел, старый козёл!» – подумала брезгливо я, с ярым желанием послать его подальше, но вместо этого мило улыбнулась и проговорила: